Слепые по Брейгелю

— Луша! Луша! Ко мне! — снова прилетел на детскую площадку усталый мужской голос.

— Иди, хозяин зовет… Если ты не придешь, он сердиться станет! — попробовала она увещевать собаку, но та лишь наклонила голову набок и поскулила коротко, вывалив наружу язык. Переступив лапами, снова сделала навстречу ей короткий шажок и уселась на траву, преданно глядя в глаза.

— Вот, здрасте, приехали. Ты чего, Луша, совсем ополоумела? Не буду я с тобой дружить, не нужна ты мне вовсе… Иди, иди отсюда.

Обернулась на шорох шагов по мокрой траве — за липовыми ветками мелькнул чей-то силуэт.

— Ну? И чего ты к человеку пристала? Что у тебя за манера такая взялась в последнее время, а? Эх ты, Луша… — Из-за дерева вышел высокий худой мужчина.

Подойдя поближе, спросил тем же тоном, каким только что разговаривал с собакой:

— Она не напугала вас, нет? Вообще-то она не кусается. Ни разу в жизни никого не укусила. Но напугать может, конечно. Видите, какая с виду зверюга.

— Это лабрадор, да? Вообще-то я в породах не разбираюсь…

— Ну, может, папаня и был у нее лабрадор, кто знает. Или маманя. Нам ее щеночком подкинули, давно это было. А вы в этом доме живете, да?

— В этом.

— А в каком подъезде?

— В первом.

— О! Что ж, соседи, значит! А на каком вы этаже?

— На втором.

— А я на первом этаже недавно поселился, в третьей квартире.

— А… Так вы что, у Никитиных квартиру купили? Однушку, да?

— Нет, не купил. Снял просто. Мы со Славой Никитиным когда-то вместе на флоте служили… А теперь он мне удружил, в пустую квартиру пожить пустил. Вместе с Лушей. Ненадолго.

Она вдруг вспомнила его. Именно в этот момент и вспомнила, когда он произнес это свое «ненадолго». Может, оттого, что слишком уж грустно произнес, безысходно как-то. Подняла голову, глянула ему в лицо. Точно, он. Тот самый, с которым давеча глазами в окне встретилась. Да, он с собакой был.

— По-моему, Луша вас полюбила! — улыбнувшись, наклонился мужчина к собачьей морде. — Смотрите, как в глаза заглядывает! Она у меня девушка такая, немного легкомысленная. Если уж влюбится в кого — все, пиши пропало. Придется вам ее изредка косточкой угощать. По-соседски. Не побрезгуете?

— Да нет, отчего же. А откуда такое странное имя взялось — Луша? Оно ведь человеческое, не собачье, если я не ошибаюсь? Даже где-то в классике было, на слуху… Кажется, у Шолохова?

— Ну, так получилось, что же делать. Надеюсь, Шолохов нас простит, если ненароком сплагиатили. Конечно, в детстве и в девичестве ее по-другому звали, довольно экстравагантно — Лулу… Но согласитесь, для старушки звучит слишком нескромно. Даже, я бы сказал, неуважительно к возрасту. Вот она и стала — Лушей. Почти без претензий, простенько и со вкусом.

— А она что, очень старая?

— По собачьим годам, в общем, да. Но выглядит хорошо, молодо. Как ей это удается — не знаю. Наверное, решила своей собачьей обманчивой молодостью старуху с косой обмануть.

— Какую старуху?

— Ту самую, которая за всеми в свое время приходит, и за людьми, и за собаками. Ее, сволочь такую, не просят, а она все равно приходит. А впрочем, что это я… Нашел о чем с соседкой говорить! Кстати, давайте знакомиться. Меня Павлом зовут, а вас как?

— Меня — Машей.

— Что ж, очень приятно. Хорошее имя, Маша.

— Тоже простенько и со вкусом, да? И к возрасту уважительно звучит?

— К чьему возрасту? К вашему?

Новый знакомый поднял брови, глянул на нее с интересом. А она вдруг испугалась — не дай бог, еще и за кокетство ее слова примет! Хотя, если уж честно, что это было с ее стороны? Кокетство и было! Пусть нечаянное, неосознанное, но кокетство! Глянь, мол, на меня, как я молодо выгляжу! Ведь правда? Мне ведь еще жить да жить в женщинах, а не в старухах? Да и вообще — жить? Рано ведь мне умирать, правда?

Вот уж воистину — женская природа неистребима в любых обстоятельствах. Требует подтверждения права на женскую жизнь любым способом, силой вырывая себе комплимент, пусть и у первого встречного! Да уж, сама от себя такого не ожидала. Теперь выходи из неловкого положения, как хочешь! Видишь, растерялся мужчина, не знает, как на твое нечаянное кокетство реагировать?

— Ну, мне пора… — опустив глаза она, неловко поднялась с качелей. — Холодно, замерзла под дождем. Еще и промокла вся. До свидания, Павел. Пока, Луша!

— Так и мы с Лушей уже нагулялись, собственно, — пошел рядом с ней Павел, пристраиваясь к быстрому шагу. Луша семенила сбоку, виляя хвостом.

— Маша, а вы каждый вечер так гуляете, да? В это же самое время?

— Нет. Только сегодня. Просто именно сегодня захотелось выйти под дождь.

— А без дождя, значит, уже никак?

— А почему вы спрашиваете, Павел?

— Так я ж объясняю — Луша в вас влюбилась. Она ж тосковать будет, я ее знаю. Ночей не спать.

— Ну уж…

— Да честное слово! Вы уж выходите завтра гулять, хорошо? Если даже дождя не будет. Луша, скажи Маше, чтобы завтра выходила гулять.

Луша заскулила, сделала попытку сунуться ей мордой в колени, а когда она испуганно шарахнулась, тявкнула обиженно, нервно присев на задние лапы.

— Ну, вот, пожалуйста… Что я говорил? Не надо ее обижать, она старенькая. И вы на нее тоже за любовь не обижайтесь. Любовь, она штука такая, объяснению не поддающаяся. А еще говорят — любовью оскорбить нельзя. Так что придется вам терпеть, Маша, ничего не поделаешь.

— Кого терпеть? — уточнила она зачем-то, старательно отводя глаза в сторону.

— Как это — кого? Лушу терпеть. А заодно и меня. Так идем завтра гулять, да?

Она лишь хмыкнула, не зная, что ответить. Хотелось бы тоже какой-нибудь шуткой, но ничего путного в голову не пришло. Да и все равно бы не успела — как раз до двери подъезда дошли. Лампочка под козырьком на миг ярко осветила лицо Павла.

Какое странное у него лицо. Изможденное будто. И в то же время очень красивое, одухотворенное, будто подсвеченное изнутри. Даже несмотря на то, что в глазах — боль неизбывная. Опять ее пронзила насквозь эта боль, как тогда, в окне.