Слева от солнца

Количество покупок продавщицу несколько удивило.

— Только торт засохший, — честно предупредила она.

— Зачем тогда продаете?

— А куда его девать? Мышам выбрасывать?

— Тогда скидочку! — нахально потребовал Генка.

— Это ты на рынке торгуйся, а здесь цены не я устанавливаю.

— Ладно, уговорили. А зачем столько водки? Здесь жителей меньше, чем у вас бутылок.

— Ты еще мне посоветуй! Торт-то берешь, нет?

— Беру, — решился Генка. — Если что, козе скормлю.

— Козе?

— Ага. Больно уж молоко у нее кислое. Попробуем подсластить…

Из лавки Генка вышел нагруженный продуктами и несколько озадаченный. Хмуро оглядевшись, замер на распутье. Распластав крылья стареньких крыш, деревенские избы калились под солнцем. Справа и слева вздымался лес, все так же шуршала крыльями мошкара. Шагать к старикам почему-то расхотелось. Это было странное чувство, но Генке, в самом деле, показалось, что Соболевку он изучил вдоль и поперек. Да и чего здесь было изучать? Дыра — она и есть дыра.

То есть когда-то, если верить рассказам бабушки Фени, в деревушке проживало приличное количество народу — сотен пять или шесть. Сейчас же не набралось бы и полусотни. Соответственно уменьшилось число подворий. Брошенные хозяевами дома с огородами, точно лишенные душ телесные оболочки, быстро приходили в упадок. Избы рассыпались и обращались в труху, сами собой тут и там возникали пожары. На пепелище буйно прорастала сорная трава, со скоростью бамбука поднимались к небу молодые березки.

Впрочем, кое-что для местного благоустройства здесь все-таки делалось. Взять те же дощечки вместо тротуаров, — кто-то ведь их укладывал! — по две в ширину, так, что и вдвоем разойтись было не просто. А может, делалось это с расчетом, чтоб не шлялись в темное время суток компаниями. Разве что в колонну по одному. Доски от мерного шага опасно раскачивались, в любую секунду норовя сбросить на обочину. Благо и лететь было куда, — у всех заборов густо клубилась крапива, падать в которую было, конечно, не очень здорово.

Склонившись, точно семафор, Генка заинтересовался пятнами на крапиве, но оказалось, это не пятна, а гусеницы — серо-голубые, с оранжевыми узорами по всему тельцу. Толстые и спокойные, они сотнями покрывали шипастые листья — то ли загорали на солнце, то ли переваривали кусачую листву.

— Ты чего это подглядываешь?

Генка выпрямился. За забором обнаружился двор, во дворе конура, а рядом дремлющий на цепи пес и конопатая рослая девчонка. С выгоревшими ресницами и бровями, она могла бы показаться смешной, если б не сердилась. Бросая в Генкину сторону бдительные взоры, аборигенка ловко выхватывала из стоящего на табурете таза белье, хлопком расправляла и забрасывала на веревку.

— Я не на тебя, — я на крапиву смотрю.

— Чего на нее смотреть?

— А чего на тебя смотреть? — Генка хмыкнул. — Я не жених, ты не невеста.

— Городской, что ли?

— Ага, сегодня приехал.

— На поезде?

— На самолете. Тут у вас гусениц полно, вот меня и послали. Из санэпидемстанции. Будем дустом выводить. А то всю крапиву сожрут, жалко.

— Ты чего… придуриваешься? — руки с бельем на секунду замерли, и Генка понял, что подловил девчонку. Пусть не надолго, но она повелась! А в следующий миг незнакомка смешливо фыркнула, белье вновь замелькало в ее руках.

— Клоун!

— Ты еще маленькая, не понимаешь.

— Чего понимать-то?

— А то, что от гусениц веснушки и родинки. У тебя есть веснушки? — Генка хотел было продолжить, но кто-то позвал девочку из избы, и, тряхнув мокрыми руками, она взбежала на крыльцо.

Генка подождал минуту-другую и лениво побрел дальше. Делать было нечего, и это странным образом нервировало.

Добравшись до бревенчатой завалинки, он присел на ближайший ствол. Примостив авоську на худых коленях, достал сотовый телефон, в очередной раз попытался набрать номер Стаса. Ничего не вышло, телефон молчал, как мертвый, — зона покрытия Соболевку не доставала. Растерянно Генка поскреб телефоном макушку.

Интересно, а смогут его достать шустряки из «Магнолии»? Наверняка ведь попробуют найти. И родителей тряхнут расспросами, и друзей с соседями. Как ни крути, а он ведь их с носом оставил! Обидел…

Генка огляделся. Нет, здесь этой публике его не достать. Ни коммерческими банками, ни машинами, ни супермаркетами в этой дыре не пахло. Мир, агрессивный и пестрый, азартный и шумный, остался где-то в ином неведомом измерении. Соболевка жила по своим особым законам, обладала своей гравитацией. Заброшенная планета, на которую каким-то чудом Генку завез обыкновенный поезд. Честно говоря, он и сам не знал — радоваться этому обстоятельству или нет.

* * *

Коренастая женщина неопределенных лет с загорелым лицом несла коромысло. Наблюдая за ее уверенной походкой, Генка даже усомнился — да полные ли у нее ведра.

— Здрасьте! — женщина улыбнулась.

— Здравствуйте, — Генка шагнул в сторону, уступая дорогу. Мимолетно нырнул взглядом в ведра. Воды там наблюдался полный комплект — по самый венчик. Что это такое, он отчасти уже представлял: перелил одно ведро в бабушкину бочку и чуть не надорвался. А потому отказывался теперь понимать, как они такое носят! К тому, что все встречные сельчане непременно с ним здоровались, Генка начинал уже привыкать. Более непривычным выглядело то, что руки здешних женщин были заняты чем угодно, но только не сотовыми телефонами, не сигаретами и не сияющими пивными банками.

Пройдясь несколько раз по коротеньким улочкам Соболевки, поглазев на ульи обруганного «Пашки», окольцевав бывшее здание конторы и водонапорную башню, Генка вновь ощутил прилив скуки. Карту крохотной деревушки он мог бы теперь нарисовать с закрытыми глазами, да и с половиной жителей успел, наверное, перездороваться. Одним словом: «вэни-види-вици»! Пришел, увидел, победил. Соболевка была освоена в один присест, иначе говоря — пережевана и проглочена способным акселератом.

Подумав так, Генка тотчас ощутил тоску. Разогнать ее можно было только очередным приключением, и, уточнив у случайного прохожего направление, парнишка двинулся к пруду.

На полпути, повстречав возившихся в придорожной пыли детей, Генка немного развеселился; чумазые недоросли занимались примерно тем же, чем занимаются малолетние горожане — а именно лепили куличи, копали канавы и возводили дома. Пыль, конечно, не песок, но при должном прилежании строить, оказывается, можно было и из нее.

Генка хотел пройти мимо, но одна из чумазых мордашек немедленно обратилась в его сторону.

— Ты городской, да?

— Он же из Туринска же приехал же! Все же уже знают!

— Эй, мальчик! Тебя как зовут?

Мальчик!.. Генка хмыкнул. Это спрашивал шпингалет лет пяти.

— Зови меня Карлсон, — он подмигнул шпингалету. — Тот, что живет на крыше.

Дети серьезно переглянулись.

— Ты, что ли, правда, живешь на крыше?

Генка серьезно кивнул, и карапуз, что сидел на обочине в одних трусах, испуганно открыл рот и заплакал.

Генка поправил на плече авоську и возобновил путь. Так или иначе, но кое-что полезное для себя он почерпнул. Чуть отойдя от малышей, парнишка скинул надоевшие сандалии, носки комом упихал в карман.