Слеза дьявола (др. перевод)

Он вдохнул полной грудью, вбирая в себя запахи лабораторий, кабинетов, морга. И ощутил извращенное удовольствие просто от того, что находится здесь — в этом вселенском центре охраны закона, в коридоре штаб-квартиры ФБР. Ему вспомнилось, как год назад Диггер назойливым бормотанием уговаривал его пойти в музей Хартфорда. Филдинг согласился, и этот совершенно невменяемый человек потом целый час простоял перед иллюстрацией Доре к «Божественной комедии»: Данте и Вергилий собираются спуститься в ад. Примерно так чувствовал себя сейчас сам Филдинг — словно на экскурсии по потустороннему миру.

Проходя через один коридор в другой, он безмолвно обращался к тем, кто недавно считал его своим соратником. «Нет, агент Лукас, Паркер Кинкейд, доктор Эванс… Нет, мной движет не желание мести за пропахшие нафталином политические ошибки властей, и я не террорист. Меня совершенно не волнует социальная несправедливость. Как чужда мне и алчность. Двадцать миллионов? Да Боже ж мой! Я мог потребовать в десять раз больше! Нет. Мой мотив — простое стремление к совершенству».

Слова «идеальное преступление» стали чем-то вроде клише, это верно. Но, изучая какое-то время назад лингвистику, чтобы подобрать наиболее подходящие фразы для записки с требованием выкупа, Филдинг обнаружил нечто поучительное. В одной из статей, опубликованных «Американским лингвистическим журналом», эксперт по филологии писал, что хотя серьезным авторам рекомендуется избегать клише, языковые штампы обладают и несомненной ценностью, поскольку описывают фундаментальные понятия в легко усваиваемых общепринятых терминах.

Идеальное преступление.

Как Священный Грааль для Филдинга.

Совершенство… Им владела одержимость в стремлении к нему. Совершенство должно было проявляться во всем — в том, как он гладил себе рубашки и надраивал ботинки, в том, как выстригал волоски из ушей, и, конечно, в том, как он планировал свои преступления и осуществлял задуманное.

Будь у Филдинга малейшее стремление стоять на стороне закона, он непременно стал бы адвокатом и все равно посвятил бы свою карьеру оправданию стопроцентно виновных клиентов. А если бы ему нравилась жизнь на природе, он бы овладел навыками первоклассного альпиниста и в одиночку покорил бы Эверест — ведь это тоже акт совершенства.

Но все это нисколько не привлекало его.

Филдинга вдохновляли только преступления.

Он считал это редким везением — родиться с полностью атрофированными совестью и моралью. Как некоторые мужчины уже рождаются лысыми, как появляются на свет шестипалые котята. Это у него от природы, был убежден он, но никак не от воспитания. Ему достались любящие и заботливые родители, которые имели только один крупный недостаток — они были нестерпимо скучными людьми. Отец Филдинга дослужился до высокого поста в страховой компании из Хартфорда. Его мать занималась только домашним хозяйством. Сын никогда ни в чем не нуждался, его никто не обижал. Но почему-то уже в детстве он стал полагать, что законы писаны не для него. В них он вообще не видел никакого смысла. «Почему, — мог размышлять он часами, — человек должен сковывать себя какими-то условностями? Почему мы не можем просто делать то, что нам заблагорассудится, все, что придет в голову?»

И хотя прошло много лет, прежде чем он сам полностью это осознал, Эдвард Филдинг от рождения был криминальным элементом и классическим социопатом.

Поэтому, еще изучая алгебру и биологию в школе Святой Марии, юноша уже исподволь готовил себя к своему истинному призванию.

Первый привод в центр для малолетних правонарушителей за то, что поджег одежду на мальчике, которого предпочла одноклассница, нравившаяся самому Филдингу (попался, потому что не догадался оставить машину в трех-четырех кварталах оттуда!).

Потом жестокое избиение двумя полицейскими, которых он пытался шантажировать с помощью фото, где проститутка-трансвестит берет у них в рот прямо в патрульной машине (нужно было обзавестись громилой-сообщником!).

Затем вполне успешная операция — вымогательство денег у местного фабриканта мясных консервов, чтобы прекратить подсыпать в корм скоту энзим, дающий ложный положительный тест на ботулизм (хотя выкуп так и не забрал, потому что не знал, как скрыться с деньгами и не быть пойманным).

Век живи, век учись…

В колледже для него не оказалось ничего интересного. Разумеется, у студентов в Беннингтоне водились денежки, но эти болваны даже не запирали своих комнат, и воровать у них было слишком просто. Правда, ему доставляло удовольствие по временам издеваться над студентками — забавно было изнасиловать девушку так, чтобы она потом даже не могла вспомнить об этом. Но настоящее вожделение, истинную похоть в Филдинге вызывала лишь сама игра, а вовсе не секс, и потому уже на младших курсах он решил сосредоточиться на «чистых преступлениях», к которым относил, например, ограбления, в ущерб таким «неопрятным», как изнасилования. Усилием воли он сумел написать диплом по психологии, но душой рвался из мирка студенческого общежития в реальный мир, где смог бы развернуться вовсю.

В течение следующих десяти лет, вернувшись в родной Коннектикут, Филдинг занимался тем, что оттачивал и полировал свое криминальное мастерство. В основном практиковался в ограблениях. Он избегал финансовых махинаций вроде подделки чеков или страховых полисов, поскольку за ними всегда оставался бумажный след. С наркотиками и угонами он тоже не связывался — на такие преступления нельзя ходить одному, а Филдинг никогда в жизни не встречал человека, которому смог бы доверять.

В двадцать семь лет он совершил первое убийство.

Это получилось незапланированно и импульсивно — словом, преступление совсем не в его духе. Как-то он попивал капуччино в кафе торгового центра на окраине Хартфорда и внезапно заметил женщину, вышедшую из ювелирного магазина со свертком в руке. И было нечто в ее поведении и походке — вероятно, слегка настороженное, — что наводило на мысль о немалой ценности содержимого свертка.

Он запрыгнул в свою машину и последовал за ней. Затем на пустынном участке шоссе обогнал и прижал ее автомобиль к обочине. В ужасе она швырнула ему свой сверток, умоляя отпустить ее.

А Филдинг, стоя рядом с ее «шевроле», только тогда сообразил, что не надел маски и не сменил номера на своей машине. Позднее он посчитал, что подсознательно допустил эти промахи, потому что хотел почувствовать — каково это, убить человека? Филдинг открыл бардачок своей машины, достал пистолет и дважды выстрелил в женщину, которая и закричать-то не успела.

Он снова сел за руль и вернулся в то же кафе, где заказал еще чашку капуччино. Занятно, размышлял он, что многие преступники избегают убийств. Они страшатся делать это, почему-то считая, что их так легче будет поймать. Хотя на самом деле, убив жертву ограбления, гораздо проще остаться безнаказанным.

Но полицейские тоже не дремали, и его несколько раз брали под арест. Впрочем, всегда потом отпускали, за исключением одного случая. Во Флориде он был пойман на вооруженном ограблении, и улик против него оказалось более чем достаточно. Зато и адвоката он себе нанял самого лучшего, который сумел добиться мягкого приговора при условии, что подзащитный пройдет курс лечения в клинике для душевнобольных.

После двух лет в психушке и образцового поведения перед членами комиссии по освобождению Филдинг смог вернуться в Коннектикут.