Слезы Африки

Ручьи разливались, маленькие озерца выходили из берегов, и если так случалось, что ливень заставал путешественников, когда они либо поднимались по склону, либо спускались по одной из тропинок, вьющихся по краю пропасти, то они должны были как можно быстрее найти камень, за который можно ухватиться, потому что через верхний край склона вниз низвергались тонны воды, способные утащить любого из них с собой в пропасть, а сама тропинка становилась такой скользкой, словно конькобежная дорожка.

Сеньорита Маргарет закрывала глаза и все еще видела мысленно, как ухватившись за такой вот камень, наблюдала за грязью, что надвигалась на нее, подобно холодному потоку лавы, медленно сползавшему по склону вулкана, а в ушах ее все еще звучали полные ужаса крики мула, который, будучи не в состоянии зацепиться за что-либо, неумолимо соскальзывал по узкой тропе метров сто, чтобы потом сорваться в пустоту и лететь вниз, лягая ногами воздух, словно бросал обвинение небесам за то, что не снабдили его ни руками, ни лапами, с помощью которых можно было бы ухватиться за жизнь.

И вот теперь, сидя на носу лодки и крепко держа винтовку, сеньорита Маргарет не могла не задаться вопросом, а что будет, когда вместо опытных проводников, сопровождавших их в тот раз, прекрасно знавших те места, по которым они проходили, теперь поведет она, не отличающаяся ни силой, ни выносливостью, и кому придется сделать все возможное, чтобы эти несчастные существа не упали в пропасть.

– Да поможет нам Господь! – прошептала она, и обернулась взглянуть на бледные лица тех, кто, как ей показалось, возложил все свои надежды на нее одну, и осознала размеры ответственности, что взяла на себя, и заметила, как задрожали руки, державшие приклад ружья.

Правильно ли она поступила, уведя детей из долины, направившись с ними в адское путешествие, где их ожидали бесчисленные опасности, а может, было бы лучше оставить их в деревне, чтобы выживали там, пусть и в качестве рабов?

И знала она, что вопрос этот будет преследовать ее до конца дней, но и знала также, что жребий уже был брошен, и единственно, что ей оставалось – это найти тот путь, который приведет их к морю.

А эта река та самая дорога или нет?

С наступлением ночи лес вокруг становился все гуще и гуще, и наступил такой момент, когда поляны, покрытые высокой травой, и раскидистые акации исчезли по левому берегу, а высоченные деревья со стволами, поросшие мхом, росли все ближе и ближе друг к другу, и мох уже свисал с их ветвей, подобно длинному покрывалу, что придавало всему лесу сказочный вид, так что звук весел, поднимавшихся над водой, звучал словно выстрел посреди ночи.

То был, безо всяких сомнений, мир растений и только растений; мир, сделанный из воды, толстого слоя упавшей и подгнившей листвы и древесины, размягченной от царящей здесь на протяжении веков сырости.

Пугливая Надим Мансур застонала.

И этот ее глухой, еле сдерживаемый стон, едва слышимый, продемонстрировал с необыкновенной ясностью, и даже сильнее, чем безутешные рыдания, насколько страх пред лесными привидениями и великанами овладел теми несчастными существами.

– Все поем! – приказала она голосом сухим и властным.

И они запели.

И пели с таким задором, как никогда раньше, с какой-то яростью в голосе, пели, чтобы отпугнуть страх; песня, которая поддерживает надежду жить, и необходимость уйти как можно дальше от тех, кто способен отрубить голову детям трех лет отроду, и огромное желание найти во что бы то ни стало такое место, где они смогли бы ощутить себя защищенными.

Пели те немногие песни, какие знали: детские песни, совсем не подходящие и звучащие абсурдно в этом месте, но то были песни, что напоминали им о счастливых временах, когда все их заботы ограничивались тем, чтобы они прилежно пели во дворе школы, с нетерпением ожидая окончания уроков, после чего можно было бежать купаться на реку.

Неужели это была та самая река?

Сидя на корме второй лодки, и очень осторожно подгребая большим веслом, Бруно Грисси делал все возможное, чтобы длинная пирога держалась середины потока, и не сводил глаз с густого леса, под сенью которого оба берега тонули во мраке, и спрашивал себя в действительности это та же река, которую они вместе с Менелик Калеб раз тысячу обследовании, но только вверх по течению, и еще силился понять, как так получилось, что все та же природа, когда-то казавшаяся ему прекрасной и мирной, теперь же с каждым новым шагом становилась все враждебней и страшнее.

Сестра его, Карла, чьи светлые волосы, густые, словно грива, время от времени касались его коленей, вздрагивала каждый раз, как какой-нибудь сук, покрытый тем мхом, похожим на саван, нависал над самой водой и угрожающе тянулся к ней, и он вспоминал, как темными ночами, испугавшись порыва ветра или воя шакала вдалеке, она пробиралась к нему в кровать и пряталась у него под одеяло от страха, и Бруно осознал, какой ужас испытывала она теперь, и скольких сил стоило ей не начать кричать, зовя свою мать.

Он погладил ее волосы, она обернулась и с благодарностью посмотрела на него.

В некоторой степени Бруно Грисси ощущал себя более отцом по отношению к своей младшей сестре, чем братом, поскольку хоть и был он еще мальчишкой, но за то время, пока настоящий отец семейства проводил на кофейных плантациях, валяясь в каком-нибудь сарае мертвецки пьяный, приходилось брать на себя не простую роль главы семейства.

Мать его, сколько он помнил, была женщиной потерянной и не имела ни сил, ни возможности повлиять на чрезмерную склонность своего мужа к алкоголю, а когда старый, разваливающийся деревянный дом, служивший им жильем, в очередной раз готов был рухнуть на их головы, основным ее аргументом в споре с мужем были только дети.

По жизни она всегда демонстрировала, что лучше разбирается в делах плотницких, чем в любовных, и лучше клала кирпичи, чем готовила, а потому Бруно часто вспоминал с каким удивлением глядел на свою мать его брат Марио, когда в канун какого-то Рождества Паола Грисси решила скинуть свой старый рабочий комбинезон и блеснуть первый раз за много лет белой блузкой и плисовой юбкой.

– Черт побери! – восхищенно воскликнул мальчишка. – Ты похожа на сеньориту Маргарет.

– Но сеньорита Маргарет старше меня лет на пятнадцать, – последовал горький ответ. – Наверное, будет лучше, если я опять надену комбинезон.

Такой всегда помнил Бруно свою мать: состарившаяся раньше срока, с мозолистыми руками и душой, уставшая жить, вечно чем-то недовольная, без интереса смотрящая на все, хоть и не жила вовсе.

Он взглянул на Марио, тот дремал, опустив голову на кромку борта лодки, и осознал что, как и Карла, тот переложил на него ответственность за спасение их жизней, быть может все потому же, что в глубине души оба они всегда больше надеялись на Бруно, чем на собственного отца.

Темнело.

В стремительно наступавших эфиопских сумерках сгущавшиеся тени решительно вытесняли свет и без оглядки занимали его место, а потому пришлось срочно найти поляну среди деревьев, где можно было бы разбить нечто, отдаленно напоминающее лагерь.