Слёзы Анюты
Шрифт:
Мы идём. Сельская дорога. Речка скользкое брюхо солнцу подставила. Мостик подвесной, хлипенький… Мужик почёсывает лопнувшее место, кочевряжится совестью. Я не обращаю внимания его на паясничанье. Я ворочаю в голове валуны памяти…
Прыг-скок-прыг-скок-прыг-скок устала земля, ногами помятая, прыг-скок-прыг-скок-прыг-скок всё ближе солнышко. Прыг-скок-прыг-скок-прыг-скок… Смеюсь! Ликую! Прыг-скок-прыг-скок-прыг-скок… Где предел мне?! Где остановка? Вольный, неукротимый, слова «нет» не знающий. Прыг-скок-прыг-скок-прыг-скок…
Мужик делает взмах руками, будто он птица…
Эх был
Мостик ведь хлипенький… расшатанный… качается…
Нога мужика соскальзывает вниз. Мужик тянется руками вверх, словно хочет ухватиться за складку неба. Надорванный конец улыбки вихляется из стороны в сторону хлестая его по щекам.
Исчезает мужик, на моих глазах, за краем моста. Я вытягиваю руку и хватаю падающего, успевая в последний миг.
— Держи! Я плавать не умею. — Скрежещет мужик.
Тяжёл он. Разжимаются пальцы мои…
Шатается мостик, хлипенький…
— Не упусти. Спаси! — Барабанная дробь умоляющих звуков моросит по моему лицу.
Шатается мостик, хлипенький…
Слабеет рука…
Выход один…
прыг-скок.
Мы с мужиком на берегу. Мужик мнёт траву неровной шероховатостью спины. Запрокидывает голову, доит глазами небо, которое мгновения назад киселём расползлось у него между пальцев, не дав вожделенной защиты. Смотрит на меня, дробящим взглядом.
— Зачем ты меня спас. Ты ведь знаешь?.. — Недосказанность, слетевшая с уст мужика, белой дырой порхает вокруг меня.
— Знаю, всё я знаю.
Я тоже опускаюсь на траву. Запрокидываю голову. …Их плечи смыкаются, срастаясь в круг. Я всё знаю… Спины мучителей, рождают сплошную линию, отгораживая от меня жизнь. Мужик, я знаю, почему ты пришёл за мной… Из их горл льётся клокот, расплавленной лавой обжигающий сердце. Я знаю, почему твоя улыбка безвольно болтается по краям рта…
Гул глоток четвертует меня. Я распят на проклятиях. Их языки будто гвозди. С каждым словом, всё глубже врубаются в мою плоть.
— Прыгал!
— Смеялся!
— Солнце достал!
Слюною исходит мужик с лопнувшей улыбкой, недавно спасённый мною… Кичится ненавистью.
Я молчу… Наблюдая за началом своей казни…
Первым ко мне подбегает невысокий плюгавый парень, с вывернутой наизнанку душой. Он раскручивает над головою толстый дрын, который с натяжным возгласом опускает мне на плечо. Я охаю и сажусь на землю. Петля человеческих тел в стремительной яростности затягивается вокруг меня. Поросшие жилами руки тянутся, стараясь вырвать из моей плоти жизнь…
Кажется, несколько раз я пытался встать, но тяжёлые обухи ударов бросали меня назад к земле.
Я открыл размолоченный рот, чтобы кровь могла вытекать наружу…
Мужик с лопнувшей улыбкой колко толкнул меня в бок, задробил частоколом слов.
— Чё зеваешь! Не на свадьбе! Ну-ка, ну-ка, поддай ему горячего!
Я взмахнул колом сухой длиннотою дыбившемуся у меня из рук, и оприходовал лежащего по рёбрам. Тот, кажется, не разобрал в нескончаемой череде ударов именно моего.
— По ногам! По ногам его, мужики! Чтоб знал, как прыгать,
паскуда!— А поделом! Будет знать, как над нами измываться.
— Ух, зададим!
Возвращались мы хмуро, нахохлившись воспоминаниями. Перекинувшись парой сутулых слов, разбредались по домам.
За мной увязался мужик с лопнувшей улыбкой. Он беспрестанно юлил выражениями, обматывая их вокруг разных смыслов.
— Мы сегодня эта… герои. Герои, говорю. Так гадёнышу и надо. Прыгать удумал! Ишь чего. И ты молодец. Зашиб колом окаянного.
Переходя через хлипенький подвесной мостик, что над речкой, мужик уцепился обеими руками за верёвку натянутую вместо парапета, сделался серьёзен и строг, прекратив на время рассыпать вокруг слова, до меня доносилось лишь только шмяканье расхристанных концов улыбки об его щёки.
Дома чернота стен раскромсала мне совесть. Я пытался уснуть, привалив голову пластом рыхлого одеяла. Однако сон лишь клубился вокруг, избегая покрыть меня своим туманом.
Я отбросил одеяло в угол, сереющий безысходностью. Сел, вслушиваясь в шелестящую пустоту. Где-то там, на окраине ночи, лежал раздробленный нами Прыг-скок. Жив ли он? Когда мы оставляли его, кажется, поломанная грудь слегка вздымалась, пуская в себя глотки воздуха. Может быть ещё не поздно…
Я выскользнул из дому и поспешил к тому самому месту… Ночь текла мимо меня грязными струями отчаянья и позорных надежд.
Вот проскрипел подвесной мостик — бессрочный часовой речки. До того места оставалась ещё порядочно, когда впереди сквозь позёмку ночи я разглядел двух человек. Один лежал навзничь, другой склонился над ним.
Лежавший и был Прыг-скок. Сам ли он дополз? Дотащил ли его сюда второй, которого мне узнать не удалось?
Я припираю своё тело к земле и, кутаясь в непрозрачность ночи, подбираюсь к двум фигурам.
До меня долетают хрипы. Это дышит Прыг-скок. Значит жив.
Будто в противовес хрипам Прыг-скока, молотит слова склонившаяся над ним фигура. Голос знаком. Кто бы это мог быть?
— Прыг-скок, послушай. Послушай, родной. Ты на меня не злись. Как все я. Не со зла. Я же тебя люблю, ты знаешь. Прыг-скок, силёнки-то у тебя ещё есть? Хоть чуточку. А можешь ты меня взять да и прыгнуть со мной. Туда-туда. В неведомое. Ты же туда часто запрыгивал. Я знаю. Да все знают. Оттого и обозлились на тебя. Да ты нас прости, горемычных. Не ведаем. Чуешь меня, Прыг-скок? Прыгнуть можешь? Сделай добро. Тебе ведь не в убыток, а я всю жизнь помнить буду. Маюсь здесь! Как маюсь, ты бы знал. Невмоготу уже мне. На тебя, родимого, одна надежда. Спаси меня, Прыг-скок. Слышишь? Ну что? Надумал?
Прыг-скок отделяет от земли исковерканную в разных местах руку, протягивает тёмной фигуре. Та рывком ставит Прыг-скока на землю. На ногах он держится плохо, раскачивается, его подпирает неизвестный. Прыг-скок обхватывает руками тёмную фигуру, приноравливается для прыжка и…
…метнулись в небе два конца лопнувшей улыбки.
— Профессор, вот вы где! А мы вас уже ищем! — Женщина-администратор схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице — Идём те же, конференция уже началась.