Слезы каменной пустыни

Там что-то происходило. Бледные, неясные тени и очертания возникали и тут же пропадали во мгле. Гулкое, звонкое эхо подхватывало тихие всплески и звук падающих капель. Глянцевая поверхность черной воды лениво покачивалась, вздымаясь иногда кругами пологих волн, расходящихся от чего-то во тьме.

Джеремия приложил палец к губам и скользнул вдоль набережной. Энтони, стараясь ступать бесшумно, последовал за ним. Один раз краем глаза он видел, как что-то черное и длинное, подобное киту, вспороло водную гладь и вновь ушло вглубь темной толщи.

Вопреки ожиданиям бассейн оказался не таким уж большим. За ним, в конце набережной, открылась небольшая шахта подъемника. Блестящая треснувшими боками кабина лифта валялась здесь же, обвитая лентами оборванных тросов. Проводник нырнул в шахту и, посветив фонариком вверх, полез по тянущейся вдоль стены лифтового ствола металлической лесенке. Энтони стал взбираться следующим, замыкал группу Павел.

Поднимались они минут двадцать, затем отдохнули немного на одной из лифтовых площадок. Оказалось, что за время путешествия по тоннелям они успели забраться довольно глубоко под землю. Энтони мог бы взбираться и дальше без отдыха, но их проводник совсем запыхался. Не спрашивая их согласия на привал, Джеремия растянулся на покрытом тонким слоем резины металле площадки. Энтони присел у какой-то опоры, прислонившись спиной к ее основанию. Павел примостился рядом. Он долго ковырялся в своем рюкзаке, затем сунул туда все еще светящуюся трубочку химического фонарика и застегнул молнию. На немой вопрос Энтони он лишь ткнул пальцем куда-то вверх.

Действительно в далекой вышине ствола шахты слабо светилось тускло-серое пятно. В бинокль было видно, что это распахнутая настежь дверь в верхнем тамбуре подъемника. За ней неспешно плыло свинцово-серое небо. Энтони различил даже медленно ползущие, тяжелые облака.

— А там день! — произнес он. — И дождь идет.

Климов, хмыкнув, отобрал у Энтони бинокль и минуту-другую всматривался в высь.

— Скажите, Джеремия, — задал он вопрос, — как же вы все-таки объясняете изменение времени суток?

Проводник пожал плечами.

— Зона… — произнес он. — Кстати, там наверху сейчас зима.

— Зима? — удивился Энтони. — Но ведь еще только октябрь!

Джеремия лишь повторно пожал плечами и, закрыв глаза, показал что дальнейшее обсуждение считает бессмысленным.

— Скажите, Павел, вы действительно думаете, что здесь поселилось то, что вы видели на Венере? — спросил Энтони.

Теперь пришла очередь русского пожимать плечами.

— Там было все по-другому, — произнес наконец Климов. — Сначала они нападали. Нападали тупо, как неразумные животные. Потом интерес к землянам сменился полной индифферентностью. Они обращали на нас не больше внимания, чем на камни.

— А чем вы объясняете такое изменение отношения?

— Было много разных версий на этот счет, — Павел вновь пожал плечами и замолчал.

— Например? — продолжал спрашивать Энтони.

— Например, многие верили или, точнее, им очень хотелось верить, что в людях все-таки признали разумных существ.

— Но вы-то сами так не думаете?

— Честно говоря, нет.

— Почему? — напарник, присланный Энтони из русского филиала Управления космической безопасности, оказался малоразговорчивым.

— Потому что тогда они бы попытались наладить контакт. Или, наоборот, оградили бы себя от нас. Здесь же, и я думаю это к счастью для людей, полное безразличие.

— Но то, что вы видели там — походит оно на это… — Энтони сделал широкий жест, обводя им все вокруг.

— Да пока что я кроме черной тоски и рассказов нашего проводника о черном диске, не видел ничего аналогичного. И уж точно, на Венере не было ни «вечных двигателей», ни «искажателей пространства», ни другой бутафории.

— Бутафории?

— Да уж очень смахивает, знаете ли… Все эти технологические штучки… Мало они похожи на чужеродный разум. Я б назвал их очень высоко технологичными автоматами. Но не более. И не удивлюсь, что в конце нашего пути мы найдем что-то вроде секретной военной лаборатории, оставшейся еще от эпохи до разоружения.

— Но даже сегодняшний уровень технологии не позволяет… — возмутился Энтони.

— Вы спрашивали меня, что я думаю по поводу всего увиденного. Я вам ответил, — ухмыльнулся Павел. — Аргументов в пользу своей интуиции привести не могу, но уж очень от всего этого несет, знаете ли…

— То что несет, это правда, — фыркнул Энтони, обнюхивая рукав своей куртки. — После этой канализации я наверно неделю теперь не смогу отмыться.

Павел в ответ промолчал.

— Если будет кому отмываться, — произнес вдруг проводник, открыв глаза. — Вставайте, нам еще идти и идти.

Он с кряхтением поднялся и полез вверх по вделанным в стену железным скобам. Безопасники следом поднялись на ноги.

Путь к верхнему тамбуру подъемника отнял еще около четверти часа. За распахнутой настежь дверью шел проливной дождь. Было зябко и сыро. Холодные крупные капли, словно маленькие бомбы, взрывались фонтанчиками брызг. Небо от горизонта до горизонта было обложено низкими свинцовыми тучами. Вокруг царила совершенная тишина, нарушаемая лишь шорохом дождя в траве.

Они выбрались из тамбура подъемника и оказались посреди небольшого заброшенного поселка. Видимо, до эпицентра взрыва термоядерной станции было недалеко, так как все дома вокруг стояли почерневшие и оплывшие словно свечки. Холодные струи дождя лились по их покатым просевшим крышам, казалось, растворяя сделанные из черного сахара здания. Пахло гнилью и мокрой листвой.

Джеремия, прижимаясь к стенам, скользнул вдоль одного ряда построек. Энтони и Павел, хлюпая ногами по сырой траве, побежали следом. Здесь действительно царила зима. Терпкий холодный ветерок, рябивший воду в лужах, пробирал даже под курткой. Ледяные капли падали на незащищенную голову и стекали за шиворот обжигающим холодом ручейком. Проводник около квартала бежал мимо горелых зданий, стоящих в полной неподвижности. Затем юркнул в одно из них. Внутри дом казался почти не пострадавшим. Лишь выбитые ударной волной стекла свидетельствовали о взрыве.

— А радиации по-прежнему нет, — хмыкнул Климов.

Хрустя по усеявшим пол осколкам, они прошли через холл, гостиную и оказались у входа в кухню.

Джеремия, предостерегающе подняв руку, опустился на пол. Неловко переваливаясь, словно гусеница, он пополз к окну. Осторожно выглянув за его край, проводник долго всматривался в безмолвный пейзаж, потом поманил рукой оперативников.

Проделав тот же маневр, Энтони выглянул наружу. Они находились, по всей видимости, в крайнем доме поселка. Дальше, через открытое поле стоящей в лужах травы шли какие-то служебные постройки. За ними возвышались серые, покореженные ангары. Только тут Энтони сообразил, что это корпуса завода по сборке автоматизированных систем.

Вокруг царило полное безмолвие. Отсутствие всякого присутствия. Лишь дождь неустанно барабанил по крыше их дома и с шорохом зарывался в траву за окном.

— Вы не туда смотрите. Смотрите левее, — услышал Энтони прямо над ухом жаркий шепот проводника. — Видите вон те железки посреди поля, а рядом кучу тряпья?

Что-то, сверкающее блеском неокрашенного металла, действительно выглядывало из травы шагах в семидесяти.

— Так вот это Железный Голем, — продолжал шептать Джеремия. — А тряпье — все, что осталось от одного из членов синдиката. Который, кстати, не слушался проводника. На наше счастье эта штуковина сейчас спит. Но там мы все равно не пойдем. Мы пойдем правее, вон, видите, — он ткнул пальцем, — еле заметная тропочка? Гейзеры обойдем стороной — это те черные пятна чуть поодаль.