Слезы, летящие к небу

Все так. Но есть тут одно печальное обстоятельство: мы никогда, или почти никогда, не просим у детей прощения за эти свои срывы. Считается, что это – непедагогично, ведь взрослый в глазах детей всегда должен оставаться образцом поведения. А значит – взрослый всегда прав, что бы он ни сделал. И получается, что если папа или мама наорали на ребенка, – значит, он сам в этом и виноват, поскольку довел своих несчастных родителей до белого каления, следовательно – другого обращения попросту не заслуживает. Такая вот нехитрая философия самооправдания.

А если спокойно разобраться, так чего он там натворил-то такого уж страшного, ребенок наш, чтобы мы на него голос повышали? Ну, подумаешь – брюки порвал, пускай даже новые. Ну, уроки не сделал вовремя. Или в комнате не убрался. Или – в школе набедокурил. А может, нам что-то обидное ляпнул, не подумавши. Вот ведь тоже еще – трагедия! Да если бы все наши беды сводились лишь к таким вот ребячьим «преступлениям», впору было бы только судьбу благодарить и радоваться… Конечно, сами-то мы прекрасно понимаем, что причина нашей несдержанности вовсе не в этой детской мелочевке, что виной всему как раз – наши взрослые проблемы и заботы, которые и доводят нас до такого неуравновешенного состояния. Только ведь ребенку от этого нашего понимания ничуть не легче. Правда, он пока еще не прочитал Довлатова и потому не знает, что такое – «хамство». Он лишь видит, что самый близкий и родной человек его обругал, наорал, может быть, даже ударил… Практически – ни за что. За какую-то, в сущности, ерунду, которую легко можно было уладить без крика и бурных эмоций. И сколько же тогда нужно детям мудрости и сердечной глубины, чтобы за этими нашими истериками разглядеть истинную их подоплеку и… простить нас! Простить, хотя мы вовсе не просили их об этом прощении и принимаем его, как нечто само собой разумеющееся. Вроде бы, так уж оно от века заведено: родители устраивают детям «втык» – дети принимают его к сведению, и дальше жизнь спокойно течет своим чередом. Хотя, на самом деле все обстоит совсем иначе. Ведь ребенок – такой же человек, как и мы, только пока еще маленький. От хамского отношения к себе он испытывает точно такую же обиду и боль. И только безграничная способность детского сердца к прощению позволяет ребенку продолжать нас любить, несмотря на все наши безобразные выходки, за которые любой взрослый давно бы уже прекратил с нами здороваться.

Всем известны слова Христа: Если… не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф 18;3).Но о чем это сказано? Ведь очевидно же, что не о детских капризах, шалостях и слабом знакомстве с житейскими реалиями. Господь призывает нас уподобляться детям именно в этом удивительном их качестве – любить и прощать даже своих обидчиков. Уподобляться в том самом детском беззлобии и всепрощении, которое мы так упорно игнорируем даже в собственном ребенке, столько раз прощавшем нам наше хамство и беспардонность.

Конечно, со всеми этими соображениями можно поспорить. Например, в том смысле, что библейский Хам (по имени которого, собственно, и был назван этот порок) пытался опозорить не кого-нибудь, а своего отца, ослабевшего от молодого вина и уснувшего без одежды. Следовательно, хамством являются лишь те безнравственные поступки, которые дети совершают по отношению к своим родителям, но – никак не наоборот.

Что ж, наверное, можно рассуждать и так. Но мне кажется, что и в этом случае довлатовское определение все равно будет более точным. Ведь потому и потешался Хам над наготой своего спящего отца, что в тот момент чувствовал полную свою безнаказанность. А Ной тогда оказался слабым и беспомощным. Точно таким же, какими бывают наши дети, когда мы устраиваем им очередную хамскую выволочку за их мелкие детские провинности.

Однако, главная трагедия хамства заключается даже не в торжестве его безнаказанности, а как раз, наоборот – в ложности этого ощущения собственной неуязвимости, которым всяк хамящий склонен себя обманывать. Потому что каждому человеку раньше или позже, но обязательно придется отвечать перед Богом за все свои грехи. В том числе – и за хамство. И тогда будет уже совсем не важно – кому мы нахамили когда-то: своим ли детям, своим родителям или просто постороннему человеку, случайно попавшему нам под горячую руку. Важно будет другое: сумеют ли люди, обиженные нами, найти в себе достаточно любви, чтобы оказаться на Божием Суде не обвинителями нашими, а заступниками и молитвенниками? Смогут ли они простить нас тогда? Простить так же, как наш ребенок прощает нам сегодня нашу грубость и несдержанность. Которые, до поры, остаются безнаказанными.

Неоконченная книга о. Андрея Кураева

В Церковь я пришел, когда мне было 23 года. Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» был прочитан мной к этому времени раз десять, стал любимой книгой, и, безусловно, явился одним из факторов, повлиявших на моё обращение в православную веру. Но когда я по-настоящему уверовал во Христа как в Бога, то положил книгу на самую дальнюю полку, где она и пролежала благополучно нетронутой до тех пор, пока, я её кому-то не подарил.

Нет, это не было решительным отказом от чего-то, что я посчитал для себя «нечистым». В неофитском порыве я выкинул из дома целую кучу действительно грязных книг, но вот булгаковский роман… Там была какая-то двойственность, которую мне очень трудно было сформулировать. В общем, я не понял тогда, как к нему отнестись с христианских позиций. И, полагаю, в этом своём недоумении оказался далеко не одинок. Наверное, нет в России верующего человека, который, прочитав эту книгу, хоть однажды не задался бы вопросом: можно ли сказать, что роман «Мастер и Маргарита» является произведением христианской культуры, или, наоборот, не может быть отнесен к таковой? Потребность в спокойном и компетентном исследовании этой проблемы назрела достаточно давно.

Поэтому работу Андрея Кураева «Мастер и Маргарита: за Христа или против?» с полным на то основанием можно назвать – долгожданной. Во всяком случае, я, узнав, что о. Андрей работает над этой темой, ждал выхода книги с нетерпением. Но когда прочёл ее, то просто растерялся: обещая ответить на вопрос, вынесенный в название книги, о. Андрей вместо этого ещё больше усложнил ситуацию.

Сразу хочу объясниться: мне очень нравится творчество о. Андрея Кураева, я люблю все, что он написал, и глубоко уважаю этого автора. Книга, о которой идет сейчас речь, для меня так же интересна и значима, как и любая из его предыдущих работ. Просто, на мой взгляд, она – не закончена. И я надеюсь, что о. Андрей простит мне попытку хотя бы обозначить вопросы, ответив на которые, как мне кажется, он мог бы внести полную ясность в предмет своего исследования.

Итак. В самом начале книги о. Андрей говорит, что этой работой он хочет оправдать свою давнюю любовь к роману Булгакова. Тут же ставит перед собой пять вопросов, ответы на которые, по его мнению, помогут это сделать. Вот эти вопросы:

1. «Имею ли я право продолжать с любовью относиться к булгаковской книге, несмотря на то, что за эти годы я стал ортодоксальным христианином?»

2. «Может ли христианин не возмущаться этой книгой?»

3. «Возможно ли такое прочтение булгаковского романа, при котором читатель не обязан восхищаться Воландом и Иешуа, при этом восхищаясь романом в целом?»

4. «Воланд – оппонент автора или резонёр, которому доверено озвучивать авторскую позицию?»

5. «Возможно ли такое прочтение романа, при котором автор был бы отделён от Воланда?»

Мне думается, что в книге он ответил лишь на два последних вопроса, причём сделал это, как всегда – блестяще! По существу, вся книга – это великолепная апология личности М. А. Булгакова и мотивов, которыми он руководствовался, создавая роман «Мастер и Маргарита».

Но есть ещё три вопроса. Правда, с первыми двумя проблем не возникает. Автор не стал отвечать на них, скорее всего потому, что для ответа совсем необязательно даже знать содержание романа. Православие не ограничивает христианина в правах – напротив, расширяет их. Ну, в самом деле, вспомним: «всё мне можно, но не все полезно». Став ортодоксальным христианином, Андрей Кураев может с любовью относиться к чему угодно, если не усматривает в этом вреда для себя, и булгаковская книга не является тут исключением из общего правила.

Может ли христианин не возмущаться этой книгой? В принципе – может. Христианин призван к любви, миру и радости, а не к возмущению. В истории Церкви были христиане, которые не возмущались даже при виде настоящей нечистой силы, что уж тут говорить о нарисованной.

Вот с третьим вопросом посложнее. В художественном творчестве есть такие же непреложные законы, как и в любой другой сфере человеческого бытия. Воспринимая любое драматургическое произведение, читатель или зритель всегда, пускай даже неосознанно, отождествляет себя с положительным персонажем (помните, у Высоцкого: