Слёзы Лимба

— Извини. Но мы уже мысленно разведены. Наш брак остался только на бумаге. Меня нельзя сделать счастливой с помощью денег, я нуждалась только в твоем присутствии. Но ты выбрал работу. И вряд ли от нее откажешься.

— Я люблю тебя. Ты должна это знать. И мне все равно, каким я существую в твоем сознании.

— Это просто слова, Петр. Я тебя не люблю. Ты мог и не приезжать ко мне. Продолжил бы и дальше кататься по Китаю, рассматривать местных красоток. Ты чувствуешь ко мне не любовь, а обычное мужское влечение. Это другое. Я рада, что сказала тебе правду… А теперь извини, я должна вернуться к работе. Мне сейчас не до выяснения отношения. О разводе поговорим потом.

В зале судебного заседания собралось достаточно много народу, чтобы это крупное и светлое помещение с приятным малахитовым цветом стен превратилось в тесную и душную комнатушку, наполненную ароматом человеческого пота и крупицами пыли. Каждый вошедший наверняка в первые минуты почувствует сильное удушье от нехватки кислорода. Но быстро привыкнет к подобной обстановке, так как моментально проявит интерес к процессу судебного разбирательства и напрочь забудет обо всей своей физиологии, именно это объясняло тот факт, что еще ни один из присутствующих не покинул зал суда ни на минуту.

Люди что-то оживленно обсуждали, постоянно тыкали в сторону двери пальцем, словно указывали, что за ней находится личность, из-за которой все сегодня и собрались в такой тесной официальной обстановке. Если выглянуть в окно, то можно увидеть, как полицейские пытаются остановить великое нашествие прессы, надеявшейся одной живой массой проникнуть в здание, чтобы во всей красе запечатлеть самый громкий судебный процесс за последние несколько лет.

— Что творится, — недовольно покачала старушка головой, смотря в покрытое разводами окно, за которым открывался вид на противостояние прессы и представителей правопорядка. — Кажется, фотографы и журналисты готовы растерзать эту бедняжку на части, едва ту привезут сюда. Поверить не могу, что такая хрупкая на вид женщина могла совершить подобное.

— Те, кто занимался расследованием, очень боятся пускать сюда представителей массовой информации. Эти ребята с фотоаппаратами и блокнотом под пазухой могут еще до начала заседания раздуть из мухи слона. С ними опасно иметь дело. Но я думаю, что кто-то из них все же сможет пробраться сюда, — ответил ей полноватый мужчина с пышными усами, выглядывавший своей кругленькой поросячьей мордочкой из-под чьего-то женского плеча.

— Да куда он проберется?! Здесь уже дышать трудно от скопившегося народа. А мне врач запретил долгое время находиться в душных помещениях, — недовольно развела руками пожилая женщина, чуть не ударив ими рядом стоявших личностей, которые с явным недовольством пытались отойти от нее на пару шагов.

— Так зачем же вы пришли сюда?

— Хочу взглянуть этой бедняге в глаза, увидеть ужас на ее лице. Хоть мне и жалко подсудимую, но убиение нельзя простить и не наказать.

Внезапно зал взорвался недовольными криками. Старушка начала подпрыгивать на месте, чтобы понять, из-за чего толпа начала так бурно на что-то реагировать. Оказалось, что сюда под большим сопровождением полицейских привели ту самую убийцу, которая медленно шла вперед, устало опустив голову вниз.

— Убийца! Ведьма! — кричали люди, перекрикивая друг друга, но полицейские стали злобно свистеть в свои серебряные свистки, тем самым успокаивая собравшихся. Конечно, всех угомонить не получилось, но большинство замолкли и с открытым ртом принялись изучать подсудимую, которую усадили на стул рядом с адвокатом.

— Бедняга, — снова выглянула мордочка пышноусого мужчины и с сочувствием взглянула на пожилого адвоката, который был столь немощен, что с большим трудом смог нацепить на крючковатый нос очки. — Вряд ли он сможет хоть что-то сделать для этой твари. Да и смысл ее защищать? Она уже созналась во всем.

Непонятно откуда возникла фигура судьи, облаченная в черную мантию. Это был пузатый высокорослый мужчина, шедший походкой раненого в ногу медведя. Его лицо украшали кудрявые брови, наполовину скрывавшие глаза, и были такого черного цвета, будто их подкрасили каменным углем. Почесав свою гладко выбритую голову, а после и небольшую щетину, судья неохотно плюхнулся в свое кресло, как на царский трон, и с высокомерием оглядел присутствующих, пропустив глазами только подсудимую, словно ее здесь и не было. По традиции постучав молоточком и призвав всех к тишине, мужчина открыл папку, все это время сжатую в его толстых потливых пальцах, и зачитал обвинение.

— Анна Стрингини обвиняется в жестоких убийствах двадцати человек, совершенных в Психиатрической лечебнице имени Ломана, где она работала почти восемь лет. Подсудимая, вы согласны с предъявленными обвинениями?

— Да, — послышался спокойный голос подсудимой, словно ее вся эта ситуация ничуть не пугала.

— Хорошо.

— Господин судья. Я хочу, чтобы весь этот судебный процесс завершился как можно скорее. Я не нуждаюсь в показаниях свидетелей и в защите адвоката, предложенного мне государством. Считаю, что это отнимет у всех нас лишнее время. Я дала признание и готова получить за это соответствующее наказание.

— Что ж, неожиданно слышать подобное из уст обвиняемого. Против вас указывают большинство улик, но есть несколько спорных моментов. Их мне бы хотелось разъяснить.

— Если это важно, то я не имею ничего против.

— Спасибо, мисс Стрингини. За сутки до вашего признания на территории психлечебницы было найдено тело главврача Доктора Ломана, медэкспертиза так и не была проведена, так как труп был похищен из лаборатории за час до начала вскрытия. Себастьян Моран, стоявший во главе расследования, считает, что Чарльз Ломан был убит, как ценный свидетель данного дела. Вы причастны к его смерти?

— Да.

— У вас были сообщники, которые участвовали в совершении данного преступления?

— Нет, я действовала одна.

— Опишите, пожалуйста, ваши действия.

— Я напоила мистера Ломана ядом, после сбросила его тело из окна, чтобы обставить все это как самоубийство. Еще будут вопросы?

— Вы признаете свою вину? Это окончательное решение?

— Да.

Судья явно был в ступоре от такой уверенной речи подсудимой, отчего он с трудом подбирал слова. Но, поняв, что уже нет смысла продолжать судебное разбирательство, так как почти все встало на свои места, судья с трудом поднялся со своего трона и зачитал уже заранее написанное решение суда, что было для него приятным моментом, потому что уже не было сил находиться в столь пропахшем потом помещении.

— Анна Стрингини приговаривается к пожизненному заключению в колонии строго режима без права на помилование. Психические отклонения у обвиняемой найдены не были, что прямо указывает на то, что все преступления были совершены в осознанном состоянии. И на этой ноте я объявляю наше заседание закрытым. Всем спасибо.

Едва судья произнес эти слова, как зал сразу же взорвался криками недовольных, которых явно не устроило решение суда, но полицейские вновь принялись успокаивать бунтующих, и через пару минут все более менее успокоились, хотя градус напряжения среди присутствующих только возрос. Анну окружили со всех сторон охраной, дабы не позволить, чтобы простые люди разорвали ее на части из-за своей жаркой ненависти к ней, но та будто не боялась этого, а была готова к любому развитию событий. Тут же откуда-то возникли репортеры и ослепляли всех тут и там яркими вспышками фотоаппаратов, при этом успевали оглушать Анну своими расспросами, но полицейские не подпускали этих занудливых ребят к обвиненной и обеспечили ей безопасный выход из здания, хотя было пару моментов, когда журналисты чуть не выхватили у них несчастную пожилую женщину, уже начинавшую нервничать из-за рева возбужденной толпы. Рядом с Анной шел адвокат, прикрывавший лицо кожаным портфелем, и о чем-то шептался с пожилой женщиной, но о чем те говорили, было не понятно никому.

Себастьян вышел из зала суда одним из первых и был в легком шоковом состоянии от увиденного. Быстрота судебного заседания, разбиравшего, казалось бы, такое громкое дело, просто не могла оставить кого-то равнодушным. Не успел он оказаться в прохладном коридоре, наполненном свежим воздухом, как сразу же встретился взглядом с Татьяной, которая с сильной неприязнью смотрела на напарника.

— Лучше тебе держаться от меня подальше. И ни слова о моем внешнем виде, — прорычала она, смахивая движением головы упавшую на лицо прядь распущенных волос.