Слёзы Лимба

— Правда? — слегка покраснел он и почесал затылок. — Мне казалось, что от меня прежнего ничего не осталось.

— Когда я тебя увидела, то на минуту подумала, что увидела призрака. Я знала многих людей, и все они за эти тринадцать лет изменились до неузнаваемости. А ты нет. Ни на йоту. Будто и не прошло тех долгих лет. Поразительно…

***

Дрожащей рукой он открыл кран с водой в тесной уборной, и, дождавшись, пока жидкость потеряет бардовый оттенок, в спешке умыл лицо. Ледяные капли обожгли кожу и вынудили ее покраснеть, словно та долгое время находилась под палящими лучами солнца. После Джордж вытер остатки воды махровым полотенцем и изнеможенным взглядом уставился на свое мутное отражение, глазеющее на него из слегка разбитого в левом углу зеркала.

— Кто я такой? — спросил самого себя тот и обессиленно понурил голову. — Что я делаю? Господи, зачем?

Молодой человек громко и будто специально, чтобы это услышало как можно больше людей вокруг, вздохнул и засунул руку в правый карман своих брюк, затем достал оттуда блестящий маленький предмет и, прищурившись, разглядел его, словно видел впервые. Это был согнутый в круг гвоздь, тщательно отполированный, сглаженный, походивший на обыкновенное кольцо. Снова вздохнув, мужчина надел этот металлический предмет на палец и сжал руку в кулак, отчего кольцо болезненно впилось в погрубевшую кожу ладони.

— Я помню. Я помню, — прошептал он и, разжав пальцы, впился губами в кольцо и прикрыл глаза, словно пытался таким образом улететь из реальности и наслаждаться этим моментом бесконечно долгое время.

Но его поцелуй с металлическим предметом продолжался не очень долго. Через пару минут в дверь кто-то постучал и обеспокоенно окликнул молодого человека.

— Виктор? Ты в порядке? Ты торчишь в уборной уже целую вечность.

Дверь открылась, и на пороге возникла Лиза, на которой была лишь одна сорочка, ткань которой была такой тонкой, что можно было с легкостью при определенном ракурсе разглядеть во всех подробностях ее упругую обнаженную грудь. Джордж устало улыбнулся ей и пожал плечами, будто не знал, какие слова следует подобрать для более-менее убедительного ответа.

— Дети уже спят. Хочешь поговорить? — задала еще один вопрос она и осторожно коснулась плеча Джорджа, отчего тот даже вздрогнул, словно получил легкий удар током. — Я ведь чувствую, тебя что-то беспокоит. Утром ты был совершенно другим человеком. Но сейчас я вижу, что ты стал настоящим. И тебе уже поздно скрывать свои истинные эмоции. Я их вижу… Ты подавлен.

— Вряд ли тебе понравится то, что услышишь. Я совершал ужасные поступки. И теперь меня терзает чувство вины. Я хочу освободиться. Но делаю только хуже.

— Пойдем на кухню. Тебе нужно высказаться, — девушка потянула молодого человека за собой. — Я тебе не чужой человек. Доверься мне.

Джордж украдкой кивнул и последовал с девушкой на кухню, но ноги шли туда с такой неохотой, что мужчине на полпути хотелось просто остановиться и стоять неподвижно безумно долгое время, полностью оградившись от всего. Но он продолжал идти, слушал заботливый голос своей бывшей возлюбленной, которая ласково сжала его ладонь в своей и не отпускала до тех пор, пока они не оказались в слабо освещенном помещении.

Женщина усадила мужчину за стол, а сама поставила чайник на газовую плиту, делая это с такой осторожностью, будто боялась, что от любого лишнего движения все может взлететь на воздух.

— Знаешь, я редко пользуюсь газовой плитой. Стыдно было признаться в этом перед своими девочками. Они думают, что их мать невероятно смелая. Но я самая трусливая женщина на свете. Я боюсь буквально всего. У меня лежит дробовик в подсобном помещении, но вряд ли у меня хватит смелости взять его в руки, когда в дом ворвутся плохие парни. Я даже не знаю, как им пользоваться. Сначала я надеялась, что в случае опасности мне окажут помощь соседи, но теперь и их нет рядом со мной. Это село практически полностью вымерло. И иногда мне кажется, что я единственный человек на свете… Ты не представляешь, как я рада, что ты сейчас находишься здесь, — женщина с улыбкой посмотрела на молодого человека, после чего неуклюже села на соседний стул рядом с Джорджем. — Впервые я чувствую такое спокойствие в ночное время суток.

— Почему же ты не уедешь отсюда? В Лондоне твоя жизнь будет гораздо спокойнее. Я ведь знаю, как ты любишь людей. Без них ты быстро иссохнешь.

— Я не могу. Ох… Не могу, — тяжело вздохнула она. — Я никогда. Никогда не покину этот дом. Не смогу.

— Почему?

— Здесь вся моя жизнь.

— Так можно начать новую. С чистого листа.

— А почему же ты не хочешь жить по-новому? — ледяным тоном спросила она. — Я ведь вижу, что ты терзаешь себя какими-то воспоминаниями, чувством вины. Иначе бы ты никогда сюда не приехал. Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы это не видеть. Ты ничуть не изменился. И глупо отрицать очевидное.

— Ты права, — кивнул тот и тяжело сглотнул. — Это и вправду чувство вины… И трудно описать словами, насколько оно сильное и неумолимое. И часть этой вины связана именно с тобой… Ты ведь знаешь, как я тобой дорожил. Всегда знала об этом.

— Да. Знала. И до сих пор не верю, что наши отношения вот так закончились… Я ведь тебя любила. Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, находясь рядом с тобой. Будто вернулась на многие годы назад. Влюбилась в невероятно красивого парня с шелковистыми русыми волосами. Влюбилась. И была готова любить вечно. Но с ним что-то случилось. Его чувство ко мне резко угасло. И он исчез. Бесследно. И теперь он снова здесь. Будто ничего не произошло за эти годы.

— Лиза, — прошептал тот и осторожно дотронулся до ее крошечной хрупкой ладони. — Я хотел тебе сказать это раньше. Но не смог. Не смог сознаться.

— Сознаться в чем?

Их разговор прервал голосистый чайник, из которого наружу вырвался горячий пар и быстро заполнил собой узкое пространство, отчего на кухне стало даже немного душно. Лиза быстро сняла чайник с плиты, после чего заварила себе и Джорджу горячий кофе, от которого исходил такой дурманящий аромат, что у молодого человека слегка потемнело перед глазами: чувство голода дало о себе знать. Девушка это будто поняла по его глазам и залезла в холодильник, оттуда достала несколько готовых бутербродов с сыром и ветчиной и, аккуратно положив их на тарелочку, поставила рядом с молодым человеком.

— Я уже думала, что ты упадешь в голодный обморок. Я и забыла, что мужчины и часа не могут продержаться без еды. Извини меня. Я обычно очень много готовлю. Но ничего из сама из приготовленного практически не ем. Хоть кто-то съест хотя бы часть моей стряпни.

— Ты всегда любила готовить. Это я вряд ли забуду, — с улыбкой произнес тот и впился зубами в холодный бутерброд, почувствовав невероятное облегчение от прикосновения кусочков еды к своему оголодавшему языку. — Я помню, как ты приготовила мне вишневый пирог. И твой отец его съел до моего прихода.

— Это был единственный раз в моей жизни, когда я хотела убить родного отца, — засмеялась та и, подперев голову рукой, стала наблюдать за тем, как мужчина уплетал бутерброды за обе щеки, будто не ощущал вкус еды целую вечность. — Но я все равно им очень дорожила. Он был со странностями. Но любил меня. И даже сейчас, после всех тех гадостей, что он сделал мне, я его обожаю. Я не умею ненавидеть. Я всегда всех прощаю.

— Но меня ты не простила.

— Возможно, — кивнула та и отвела взгляд в сторону. — Ведь из-за тебя моя жизнь стала не такой, о какой я всегда мечтала. Ты был главной ошибкой в моей жизни. Но я до сих пор испытываю к тебе теплые нежные чувства. И ничего не могу с этим сделать.