Слишком много блондинок
Шрифт:
Терять мне было нечего, и я поехала. Жила она близко — в паре кварталов от Останкино, в хорошем доме. Сказала, что квартиру снимает вместе с другом — он редактор мужского журнала, а сама она не москвичка.
— А откуда? — спросила я, пока она открывала тяжелую железную дверь.
— Из Днепропетровска.
— А ты Диму Фирсмана не знаешь? — Я вспомнила, что наш озабоченный продюсер тоже из Днепропетровска.
— Мы в одной школе учились, — призналась она.
— А… — замялась я. — А это он тебя сюда пригласил?
— Почти… — неясно пояснила она.
Но в это время мы уже зашли в квартиру, я загляделась по сторонам и отвлеклась от Ларисиной болтовни. Квартирка была старомодная, но приятная —
В кухне, куда меня отвела Лариса, я обомлела — это был музей быта 40-х годов. На три четверти стены были выкрашены зеленой потрескавшейся краской, сверху — белой, шкафчики были из белого пластика, а в углу дремал огромный, с облезшим лаком, деревянный буфет. Вдалеке от плиты — так, как это раньше было модно, пряталась керамическая раковина. Кран у нее был сверху — с ручками, похожими на шляпки винтов, а маленький пятачок между краном и мойкой был закрыт древним белым кафелем. Но самое интересное — стена, у которой стоял обеденный стол, сплошь была исписана карандашом. Видимо, не одно поколение приложило к этому руку.
Заметив мой удивленный взгляд, Лариса пригласила:
— Ты вот сюда посмотри.
Я посмотрела и едва не прослезилась: на стене возле окна давным-давно начертили таблицу. «Январь 1957 — очень холодно, Кеша получил двойку», «Март 1966 — пошел снег, Рая заболела», «Май 1974 — прилетели ласточки»… Меня все это так умилило, что я взирала на этот календарик как на Мону Лизу — проникновенно и восхищенно.
Лариса же в это время делала что-то странное — она поставила стремянку, влезла с головой на антресоли и копошилась там, бурча под нос что-то ругательное.
— Ты там что потеряла? — спросила я, рассматривая ее трусы. Стоили они, по меньшей мере, баксов 60 — черный шелк, чайные розы и вышитая гладью листва. Ни черта я не эстет: не понимаю, чем белье от Шанель лучше хлопковых трусиков — их ведь либо не видно, либо сразу снимаешь.
— Текилу! — воскликнула Лариса.
— А почему ты ее хранишь на антресолях? — хохотнула я.
— Володя прячет…
Володей звали ее парня. И если он прячет от нее текилу, то либо он — жадина, либо Лариса — пьяница. Решив не лезть в их отношения — мало ли куда забреду, я приняла все, как есть, и уселась за стол. Наконец, она откопала бутылку, вынула из холодильника малосольную форель, кусочек осетрины, крошечные соленые огурцы и банку опят домашнего засола.
И понеслось.
После третьей рюмки Лариса совершенно подобрела — смотрела на меня ласково и принялась откровенничать. За полтора часа я, перебив ее всего два раза — предложила еще выпить и попросила зубочистку, — слушала монолог Мисс Успех. Лариса рассказала мне все: как она уехала из Днепропетровска и добилась всего сама, как ее обожает Боря Моисеев, как в нее влюбился знаменитый итальянский кутюрье и даже пригласил к себе в Милан на два месяца, как о ней, в связи с кутюрье, писали в глянцевом журнале, как у нее был роман с пожилым, но жутко известным актером, как она работала на американском ТВ…
— Он меня, конечно, безумно любил, — говорила она об актере. — Не мог часа без меня прожить — приезжал на работу с огромными букетами роз… Сейчас покажу…
Лариса ушла и вернулась с фотографией, на которой и правда запечатлелся пук бардовых роз, из-под которого торчали женские ноги.
— Видишь. Но я тогда уехала в Америку, и мы расстались. Пришлось жертвовать любовью ради карьеры. Зато теперь-то я знаю — лучше меня в России никто не работает. Я лучше всех разбираюсь в моде. Меня все модельеры просто обожают. Мне недавно Лика… — она заметила, что я — без понятия, кто такая эта Лика. — Она ведет на четвертом программу о моде. Мне Лика сказала, что я скоро ее переиграю…
Я попробовала
вообразить, как говорю кому-нибудь: «Ой, вы знаете, я самая потрясающая ведущая ток-шоу в мире, я просто гений, незнакомые мужчины вызывают друг друга на дуэль, чтобы доказать, кто больше достоин моей любви»… и не вообразила. Может, это какой-то научно обоснованный синдром невероятно завышенной самооценки, который проявляется спустя пару лет после работы в ящике? Почему они все хвастаются?На втором часу у меня раскалывалась голова. Не знаю почему… может, от текилы развезло, или Лариса меня загипнотизировала своими злобными глазищами… я не вставала и не уходила. Мне не хватало мужества встать и прямо сказать, что хочу домой. Пока она молотила языком, я даже придумала сбежать по-английски — выйти в туалет и исчезнуть, только бы не слушать больше этот самовлюбленный треп, но меня — ура! — спас телефонный звонок. Лариса что-то приказала в трубку и сообщила мне, что приедет Дима Фирсман.
«Спасибо тебе, господи!» — поблагодарила я, но, увы, присутствие Фирсмана участь мою не облегчило. Началось все то же самое, только теперь слово взял мужской представитель славного города Днепропетровска. Дима вещал о том, какой он молодец, что ему всего двадцать девять, а он купил новый «мицубиси эволюшн»… что-то такое рассказывал о тузах шоу-бизнеса, которые все — Димины лучшие друзья…
В общем, только я набрала в легкие воздуха и собралась решительно заявить о капитуляции, Дима встал, прервав сам себя на полуслове, и сказал, что едет домой. Я подсуетилась и навязалась ему в попутчицы.
Так я, сама не знаю как, оказалась у Фирсмана дома, и этот день я обязательно впишу в историю своих самых нелепых и необдуманных поступков.
Сначала, это пока мы в машине ехали, Дима сообщил, что на американском ТВ Лариса работала курьером. Потом заверил меня, что Лариса — крутая. Потом вспомнил, как она его подставила, слиняв из одной программы в другую. Далее признался, что вчера… или позавчера… расстался со своей возлюбленной. Сказал, что его приглашают везде и всюду так часто, что приходится выбирать только самые крутые тусовки. «Мицубиси», конечно, ничего, только он серьезно думает о «Майбахе». Потому что «Мицубиси» — для подростков. И сказал, что в тридцать уже надо заработать свой первый миллион — иначе ты не мужик. Разумеется, я спрашивала себя: «Зачем мне все это нужно?» — но отвечала сама себе невразумительно: «мол, на месте разберусь».
Когда мы прикатили к нему на Гиляровского, я оказалась в типичной квартире молодого бизнесмена, разбогатевшего в эпоху ИКЕА. Вся мебель была из лучших магазинов, никаких тебе «стул ИКВАР — новая цена, всего 99 рублей», но стиль… Стиль ничем не отличался от квартирки одной моей подружки, которая за триста баксов обустроила по шведскому каталогу все жилище, — особенно удручало именно то, что было видно, как все это дорого стоит. И еще — у него не было ни картин, ни скульптур, ни всяких таких штучек, которые говорят о том, что человеку есть чем гордиться, кроме счета в банке и «мицубиси эволюшн».
В общем, уселись мы в гостиной-кухне, Дима заварил зеленый чай, положил на стол пакет с марихуаной и предложил дунуть. Почему я согласилась — вопрос номер три. На первые два — зачем я потащилась к Ларисе и почему оказалась у Фирсмана — я отвечать отказалась. Мы дунули.
И тут началось самое страшное: Диму унесло в дебри всякой там сайентологии и психологии групповых тренингов. Оказалось, что он каждое утро перед зеркалом повторяет: «Я самый умный и красивый, я собой горжусь» — пятьдесят раз. Ходит на какие-то суфистские (что-то связанное с исламом) семинары и читает все книги великого Ошо. Про Ошо я слышала, читала в журнале, поэтому спросила, в голове у меня к тому времени творилась неразбериха: