Слишком много клиентов (сборник)

– Она весь вечер была дома?

– Да. К ней пришли две подруги, они смотрели телевизор.

– В котором часу пришли ее подруги?

– Около восьми вечера.

– А когда ушли?

– Сразу после одиннадцати. Когда закончилась программа, которую они всегда смотрят по воскресеньям.

– Ваша дочь выходила с ними?

– Нет.

– Она вообще отлучалась из дома в тот вечер?

– Нет.

– Вы уверены?

Она кивнула:

– Уверена. Мы всегда знали, где она.

– Но вчера вечером вы этого не знали. И в тот вечер, в тот воскресный вечер, она в любой момент могла пойти в гостиную и посмотреть в окно. Могла ведь?

– Да с чего бы? С чего ей выходить в гостиную?

– Не знаю, но могла. – Стеббинс повернулся ко мне: – Так, Гудвин, отвезу-ка я тебя в управление. Расскажешь обо всем этом инспектору.

– О чем? И что рассказывать?

Он выпятил подбородок:

– Послушай-ка, умник, в понедельник днем ты начал наводить справки о человеке, который тогда был уже мертв. За два часа до обнаружения трупа! Потом Кремер, явившись к Вульфу, застает у него вдову, и инспектору вешают обычную лапшу на уши. Вдова наняла Вульфа, чтобы найти убийцу мужа, что, может, и не против закона, но точно против полиции Нью-Йорка. Я прихожу сюда по поводу другого убийства, и нате вам: ты тут как тут, да не один, а с вдовой. Ты объявляешься в доме, где жила убитая девушка, и беседуешь с ее матерью. Так что или ты едешь со мной по доброй воле, или я арестую тебя, как важного свидетеля.

– Я арестован?

– Нет. Я сказал – или.

– Хорошо, когда есть выбор, – заметил я, достал из кармана монетку в двадцать пять центов, подбросил ее, поймал и взглянул. – Ты выиграл. Пошли.

Это было мне на руку – увести его подальше от миссис Перес и от дома. Поднимаясь по трем ступенькам до тротуара, я подумал, насколько иначе все обернулось бы, если бы он пришел на тридцать секунд раньше или мы покинули бы гнездо разврата тридцатью секундами позже. Забираясь в полицейскую машину, я широко зевнул. Я спал три часа и весь день собирался от души зевнуть, да все некогда было.

Глава пятнадцатая

Через шесть часов, в половине второго ночи, я сидел на кухне и уплетал черный хлеб, испеченный Фрицем, копченую осетрину и сыр бри, запивая все это молоком и просматривая утренний выпуск пятничной «Таймс», купленный по пути из окружной прокуратуры домой.

Я был совершенно измотан. И день выдался непростой, а уж вечером, когда я час провел в обществе Кремера и еще четыре часа в компании парочки помощников окружного прокурора, мне пришлось совсем туго.

Это здорово напрягает, когда ты должен ответить на тысячу профессионально задаваемых вопросов и при этом постоянно держать в голове три обстоятельства. Первое: твои ответы призваны возвести толстую стену между фактами, которые уже известны стражам закона, и теми, которых они, даст бог, никогда не узнают. Второе: ты отвечаешь под протокол, и это может подвести тебя под статью, от которой потом не отвертишься. Третье: одно неверное слово – и все пропало.

Из всех допросов, которые мне учиняли в убойном отделе и окружной прокуратуре, этот был самый худший. И перевести дух я смог всего дважды. Сперва меня оставили в покое минут на десять, позволив сжевать через силу несъедобный сэндвич с ветчиной и выпить пинту обезжиренного молока. Потом – около десяти вечера – я объявил, что либо мне дают возможность сделать телефонный звонок, либо пусть запирают на ночь. Тут они уступили.

Если кто думает, что в учреждениях, стоящих на страже правопорядка, телефоны-автоматы не прослушиваются, пусть остается при своем заблуждении. У меня иное мнение на сей счет. Так что, дозвонившись до Вульфа и сказав ему, где нахожусь, я повел разговор очень осторожно. Сообщил о встрече со Стеббинсом, довел до сведения босса, что Кремер и окружная прокуратура, как обычно, считают, будто я утаиваю информацию, которую они имеют право знать, хотя, как прекрасно понимает Вульф, это чистый абсурд.

В ответ я услышал, что босс уже знает о моей встрече со Стеббинсом. Ему звонила миссис Йигер, он попросил ее приехать, и они все обсудили. Не велеть ли Фрицу время от времени разогревать тушеные почки? Не стоит, отозвался я, посижу на диете.

В конце концов, без четверти час, меня отпустили. Когда я добрался домой, свет уже нигде не горел и никакой записки с указаниями у себя на столе я не обнаружил.

Подзаправившись хлебом, осетриной и сыром и узнав из «Таймс», что окружной прокурор питает надежду в скором времени доложить о подвижках в расследовании убийства Йигера, я потащился к себе наверх. Много лет назад я поклялся своему дантисту никогда не ложиться спать, не почистив зубы, но в ту ночь нарушил клятву.

Поскольку все свои поручения я выполнил, а новых не получил и мечтал хорошенько отоспаться, наверстав упущенное, то не стал заводить будильник. Когда наутро я продрал глаза, часы показывали 9.38. Вульф, вероятно, уже позавтракал и отправился наверх, к орхидеям.

Поваляться в постели еще минут десять мне не повредило бы, но поскольку я терпеть не могу мчаться по делам, сражаясь с застящей взгляд, как туман, утренней сонливостью, то собрал волю в кулак и согнал себя с постели.

В 10.17 я вошел в кухню, пожелал Фрицу доброго утра и получил свой апельсиновый сок. В 10.56 допил вторую чашку кофе, поблагодарил Фрица за бекон и омлет с абрикосами и отправился в кабинет разбирать почту.

Спустился лифт, в кабинет вошел Вульф, пожелал мне «доброго утра» и поинтересовался, не было ли письма от Хьюитта по поводу ликасты нежнейшей. Верен себе. Раз я здесь, значит, меня не упрятали в каталажку, как важного свидетеля. Не побеспокоил его до одиннадцати – не имею, стало быть, никакой срочной информации. Мог бы, по крайней мере, поинтересоваться, долго ли меня мурыжили правоохранители. Вскрывая очередной конверт, я ответил, что от Хьюитта ничего нет.

– Сколько продержали? – спросил наконец он.

– Всего три часа после того, как я звонил вам. Домой добрался в начале второго.

– Нелегко пришлось, наверно?

– Были моменты… Я отказался подписать протокол.

– Неглупый ход. Приемлемо. Миссис Йигер рассказала мне о твоей импровизации перед мистером Стеббинсом. На нее этот номер произвел сильнейшее впечатление. Приемлемо.

Два «приемлемо» в одном разговоре – это рекорд.

– Ничего особенного, – поскромничал я. – Всего лишь присущие мне здравый смысл и осмотрительность. Выбор был невелик: или воспользоваться ими, или застрелить его.

Я подал ему почту.

– Будут указания?

– Нет. Выжидаем.

Он нажал на кнопку, дал один длинный и один короткий звонок, вызывая Фрица с пивом, и занялся почтой. Я сел, зевнул, достал блокнот, готовясь отвечать на письма.

Зазвонил телефон. Лон Коэн интересовался, приятно ли я провел вечер в окружной прокуратуре и как это меня освободили под залог среди ночи. Я ответил, что подозреваемых в убийстве под залог не выпускают, так что я просто выпрыгнул в окно и теперь нахожусь в бегах.