Слишком много кошмаров

«Попробую», – пообещал я.

Хотя больше всего на свете мне сейчас хотелось соврать, что я отбыл по срочному делу куда-нибудь к чертям собачьим. Например, в Шиншийский Халифат. И вернусь не раньше, чем через год.

Но мало ли чего мне хотелось.

– Видывал я на твоём лице всякие интересные выражения, – заметил Джуффин. – Но сейчас ты превзошёл самого себя. Что случилось-то?

– Ещё один спящий псих случился. Абилат нашёл где-то под крыльцом и теперь зовёт меня разделить с ним эту несказанную радость. Следовательно, спокойно жить дальше пока не получится.

– Вот как, – задумчиво протянул Джуффин.

И всё. Больше никаких комментариев. Совершенно на него не похоже.

Я открыл было рот, чтобы спросить, не хочет ли он сам поучаствовать в исцелении спящего. Потому что я, так и быть, уступлю свою очередь. Рыдая от облегчения.

Но тут Джуффин сказал:

– Если опять провоняешь безумием, сразу дуй ко мне. С этой бедой я легко справлюсь. И тебе не придётся прятаться от людей до самого вечера.

– Ясно, – кивнул я.

Куда уж яснее. «Вот конкретно тут я тебе помогу, а всё остальное, будь любезен, сам» – таков дословный перевод этой фразы.

Впрочем, и на том спасибо.

– Просто это твоё дело, а не моё, – мягко сказал Джуффин. – Оно само на тебя свалилось прошлой ночью. А меня в этот момент не то что в Ехо, вообще в Мире не было. Хотя я, положа руку на сердце, не так уж часто шляюсь неведомо где всю ночь напролёт. Значит, мне и дальше не следует в это лезть. Я с уважением отношусь к указаниям судьбы. Особенно к настолько внятным. И тебе советую.

Ну что тут скажешь. Да, да и ещё раз да.

Но кому от этого легче.

На первый взгляд, сегодня всё было совсем иначе. Вместо тёмной, обсаженной густым кустарником дороги и лунного света из-за туч – залитый полуденным солнцем сад с аккуратными клумбами, на которых начали распускаться мелкие зимние цветы, большой дом из светлого кирпича, с ярко-зелёной крышей и пёстрыми занавесками на окнах. Более неподходящей обстановки для страшного сна захочешь, не выдумаешь.

Однако, у человека, скрючившегося у нарядного крыльца, было на этот счёт своё мнение. Он распрекрасно сходил с ума от ужаса, невзирая на идиллические декорации. Бывают такие упорные люди, которых с пути к намеченной цели ничем не собьёшь.

Мне на них везёт.

– Получилось гораздо интересней, чем в первый раз, – говорил я Джуффину примерно полчаса спустя. – Вчерашний красавец просто был уверен, будто его проглотила живьём какая-то неведомая дрянь. Нормальный человеческий страх, мне и самому неоднократно снилось, как меня хотят сожрать; правда, я благоразумно просыпался до начала трапезы. Но вполне могу представить дальнейшее развитие событий. А сегодняшний меня по-настоящему удивил. Он, понимаешь, отсчитывал последние минуты этого Мира. То есть был уверен, будто мы все вот-вот исчезнем. Не просто умрём, а отменимся, словно не было ничего, никогда. Такое, понимаешь, абсолютное небытие, возведённое в степень бесконечности, отменяющее не только воспоминания о нас, но даже саму возможность нас вообразить или придумать – не знаю, как ещё объяснить. И он, бедняжечка, в такой неудачный момент к нам попал, поэтому теперь отменится вместе с нами навек, а ведь мог бы продолжать существовать – где-то там, у себя дома, куда теперь нет возврата. Осталось всего несколько минут, и отсчёт пошёл. Каждая секунда – удар. Причём физически ощутимый удар – изнутри и одновременно снаружи. Это, собственно, самое страшное: всем телом чувствовать, как сквозь тебя утекает твоё последнее время, быть дырявым решетом и не уметь это исправить. Вот это, я понимаю, мастер кошмара! Минимальными выразительными средствами создал ситуацию, в которой даже самому крепкому рассудку долго не продержаться. Жаль, что этот гений уже проснулся у себя дома, неведомо где. А то порекомендовал бы его Малдо: бедняга зачем-то устроил при своём Дворце Ста Чудес «Дом Страха» и внезапно обнаружил, что не знает, как пугать посетителей. Теперь всех расспрашивает, кто чего в детстве боялся, но на выходе – сплошной бесконечный Лойсо Пондохва, одна страшная сказка на несколько поколений. Один я как нормальный человек боялся крыс, высоты и что мне отрубят голову. И ещё стать людоедом.

– Что?

– Стать людоедом, – повторил я. – Мне казалось, это вообще самое страшное, что может случиться. Проснуться однажды утром и обнаружить, что я теперь людоед. И придётся вместо омлета с печеньем жрать на завтрак каких-то дурацких чужих людей – голыми, сырыми и даже немытыми.

– Смешно, – меланхолично кивнул Джуффин.

– Сам знаю, что не очень. Но это правда.

– Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

– А что мне сделается? Сижу тут, как видишь, целый и невредимый, не исчез вместе с воображаемым миром чужих грёз, не порвался под напором потока времени. А напротив, хлебнул бальзама Кахара, закурил и буквально с минуты на минуту потребую камры и чего-нибудь пожрать, это дело решённое, верь мне.

– Верю.

– И хвала Магистрам, что так. Потому что ещё буквально четверть часа назад я стоял на четвереньках в чужом саду и мычал нечто невразумительное. Уговаривал себя не поддаваться чужому страху, не нырять в чужую бездну, не умирать чужой смертью, не сходить с чужого ума. Уговорил, как видишь. С грехом пополам. Удивительно всё же, как эта дрянь меня затягивает! Был нормальный человек, причём прекрасно помнил вчерашний опыт, примерно знал, чего ждать, приготовился сопротивляться, но стоило посмотреть в глаза этого спящего, и – хлоп! – приехали. Следующая станция Приют Безумных. Прощай, прекрасный Мир.

– Но ты справился, – заметил шеф.

– И даже быстрей, чем вчера, – вставил Абилат, который отправился со мной в Дом у Моста, чтобы лично передать меня Джуффину, из рук в руки.

Всё-таки безумием я, по его утверждению, слегка попахивал, а знахарское призвание сродни неодолимому инстинкту. Если уж нос врачевателя чует присутствие болезни, никакой здравый смысл не заставит его покинуть пациента без присмотра.

– Ты понял, как он это делает? – спросил его Джуффин.

Абилат печально помотал головой.

– Я понял, что Макс устанавливает слишком тесный контакт с пациентом. И полностью разделяет с ним безумие, а потом сам же себя оттуда вытаскивает, причём той частью сознания, которую знахари древности назвали «огненным я», авторы медицинских трактатов эпохи Короля Мёнина – «тёмной стороной ума», а Клеви Маннас, величайший врачеватель Эпохи Орденов – «острием духа». Его определение, пожалуй, ближе всего к моему интуитивному пониманию… Впрочем, неважно. Важно, что Макс хорошо знаком с этой частью себя и умеет, пользуясь её силой, отменять распад сознания – не только своего, но и пациента. Теоретически я это более-менее понимаю. Но повторить не могу. По крайней мере, сегодня не смог. Причём провалился уже на первом этапе: сколько ни смотрел в глаза спящего, ничего кроме обычного в таких случаях сострадания не почувствовал.

– Это тебе крупно повезло, – усмехнулся я. – Поверь мне, ты ничего не потерял.

– Мне очень жаль, что я снова втянул тебя в это тяжёлое дело, – вздохнул он. – Но у меня не было выбора. Я не мог ни справиться сам, ни оставить всё как есть.

– Ну и правильно. Ещё чего не хватало – оставлять всё, как есть! Ужас же кромешный.

Наградой за мой самоотверженный гуманизм стал тяжело гружёный кружками и кувшинами поднос из «Обжоры Бунбы», аккуратно влетевший в распахнутое окно. Ужасно забавно всё-таки выглядит нынешняя доставка заказов из трактиров. Никак не привыкну.

– Максу легко договариваться со сновидцами просто в силу его природы, – сказал Джуффин Абилату. – Он сам в некотором смысле сон. Ну, отчасти. Поэт на моём месте сказал бы, что среди предков сэра Макса было сновидение, и он унаследовал некоторые фамильные черты. Это я говорю к тому, что тебе придётся придумать собственный способ помогать этим беднягам. Но очень надеюсь, что ты не успеешь.

– Почему? – удивился Абилат.

– Потому, что я оптимист. И рассчитываю разобраться с этим делом быстрее, чем ты набьёшь руку. Вот и всё.