Слишком много щупалец

Сплошь «курлы-мурлы» и «хлюп-бухлюп».

– Давай-ка в норку! – сказал я, подступая к аквариуму.

Идти было трудно, я словно преодолевал сопротивление, продавливался через нечто невидимое, но довольно плотное. Печать в руке с каждым шагом становилась тяжелее, и порой мне казалось, что она слабо светится зеленым тусклым огнем, как потревоженная медуза.

Но монстр при моем приближении заволновался и начал погружаться обратно в воду. Украшенная закорючками древняя штуковина не пришлась головастому «кальмару» по вкусу.

– Доделывайте свои дела, – сказал я дрожавшим от напряжения голосом. – И уматываем!

Глава 13 Галопом по Европам

Собака – друг человека.

Академик Павлов

Выйдя на улицу, я обнаружил, что сырой и густой воздух Амстердама приобрел вкус гнили. Кроме того, все начало расплываться у меня перед глазами, а мостовая под ногами закачалась.

– Твою мать, – сказал я, пытаясь не свалиться. – Похоже, я перенапрягся…

Убранная в карман Печать обрела прежний вес, но наведенная ею тяжесть словно переползла в тело – сердце билось как-то вяло, конечности казались холодными, как у трупа, а по спине моей бегали мурашки.

– Э, да тебя шатает! – с тревогой воскликнул Бартоломью.

– В машине есть аптечка, а там нашатырь, – сказала Ангелика.

– Без паники, – прохрипел я, пытаясь убедить себя, что падать в обморок на глазах у столь красивой барышни просто стыдно. – Единственное лекарство, что мне сейчас нужно – это стакан виски, или водки, или коньяка.

Пока шли до автомобиля, я немного прочухался, и предложенный нашатырь с негодованием отверг. От дальнейшей заботы меня спас затрезвонивший в кармане белокурой бестии сотовый.

– Так, это Ганс, – Ангелика поднесла аппарат к уху. – Нашли? Ритуал начался? Охрана? Мы едем.

Она завела мотор, втопила педаль газа в пол, и мы помчались к юго-западному выезду из города, к дороге на аэропорт «Схипхол», Роттердам и Гаагу, где-то в окрестностях которой затусовались соратнички нашего лысого «друга» Джавана Сингха. Исчезновение выведенного нами из игры «епископа» ван Хоэйдонка должно было их озадачить или даже встревожить, но этого, к моему разочарованию, не произошло.

Похоже, в местном отделении ЦСВ и помимо него хватало решительных и злобных ублюдков.

– Ганс отыскал место, выбранное для ритуала, – рассказывала наша шпионка, не забывая вертеть рулем и соблюдать правила дорожного движения. – Старая заброшенная мельница в устье ручья, пляж, все это в десяти километрах к северу от Схевенингена. Народу там десятка полтора, но что делают, разобрать не удалось – близко не подойдешь из-за охраны, но похоже, рисуют что-то на песке.

– Сколько у нас времени? – спросил я.

– Сейчас три сорок пять. Светает в этих местах в это время года около пяти тридцати. Должны успеть. Оружия у меня в багажнике хватит, чтобы сражаться с ротой регулярной армии.

Антон гулко сглотнул – соглашаясь на должность фотокора, наш худред вряд ли предполагал, что ему придется жать не на спуск «лейки», а на спусковой крючок автомата.

Мы промчались мимо поворота на Лейден, проскочили через Гаагу, известную на весь мир международным судом, бессмысленным и беспощадным (я как-то делал репортаж оттуда, так что знаю, о чем говорю). Покрутились по пустынным улочкам Схевенингена и оказались на дороге, напомнившей мне о просторах покинутой десять дней назад родины.

Асфальт с дырами, на обочинах грязные канавы и какие-то кусты.

Не хватает только пьяных и алчных гаишников в засаде.

Вместо них нам встретился один из «резервных парней» Ангелики, промокший и озабоченный.

– Отсюда до них два километра, – сказал он по-английски, когда мы остановились и вылезли из машины. – Ближе подъехать можно, но тогда услышат. Герман следит за ними, если что – позвонит. Они начертили на песке огромный сложный рисунок и сейчас то ли молятся, то ли поют.

Ночной мрак превращался в утренний сумрак, тучи на востоке серели, и где-то за ними готовилось взойти солнце. Если мы хотим помешать ритуалу, то нам следовало поторопиться.

– Ясно, – кивнула Ангелика. – Снаряжаемся.

В багажнике обнаружился целый арсенал – пяток «глоков» разных модификаций, несколько штурмовых винтовок «Хеклер-Кох 417», ящик гранат, парочка «РПГ» [6] и даже настоящий «стингер» [7] . Имея такие «аргументы», и вправду можно «побеседовать» с серьезными людьми.

6

Ручной противотанковый гранатомет. (Прим. ред.)

7

Переносной зенитно-ракетный комплекс. (Прим. ред.)

Бартоломью достался «глок» и очень краткая лекция «Как выстрелить во врага и не попасть при этом в соратника». Мы втроем вооружились штурмовыми винтовками, рассовали по карманам гранаты.

– Делайте, что я прикажу, – сказала валькирия, с оружием выглядевшая еще привлекательнее. – И безо всяких вопросов. Если сказала «падать» – падайте, «стрелять» – стреляете, и так далее. Понятно?

Я кивнул – кто в армии служил, тот в цирке не смеется. Антон пробормотал «да».

Проломившись через намокшие кусты, мы порысили по сырому песку – на север, вдоль серовато-белого, монотонно шумевшего моря. Горизонт затянуло туманом, над водной гладью плыла дымка, дождь продолжал моросить, так что легкая пробежка была даже кстати.

Только пыхтевший Бартоломью вряд ли бы с этим согласился.

Над дюнами поднялся силуэт мельницы – раскинутые крылья, конический корпус, кольцевой парапет на середине высоты, и вскоре мы столкнулись со вторым «резервным парнем».

– Там они, – сообщил он, показывая на гряду дюн. – Продолжают завывать и мужика к вбитым в песок кольям привязали. Незаметно не подойдешь, со всех сторон открыто.

– А незаметно нам и не надо, – Ангелика кровожадно улыбнулась. – Пугнем их.

Взобравшись на среднюю дюну первой гряды, мы обнаружили, что за ней имеется вторая. Торчавший на ней мужик в черной ветровке вздрогнул, увидев нашу компанию, что-то завопил и скрылся из виду.

– Надеюсь, у них нет пулемета? – осведомился я.

– Мы бы о нем знали, – на полном серьезе ответила наша шпионка.

Очередной подъем остался позади, и открылся участок пляжа, плоский и большой, точно футбольное поле. С севера его ограничивал ручей, на коем и стояла заброшенная мельница, с востока – тот «автобан», по которому мы сюда добирались.

А в самом центре с комфортом расположилась орава адептов Церкви Святой Воды.

Не знаю, чем они рисовали на песке, но чертеж диаметром три десятка метров выделялся четко: белый круг, пересекающиеся красные и черные треугольники, округлые значки, похожие на те, что я видел на двери, ведущей в кабинет червеголового пана Твардовского. А в центре, в малом круге, виднелся распяленный на земле человек – чистый рисунок да Винчи, только в одежде, да еще руки привязаны к вбитым в песок кольям.