Слизняк и его раковина

– Не отставай, - бросил он сыну, пуская коня в галоп.

Не отставать Люциусу было непросто. Всё-таки, лорд Малфой конные прогулки любил и практиковал почти ежедневно, а Люциус - всего лишь терпел. Но он старался, правда. Когда они наконец объехали огромный парк по кругу, его вид уже не напоминал бледного комнатного затворника. Щёки разрумянились, глаза горели, а если и слезились - то лишь от ветра. И даже волосы на висках слегка растрепались, выбившись из косы.

Абраксас подмигнул сыну:

– Ещё круг?..

Люциус улыбнулся:

– Ещё круг - и стемнеет.

– Мы и в темноте не заблудимся, - заверил лорд Малфой.

Но сын явно уже накатался на сегодня:

– Я есть хочу. Давай лучше завтра, а?..

– Завтра - так завтра, - слегка разочарованно бросил Абраксас, перекинув ногу через седло.
– Хилое поколение. Держу пари, тебе любой из моих ровесников фору даст…

От этого, в общем-то, безобидного ворчания Люциус застыл на несколько мгновений ледяной статуей, а потом неестественно высоко вздёрнул подбородок.

– Не сомневаюсь.

Он спрыгнул из седла на землю и бросил поводья подошедшему эльфу. Явственно собирался удалиться в неизвестном направлении, но короткий приказ отца остановил его:

– Подожди.

Лорд Малфой никак не может уйти, не попрощавшись со своим любимцем, светло-серым Альтаиром. И, проводя рукой по тёплой шее коня, успевает заметить, как Люциус торопливо, украдкой вытирает рукавом опять намокшие глаза.

* * *

Зеркало послушно отразило картину полной безупречности. От носков лакированных ботинок до высокого лба и гладкой причёски.

Лорд Малфой отвернулся от своего отражения.

– Люциус, ты готов?

Люциус тоже напоминал его отражение, только на четверть века моложе. И значительно более унылое.

– Готов. Только я не хочу никуда идти.

– Это я сегодня уже слышал раз десять, - отрезал Абраксас.
– Нос подними. Леди Друэлла никогда не простит, если жених её дочери не придёт на её день рождения. Неразумно ссориться с тёщей ещё до свадьбы, сын мой.

– Её дочери самой не будет на этом празднике, - вяло возразил Люциус.

– Ты же знаешь, её вины в этом нет.

Разумеется, Люциус знал. В Хогвартсе карантин. Драконья оспа. Нарцисса ужасно скучала и писала длинные письма чуть не каждый вечер, а он подолгу придумывал для неё послания хотя бы на полстраницы, чтобы не обидеть.

– Ты всё равно не сможешь постоянно избегать встреч со своим бывшим любовником, - безжалостно добавил отец.
– Разве что ты хочешь вовсе отказаться от светской жизни… Впрочем, этого я тебе сделать не позволю. Люци, хватит уже вести себя, как избалованная барышня. Пора взрослеть. Ты допустил ошибку с этим Лестрейнджем, но это совсем не причина лить слёзы и устраивать истерики. Чёрт побери, ты Малфой!..

– Он бы сказал - «дьябло», - внезапно усмехнулся Люциус.
– Ладно. Я всё понял, пойдём.

Впрочем, перед тем, как воспользоваться каминной сетью, он старательно поправил волосы, одёрнул манжеты и разгладил воротник.

Совершенно напрасные хлопоты, как выясняется через пять минут. Рабастана нет этим вечером в Блэк-холле. Родольфус сообщает, что накануне он поскользнулся на лестнице и сломал ногу. Ерунда, конечно, через пару дней и следа не останется, но приём он вынужден пропустить, такая жалость…

Лорд Малфой практически убеждён, что к Благотворительному балу с мистером Лестрейнджем приключится сонная лихорадка, а к рождеству - обсыпной лишай. Люциус за его спиной чуть слышно вздыхает, и одному Мерлину известно, чего в этом вздохе больше - облегчения или разочарования.

Конец первой части.

* * *

Часть вторая.

Глава одиннадцатая. Люциус.

Осень в этом году я умудрился начисто пропустить, очнувшись от своей странной задумчивости только в середине декабря, когда отец распорядился разослать приглашения на рождественский приём.

Я молча соображал, переводя взгляд со списка приглашённых за окно кабинета и обратно. За окном всё было белым и неподвижным. И в самом деле, зима… А мне почему-то до сих пор казалось, что стоит выйти в парк, и там будет лёгкая морось и запах мокрой листвы. А ведь я только позавчера покупал себе тёплые перчатки, но никак не соотнёс это со сменой сезона. Совершенно бездумно жил, словно во сне: что-то делал, куда-то ходил, с кем-то разговаривал. И забывал, о чём был разговор, стоило лишь отойти в сторону. Пару раз встречался с невестой - помню её улыбку и смех. Но теперь даже не вспомню, где это было. В Хогсмиде, наверное, она же ещё учится в Хогвартсе…

Совсем голову потерял со всей этой историей, мрачно подумал я, даже в мыслях не позволяя себе называть имя. Тряпка, амёба, медуза бесхребетная. Слизь и сопли. И это - наследник рода Малфоев?..

Хм. А вот слова отца я, оказывается, хорошо помнил…

Но, если честно, я был сейчас с ним согласен. И финал истории был вполне ожидаемым: ну, кто мог бы надолго увлечься таким слизняком? Поигрались, и хватит.

В порыве раскаяния я даже подумывал о том, чтобы остричь волосы - чтобы не вспоминать, как текли по ним чуткие ладони, как утыкались в них ищущие губы…

Но, подумав, решил, что это ничуть не более взрослая выходка. Ну, чем мне помогут изменения во внешности, если менять нужно содержимое головы?.. Не вспоминать. Не доверять. Не надеяться. Для начала - хотя бы это.

И я даже почти не вздрогнул, наткнувшись в списке на то самое имя, и совершенно равнодушно вписывал его в стандартный бланк приглашения и выводил на конверте. Всё равно не придёт. Найдёт какую-нибудь приличную причину, он уже натренировался.

А со внешностью у меня и так было всё в порядке - в этом я имел возможность убедиться, когда отец взял меня с собой на деловые переговоры в Австрию. Функции у меня, разумеется, были чисто декоративные - продемонстрировать незыблемые английские традиции семейного бизнеса. Вот он, наследник, любуйтесь. На меня и любовались, едва ли не восхищённо. На мой задранный чистопородный нос, длинные волосы, опять скреплённые бантом, и старомодную мантию. На континенте, видимо, с традициями было попроще, и даже чистокровные позволяли себе разгуливать в маггловских нарядах. А белых перчаток и вовсе никто больше не носил. Так что три дня, проведённые в Вене, я чувствовал себя так, как, должно быть, и полагалось носителю моей фамилии.

На самом деле внешние данные у меня были самые обыкновенные. Эту штуку мне отец объяснил ещё тогда, когда впервые застал меня за изучением в зеркале собственной физиономии. «Люци, - сказал он мне.
– Запомни: окружающие воспринимают нас такими, какими мы сами себя видим. Вот, посмотри, кого ты видишь в зеркале?»

Я посмотрел. Ничего особенного. Что-то бледное, блеклое и невыразительное.

«Можно смотреть - и видеть бесцветные глаза, длинный нос, острый подбородок… - кивнул отец.
– А можно увидеть гордого, самоуверенного юношу, так задравшего подбородок, что никто уже и не заметит, что профиль у него не римский. Они оба там есть. Вопрос в том, кому ты позволишь оттуда выглядывать. Да, и спину ровнее!..»