Сломанная роза

А если б он попытался, Галерану пришлось бы обсудить с ним его поведение на языке мечей, чего он, конечно, совсем не хотел.

Алина заливалась румянцем. Неужели Рауль смущал ее?

Алина не могла понять, в аду она или в раю.

Рауль де Журэ, надо признаться, относился к тому типу мужчин, которые ей ничуть не нравились. А его красота только ухудшала положение. Вероятно, он ожидал, что любая женщина — простая или знатная — должна растаять от одной его легкой, дразнящей улыбки.

Еще утром, во время купания Алина ощутила непонятное беспокойство, томление. Это состояние усугублялось, стоило Раулю подойти поближе или встретиться с нею взглядом. Ее мысли, обычно ясные и спокойные, пребывали теперь в беспорядке, вероятно, оттого, что она непрестанно думала, когда придет Рауль, что он скажет или сделает.

Почему-то после того, как она один раз увидела его нагим, вся его одежда, даже доспехи, стали для нее как бы прозрачными, и теперь он все время казался ей раздетым.

Путь из Берстока стал для Алины истинной пыткой, ибо всю дорогу рядом с нею ехал Рауль. Она старалась не обращать на него внимания, но он постоянно о чем-нибудь спрашивал, а, поскольку вопросы были вполне невинные, ей приходилось отвечать. Когда ей совсем не хотелось говорить, он принимался сам рассказывать о своей родной земле, Франции, о путешествиях в Испанию и Святую Землю.

Да он вертопрах, говорила себя Алина, голь перекатная, бездомный, безземельный бродяга! Хотя… она не знала, почему это занимает ее, если она собирается стать монахиней и если Рауль де Журэ ей ничуть не интересен.

Во всяком случае, не настолько интересен, чтобы она не могла запретить себе думать о нем.

Застолом Рауль с нею не заигрывал. Он не бросал на нее нежных взглядов, не прикасался к ней, не расхваливал ее кожу, глаза, губы, волосы… Они просто беседовали за трапезой.

Так отчего же ее бросало в жар?

Он рассказывал ей о Фландрии.

— Думаю, вам бы там понравилось, леди Алина. Фламандцы очень здравомыслящий народ.

— Вы считаете меня здравомыслящей?

Его глаза заискрились.

— Да. Я не прав?

— Сейчас — нет, — вырвалось у нее, и щеки снова обожгло жаром. Ну зачем она сказала такую глупость?

— В ваши лета крайне здраво интересоваться мужчинами, — улыбнулся Рауль.

Уловив в его тоне открытую насмешку, Алина села прямее и одарила его ледяным взглядом.

— У меня иные интересы!

— Значит, вы заметно отличаетесь от прочих смертньх, леди Алина, ибо молодым девицам свойственно интересоваться молодыми мужчинами, а молодым мужчинам — молодыми девицами.

— А старым мужчинам? — ехидно спросила она. — Таким, как вы?

Что-то мелькнуло в его глазах, и он добродушно рассмеялся.

— О, мы интересуемся женщинами всех возрастов. Но, знаете ли, мы, старые бойцы, обладаем многими полезными навыками. Мы терпеливы и лучше владеем собою, чем эти стригунки.

— Неужели? — парировала она и с преувеличенным вниманием взглянула на Эллу.

Он покраснел, Алина могла поклясться, покраснел! Ей было так сладко, будто она выиграла трудный поединок.

— Когда нам это нужно, леди Алина.

— Ах, так, — и она с великим тщанием выбрала на блюде тартинку с крыжовником. — То есть, сэр, вы терпеливы, соблазняя, но нетерпеливы, когда игра выиграна?

— Никогда, — лениво улыбнулся он. — Уверяю вас, леди Алина, я всегда терпелив с женщиной.

О, ужас! Она снова заливалась румянцем, ее щеки пламенели, как знамя!

— Некоторые женщины не поддаются обольщению, сэр Рауль, как бы ни был терпелив охотник.

— Поэтому искусный охотник должен тщательно выбирать жертву. Еще вина, госпожа моя?

Следя за струей вина, льющейся из глиняного кувшина в ее серебряный кубок, Алина почувствовала, что дрожит. Был ли то трепет ужаса или возбуждения?

— Вы полагаете, меня можно соблазнить?

— А вы полагаете, нет? — не глядя на нее, спросил Рауль, наливая себе вина.

— Конечно, нет!

— Возможно, вы правы. — Он взглянул на нее, и в его ореховых глазах загорелся боевой азарт. — Хотите испытать себя?

— Нет!

Он спокойно потянулся к блюду с тартинками, выбрал одну и галантно предложил ей.

— Тогда мы с вами не станем играть.

Она взяла тартинку, испытующе глядя на него.

— Играть? Во что?

— В соблазнение. — Прежде чем она успела возразить, он добавил: — Разумеется, мы не стали бы доводить игру до конца, прекрасная госпожа моя, ибо это лишило бы вас возможности сделаться Христовой невестой, а меня ввергло бы в хлопоты куда более тяжкие, чем мне хотелось бы.

Что верно, то верно. Отец и братья изрубили бы его в мелкие кусочки, осмелься он обесчестить Алину; он молил бы их лишь о скоpoй смерти.

С забившимся сердцем, прикусывая тартинку, Алина смотрела на него. Она отлично понимала, что Рауль действует как настоящий охотник, расставляет ловушки, раскидывает сети; но отказаться так трудно! Ей ничего не грозило, а то, что он предлагал, так увлекательно…

— Что ж, если это всего лишь игра…

— Конечно. Вы знаете, мужчины устраивают потешные сражения, готовясь к настоящей войне. Вот и мы разыграем такое сражение, и для вас это очень полезно. Мне кажется, вам следует овладеть искусством обороны.

— О чем вы?

— Отчего вы не любите помогать мужчинам при купании, Алина?

Первый раз он назвал ее просто по имени, и она поняла, что игра уже началась.

— Я стыдлива…

— Вид мужского тела не может быть вам в диковину.

— Нет, но…

— Так что же?

Кусок не шел Алине з горло, и она отложила тартинку.

— Мне редко приходится исполнять этот долг, и потому я стесняюсь.

— Не думаю, чтобы вас смущала сама необходимость, Алина.

Она взглянула на него.