Сломанная стрела

— Спрашивала… а она только посмотрела на меня так, словно у меня на голове рога выросли, и сказала: «Оно просто есть!»

Дирк рассмеялся: ответ очень напомнил ему тот, что когда-то дала ему Ахроди.

— Похоже, действительно есть области, в которых Спутники слабо разбираются, верно? Ладно, попробую я. Ответ далеко не самый лучший, но, думаю, он не слишком далек от истины. Мне кажется, что зло — нечто вроде высшей формы жадности, жадности столь всеобъемлющей, что она даже не может видеть ничего красивого, редкостного или драгоценного, и не пожелать обладать им. Жадности такой абсолютной, что если не может получить желаемое, то скорее уничтожит его, чем позволит, чтобы им завладел кто-то другой. И жадности такой острой, что даже обладание такими вещами не уменьшает ее ни на йоту: то, что красиво, редкостно или драгоценно, никак ее не трогает, лишь вызывает желание обладать.

— Значит, «добро» — что-то вроде противоположности? Бескорыстие?

Дирк слегка нахмурился, подыскивая нужные слова.

— Отчасти. Зло не может ничего созидать, оно может только копировать, искажать или разрушать, поскольку слишком занято самим собой. Так что «добро» — что-то вроде самоотверженности. А ты же знаешь, что многие вероисповедания учат, что высшее добро — Божество — достижимо лишь при условии полного самоотречения, забвения себя. А почему ты спросила?

— Когда Скиф упомянул мастера Альбериха… он… я… — Элспет смущенно замялась, но Дирк постарался всем своим видом излучать доброту и понимание, и выражение его лица явно ободрило девочку. — Ты знаешь, что случилось между Тэлией и мной. На следующий день я все еще злилась на нее, хотя и на себя уже тоже не меньше. Ну, и это сказалось на тренировке. Мастер Альберих остановил меня и повел на Поле, чтобы я прогулялась и остыла. Знаешь, я никогда не думала, что он… не знаю, отзывчивый, что ли. Славный. Обычно он кажется таким суровым.

— Возможно, чтобы замаскировать внутреннюю мягкость, — тихо заметил Дирк. Из Герольдов он знал Альбериха лучше всех, кроме Элкарта и Джери, и, несмотря на то, что очень много времени проводил на полевой службе, успел сблизиться с преподавателем боевых искусств, как никто другой. — Он знает, что снисходительность по отношению к любому из нас может обернуться гибелью в поле. Поэтому он обходится с нами жестко — будем надеяться, жестче, чем все, с чем нам придется столкнуться. Что не делает его хуже, как человека и как Герольда. Подумай-ка минутку. Он единственный преподаватель в Коллегии, от чьей выучки зависит, будешь ты жить или умрешь. Если он упустит какую-то мелочь — неважно, по какой причине — следствием может стать безвременный конец одного из его учеников. Такого нельзя сказать больше ни об одном из преподавателей Коллегии. В следующий раз, когда зазвонит Колокол Смерти, ты, возможно, заметишь, что Альбериха нигде не видно. Не знаю, куда он уходит, но однажды я видел его, когда он уходил. Он выглядел так, словно терпел смертную муку. Думаю, он чувствует больше, чем большинство из нас может предположить.

— Похоже, я знаю. Так или иначе, он заговорил, а ты же знаешь, какой он: когда он говорит, его волей-неволей слушаешь. Как-то само вышло, что я в итоге рассказала ему обо всем — о том, как Тэлия все время была занята, и я начала разговаривать с лордом-дя… то бишь лордом Орталленом. И как именно потому я… начала встречаться с… некоторыми людьми. Похоже, дрянной публикой. О том парне. Нас познакомил лорд Орталлен: сказал, что, как ему кажется, мне следует проводить больше времени в обществе других придворных. Когда он говорил, все звучало очень разумно, и мальчишки, с которыми он меня познакомил, казались такими… внимательными. Льстили мне. Мне… нравится внимание. Я рассказала все Альбериху. Вот тогда он и сказал одну очень странную вещь, Альберих то есть. Он сказал: «Я говорю тебе это под строгим секретом, как Герольд Герольду, потому что думаю, что мне пришлось бы все время ждать удара в спину, если бы он узнал о том, что я сейчас скажу. Лорд Орталлен — один из трех по-настоящему дурных людей, которых я встретил в жизни. Он ничего не делает просто так, госпожа моя, и было бы хорошо, если бы ты никогда этого не забывала».

Элспет взглянула на Дирка; ему показалось, что девочка хотела увидеть, какое впечатление произвел ее рассказ.

Дирк не старался скрыть, что весьма обеспокоен. Когда Элспет произнесла имя лорда Орталлена, казалось, какая-то туча заслонила от него ласковое тепло солнца. А слова Альбериха явились чем-то вроде откровения.

— Не знаю, что и думать, — произнес Дирк наконец. — Но Альберих не склонен выносить поспешные суждения; да ты и сама знаешь. Вместе с тем, я тоже отнюдь не приверженец Орталлена. Скажу только одно: мы с Крисом поссорились главным образом потому, что Орталлен настоял, чтобы он присутствовал, когда меня обвиняли, и приложил все силы, чтобы заставить Криса выбирать между ним и мной. Не знаю, зачем Орталлену это понадобилось — разве что из-за того, что я уже говорил о зле: оно не может видеть драгоценную вещь и не пожелать заполучить ее или уничтожить. А дружба с Крисом — это одна из самых больших драгоценностей в моей жизни.

После этих слов Элспет молча ехала рядом с ним на протяжении нескольких верст; лицо девочки было спокойным и задумчивым.

То был лишь первый из множества подобных разговоров, которые им предстояло вести. Дирк и Элспет обнаружили, что очень похожи: оба имели склонность к мистике, что могло бы удивить тех, кто недостаточно хорошо их знал.

— Ну и? — настойчиво спрашивала Элспет, — Почему они не вмешиваются? Если я веду себя, как ослиха, почему Гвена не хочет ничего сказать?

Дирк вздохнул.

— Не знаю, бесенок. А ее ты никогда не спрашивала? Элспет фыркнула — очень похоже на нетерпеливое фырканье ее Спутника.

— Разумеется — после того, как я сваляла полного дурака, я сразу же ее спросила, почему она попросту не запретила мне иметь дело с тем щенком.

— И что она ответила?

— Что я отлично знаю, что Спутники так не поступают.

— И правда… до тех пор, пока мы, их Избранники, сами к ним не обращаемся. — Сейчас Дирк изрядно досадовал на себя за то, что не попросил у Ахроди совета, когда поссорился с Крисом.

— Но почему? Это же несправедливо! — Дирк по опыту знал, что в возрасте Элспет «справедливости» придается огромное значение.

— Разве? А по отношению к нам было бы справедливо, в конечном счете, если бы Спутники вмешивались, словно няньки, и не давали нам падать и разбивать себе носы всякий раз, как мы пытались бы научиться ходить?

— Хороший ответ, Избранник, — заметила Ахроди. — Хотя и несколько упрощенный.

— Ну, если у тебя есть другой, получше…

— Нет-нет! — поспешно сказала она. — Продолжай в том же духе!

— Ты хочешь сказать, мы должны учиться сами, на собственном опыте? — спросила Элспет, пока Дирк старался спрятать улыбку, вызванную торопливым ответом Спутника.

Пока Элспет размышляла над услышанным, Гвена и Ахроди развлекались, стараясь так точно ступать в ногу, чтобы стук копыт сливался и казалось, что по дороге идет, один Спутник, а не два.

— Неужели они никогда не вмешиваются? — спросила девочка наконец.

— На памяти ныне живущих — нет. Хотя в некоторых старых летописях…

— Ну? — подхватила Элспет.

— Некоторые Спутники крайне редко, но вмешивались. Но только когда положение становилось отчаянным, и без их помощи выхода было не найти. Однако все они были Рощерожденными, а единственным таким Спутником на сегодняшний день является Ролан. И они никогда не вмешивались иначе, как по собственной свободной воле, потому-то Герольды никогда не просят их об этом.

— Но почему же только тогда? Почему мы не должны просить?

— Бесенок… — Дирк очень старался облечь в слова то, что он до сих пор только ощущал. — Каков главный закон нашего королевства?

Элспет подозрительно посмотрела на него.

— Ты что, меняешь тему?

— Нет. Не меняю, поверь мне.

— «Единственно правильного» пути не существует «.

— Взгляни на дело шире. Почему духовенству запрещено законом молиться о победе Вальдемара в войне?

— Я… я не знаю.

— А ты подумай. Если хочешь, отъедь, подумай и возвращайся, когда будешь готова.

Элспет предпочла не покидать места рядом с Дирком, а просто поехала дальше молча, с непроницаемым лицом, настолько уйдя в себя, что даже не заметила догнавшего их Скифа.