Сломанная вселенная

Кусочек Туалетной Бумаги аж сложился в четверо от изумления.

– Точно! Стоит попробовать.

Максим быстро потерял интерес к головоломке и поплелся восвояси. Наверняка в этой прекрасной долине еще масса интересного и неизученного. Несколько раз он останавливался и оборачивался назад, наблюдая, как изрядно вспотевший Крупный Зверь в пятнадцатый или в шестнадцатый раз пытается взгромоздить Холодильник на торчащую из земли Швабру. Кусочек Туалетной Бумаги отчаянно помогает ему в этом, но потом все трое валятся, громко и сильно ругаясь.

Цветы просто пьянили своими ароматами. Легкое головокружение, ими вызванное, только усиливало чувство тихого блаженства. Вот так бродил бы и бродил… до бесконечности. Максим вдруг увидел идола. То есть самого настоящего идола с деревянной головой, деревянным туловищем и большими деревянными ушами, вырезанного из ствола бывшего дерева. Сначала он хотел пасть в ноги и поклониться ему, но во время вспомнил, что является атеистом.

– А… вы здесь так просто торчите или что-то охраняете?

Мимика деревянного лица осталась неизменной, а приглушенный голос в ответ, казалось, исходил изнутри самого дерева:

– Дыр аххт гнел ытр сарп! Агг дыр сапп!

– Если можно, еще раз и поподробней.

– Ыххрт ыммно ыддлорт аххт ваапп! Ваапп!

– Вы действительно так считаете? — Максим развел руками. — С последней мыслью мне довольно трудно согласиться. Не стоит это так усложнять.

Подул сильный ветер, и от этого идол слегка покачнулся, якобы ожил. Голос из него звучал уже более настойчиво:

– Ыгдырр укклоом мооллкуу фыхт, фыхт!

Максим уже начал нервничать, с этим, в прямом смысле — деревом, бесполезно было спорить.

– Да что вы говорите! Вранье! Я слышал, что аарроондыр ыыхт быр ппырр номирыр! А вы свое «фыхт, фыхт», заладили прям!

Если бы у идола имелись ноги, он бы наверняка сейчас гневно топнул, да так, что зашаталась бы вся долина Абсурда. Голос его стал еще громче:

– Фыхт! Ымдыыр лаа, каа, саа, таа, маа! Юрготокх урруй йююпс!

Максим стоял на своем, все еще почтительным голосом пытаясь доказывать божеству, что он не совсем прав:

– Оор ыврап ытоом! Ым, сым, даахаа!

– Акк лыыс Юл суу! — гневно парировал идол.

– Фаанр ры диимообь! — настоятельно увещевал Максим.

– Ааасы одденнок ыыж лиалот!

– Выззахт таант доолоос рагг ыс!

– Ыыххоо руу тотогн?!

– Лообююсыхт рыы!

Идол, кажется, обиделся и замолчал, поняв что бестолку спорить со смертным. Максим, в свою очередь, махнул рукой и спешно зашагал прочь, схватившись за голову. Ну, в самом деле, какими еще аргументами можно доказать этому дереву, что ыырхл ыпп гаароо фахт это совсем не то, что лагаас ыфт уумс кааата! Уж если в этой замечательной долине идол не понимает таких простых вещей, то что было б, если бы они спорили за ее пределами. Потом он почему-то вспомнил о своих друзьях, которых стало откровенно жаль. Ведь все они были так далеки от понимания сути вещей!

Вообще, все, что лежало вне этой долины являлось бессмысленным миром бессмысленных идей. Где-то там Придумаем, строящий свою дурацкую башню, Милеус, пытающийся проникнуть в зазеркальный мир, господин Философ, который заперся в маленькой пещере и думает, что жестокий аскетизм, изнуряя тело, чем-то обогащает ум. А решил ли кто-нибудь из них головоломку Холодильника, Швабры и Кусочка Туалетной Бумаги? А синусы углов принимают они в расчет, когда возводят башни да пишут научные труды?.. То-то и оно.

Еще этот новоявленный приятель Алан… Поэт? Пусть будет так, даже одаренный поэт. Но уложить все разнообразие мира с его непостижимыми процессами и явлениями лишь в искусно сплетенную рифму — задача непосильная даже для гениальности. Муза воспевает только видимую форму и совершенно не способна к познанию внутренней сути вещей.

Увы, никто не способен постичь истинную мудрость, не побывав в этой долине!

Максим увидел, как облака стали редеть, делая просветы голубого неба еще более голубыми и просторными. Трава здесь росла не внутрь земли, а как бы снаружи, так что стебли, листья и цветы были совершенно открыты взору. Он нарвал букет каких-то причудливых растений. Они выглядели настолько же прекрасно и обворожительно, насколько таинственными и сложнодоступными являлись синусы их углов.

Вдруг откуда-то из недр небытия зазвучала музыка, сначала тихо, почти неслышно, так что Максим было принял ее за плод собственного воображения. Но с каждой секундой ритмичная мелодия становилась отчетливей и громче. Музыка, насыщенная мажорными хаос-аккордами, являлась танцевальной, даже излишне темпераментной. Колючие ноты сыплющихся сверху звучных рулад будоражили каждый нерв, навевая вдохновение, переходящее в какое-то неистовство, лирическое воодушевление, граничащее с экзальтацией. На какое-то мгновенье показалось, что полевые цветы колышутся в такт играющего ритма. Обернувшись, Максим увидел маленьких зеленых человечков, которые кружили хоровод. Все они весело танцевали, не замечая ничего вокруг. Они были небольшого роста, одеты во все зеленое, наверное — чтобы не создавать контраста с травой, вот только обувь у всех без исключения почему-то розового цвета. Впрочем, человечки имели еще один существенный недостаток — у них не было головы. Также не было ни рук, ни туловища: одни только пляшущие ноги. Максим удивился: почему все-таки обувь розового цвета? Странно… Не кроется ли в этом тайный смысл бытия? Или еще один постулат Мироздания?

Но высокопарные философские вопросы что-то перестали тревожить его ум. Как-то внезапно и вдруг. Наверное, просто ум, совершив за последние полчаса не менее трех Великих открытий, немного подустал. И захотелось, забыв обо всем, пуститься в танец, растворится в нем, слиться с музыкой в единую ипостась, стать ее частью. Он проник в хоровод загадочных созданий и отдался волшебному полету. Музыка, подобно разыгравшемуся смерчу, подхватила его тело и стала его вращать вдоль бескрайней долины. В этом танце кружилось все: облака, небо, далекие леса, цветы, извилистая ленточка реки. Весь мир несся куда-то хороводом собственного торжества. А музыка, хотя и не имела слов, но и без них высказывала ощущение победы: победы света над темнотой, гармонии над хаосом, здравомыслия над повседневным безумием.

Человечки еще какое-то время покружили и куда-то исчезли. Максим начал уставать, да и музыка становилась все тише, пока снова не удалилась в область чего-то нереального, почти неуловимого для слуха.

Стало заметно вечереть. Вечер медленно накатывался со сторон четырех Бесконечностей, вязким туманом сползая в этот мир из никем еще не изученной запредельности бытия. Он отравлял собою все вокруг: воздух, леса, их цвета и краски. Мир чернел как испорченное яблоко, постепенно загнивая и растворяясь в предвечном хаосе. Небосвод наливался мрачными тонами сумерек, и свет все более терял свою силу. Предметы и объекты, находящиеся вдали, сливались в единую матовою серость, в которой размывались их контуры и очертания. Максим еще раз пристально огляделся вокруг и… от неожиданности замер.

Куда-то исчез Центр Мироздания!

Ось Z, так ясно видимая еще до входа в долину и по вечерам так ярко контрастирующая с сумерками, теперь абсолютно не наблюдалась. Максим с нарастающим недоумением вглядывался в каждый уголок неба и земли, надеясь отыскать хоть какое-то подобие координатных осей — все тщетно. Осей Х и Y также не было! Подобного еще никогда не случалось…

Он посмотрел в сторону, где предположительно должна находиться Будущая Бесконечность, и вздрогнул…

Солнце!!!