Слова через край
Шрифт:
За молодым человеком шел призрак и глухим голосом продолжил рассказ, перемежая странные улыбки с печальными жестами:
— Небо серое, от воды поднимается легкий туман, ветерок колышет верхушки высоких тополей. Я медленно-медленно иду по берегу реки, и на душе у меня печаль. Начинаю танцевать, петь, издаю нелепые звуки, тра-ра-ра, убу-бу-ала-ла. Все напрасно — печаль не исчезает. Неужели с таким же хмурым, бледным лицом я буду идти за гробом юного друга? Смерть, увы, не навевает нам нежную печаль тоненького одинокого деревца.
— В аду полно таких странных людей, — сказал мне мой проводник.
Мы немного постояли возле трех призраков, мирно беседовавших между собой.
— Это бедняки, — объяснил мой гид, — они всегда вместе и с рассвета до заката говорят об одних и тех же вещах.
Из робости я не спросил, как это трое бедняков вдруг попали в ад.
Один
— Завтра я уезжаю в Америку. Я узнал, где живет господин Морган — самый богатый человек в мире. Я скажу ему: я — глава многочисленной и нищей семьи, у меня множество сыновей, жена, братья, старая мать и два двоюродных брата — тоже бедняки. Что для вас миллион или на худой конец полмиллиона? Нет, не долларов — лир, по нынешнему валютному курсу мне достанется не больше ста тысяч долларов. При желании вы можете заработать их за час. А подумайте, какое это будет счастье для моей семьи, когда я вернусь с миллионом. Не представляете? Радостные слезы, объятия, прыжки, крики. Послушайте, всего вместе с другими бедными родственниками нас наберется человек сорок, и мы будем вам благодарны всю жизнь. Часто будем вам писать, и я научу своих детей каждый вечер молиться за здоровье господина Моргана.
В разговор вступил второй бедняк:
— Подумайте только, друзья, сколько здоровых, крепких людей, которые могли бы радостно прогуливаться по солнечным улицам, не едят, не спят по ночам и, если и выходят из дому, избегают людей, сразу ныряют в пустынные переулки. Они внезапно поворачивают назад, быстро прячутся в парадном, вдруг становятся багровыми. Кто-то стучится в дверь? Они мгновенно бледнеют и бегут прятаться на чердак. Посылают своих детей открыть дверь. Они ни о чем не говорят, не читают газет, за месяц, ну, самое большее, за два, за три превращаются в худющих стариков. Некоторые из них даже подумывают о самоубийстве. Что случилось — конец света? Нет, они должны заплатить портному, булочнику… Только и всего. Невероятно, но факт.
А третий сказал:
— Счастливцы эти богачи. В моем городе тоже есть богачи, крупные богачи. У них красивая одежда, шелковые платья, новые ботинки. Не знаю даже, как мне получше отомстить этим кровопийцам. Хоть немного, да мщу, остановив на улице идущего рядом с богачом оборванца. Снимаю шляпу, громко его приветствую: «Как поживает ваша супруга, детишки?» Потом мы уходим вместе, важно беседуя. Еще я очень люблю кидать в богачей скатанными из бумаги шариками, заранее приготовленными дома. Тот, в кого попадет шарик, оборачивается — вокруг много людей, играют дети. Меня он не подозревает. Не станет же пожилой человек столь глупо подшучивать над ближним. Я снова кидаю в него шарик. Богач становится красным как рак, звереет, обводит всех злобным взглядом, а потом уходит совершенно удрученный.
Я хотел поразмыслить над услышанным, но тут мой призрак сказал мне на ухо:
— Посмотрите на Свена…
Тот, на кого он указывал, сидел на невысокой скале. По пути мой удивительно приятный спутник поведал:
— Свен был в раю уже месяц — и с каждым днем все худел и худел. Блаженные спрашивали у него: «Что с вами, добрый человек?» А Свен отвечал: «Спасибо, ничего». На самом деле небесная музыка и полеты ангелов будили его рано утром, и это было для Свена сущей пыткой… При жизни он и мухи не обидел, но любил поспать всласть под мягким одеялом. Иной раз во время молитвы Свен засыпал, и один из херувимов сразу же будил его мягкими упреками. И вот однажды Свен, увидев, что дверь в чистилище открыта, проскользнул в нее. В те времена чистилище представляло собой мокрую длинную дорогу, где, сбившись в кучу, стояла и ждала тьма людей. Свен пробрался в молчаливую толпу и, отыскав себе местечко, лег и стал радостно позевывать. Он уже почти заснул, как вдруг в черном небе появились ангелы и начали повсюду его искать. Свен свернулся в клубок. «О боже, только б не нашли!» Посланцы в печали вернулись к Всевышнему без беглеца. Немного спустя в чистилище раздался храп. «Это Свен!»— обрадовались ангелы. Взлетели и вскоре отыскали мирно спавшего Свена. Встали вокруг, раскрыв крылья, и один из ангелов пощекотал ему пером подбородок. Свен проснулся, посмотрел одним глазом на стражей и, смачно выругавшись, повернулся на другой бок. В тот же миг пред ним разверзлась пропасть.
Теперь Свен здесь, в аду, он обречен считать звезды. Только он подойдет к концу, как настает рассвет. Поэтому каждый вечер ему приходится начинать сначала. Часто, пересчитывая звезды, Свен на мгновение засыпает, и ему кажется, будто он в раю.
Перед нами высилась огромная
отвесная стена. На краю ее сидел призрак, казавшийся белой тучкой на фоне угрюмого пейзажа.— Кто это? — спросил я, охваченный любопытством, у своего спутника.
— Человек, — ответил он. Наклонился и поднял листок бумаги, который плавно опустился с высоты. — Читайте, — сказал проводник. — Время от времени ветер приносит нам листы бумаги, на которых этот призрак записывает странные вещи.
Я стал жадно пробегать глазами строку за строкой: «Вчера я гулял с господином Маком: он рассказывал о своих нескончаемых любовных приключениях. Вдруг мне захотелось громко крикнуть: бабабараба. Я попытался отвлечься, но мое волнение росло. Внезапно я воскликнул: „Бабабараба!“ Господин Мак изумленно взглянул на меня и продолжил свой рассказ. Мне казалось, что я разом избавился от тяжкого груза. Но спустя несколько минут меня стала мучить новая неотвязная мысль, что я должен сказать: бебеберебе. „Нельзя, — думал я, — нельзя, лучше уж убегу“. Вместо этого через пять секунд я воскликнул: „Бебеберебе!“ Господин Мак прошептал: „Всего доброго“, и исчез в полном смятении.
На улице я часто испытываю желание, сильное желание дать пинка идущему впереди меня. Я сворачиваю в темный безлюдный переулок, чтобы не совершить столь некрасивого поступка. А теперь, заметьте, ведя свой дневник, я чувствую, что в конце страницы непременно напишу: „Апчхи, Верцингеторикс!“ А почему? Почему апчхи, Верцингеторикс?»
А на обороте листа было:
«Пришла весна, я несу жене фиалки. А по дороге с тоской думаю, сколько мужчин в этот самый момент несут букетик фиалок дорогой супруге. Настает ночь, мы ложимся спать, тушим свет. „Спокойной ночи“. — „Спокойной ночи…“ Издали доносится неясный гул. Да, сейчас многие, так же как и я, лежат рядом с любимой женщиной и неотрывно глядят в темноту, полные всяких смутных мыслей… Мне страшно — уж не просто ли я отражение в зеркале? Начинаю насвистывать какую-то мелодию. Мария просыпается, зажигает свет и удивленно глядит на меня. Спрашиваю в упор: „Сколько будет семью восемь?“— „Пятьдесят шесть“, — отвечает она. Смотрит на меня своими большими грустными глазами. Я поворачиваюсь на другой бок и вскоре засыпаю, довольный, с тайной надеждой».
Несколько минут спустя мы очутились в круге для завистников. Стали расспрашивать одного из них. Он долго смотрел на нас с любопытством, потом сказал: — Да, признаюсь, я завистлив. Иногда в людных местах, когда все с виду всем довольны, я начинал кричать, размахивая газетой: «Я выиграл миллион…» Торопливо объяснял тому, кто бежал за мной, что выиграл в лотерею миллион, и уходил счастливый, представив, как же эти люди мне завидуют.
— Посмотрите на Джинджера! — воскликнул мой гид. Лежа в углу, Джинджер грыз ногти. О нем я уже слышал: у него был очень близкий друг по имени Батт. Этот Батт писал книгу, и Джинджера мучила зависть. Он спрашивал у Батта: «О чем ты думаешь?» — «О своей книге», — отвечал Батт. Для Джинджера это было как нож в сердце, и он всячески старался его отвлечь. «Батт, посмотри — муха», «Батт, у меня поясница болит».
Мы ушли, и я долго еще испытывал гнетущую тоску.
— А вот и гордецы, — сказал мой провожатый, когда мы пересекли широкий пустырь.
Эти бедняги бросали слова на ветер, и они оставались без ответа: Один из призраков говорил:
— Я стану знаменитым, моя книга прогремит на весь мир — мне это сказал господин Куст, а он человек весьма образованный. Как я рад! Сколько статей появится в газетах! Вечером я скажу жене: «Читай вслух». И жена прочтет целые колонки, восхваляющие меня. «Родился в… Еще мальчиком… Однажды…» Ночью я тихонько поднимусь и снова пойду читать газету. Но что можно обо мне написать? Что? Моя жизнь такая заурядная. Увы, у меня нет для них даже анекдота, коротенького анекдота. Может, рассказать эту историйку?
Проходят дни. «Карл, это твое новое чудачество просто невыносимо!» — кричит мне жена. Уже неделю я сплю с открытыми окнами. Туман проникает в комнату, из-за него преют одеяла и у меня ломит спину. Ну и что? Зато — скажут — он спал с открытыми окнами в декабре. Но может, этого мало, ведь о великих людях обычно рассказывают истории куда более удивительные.
По левую руку от нас остался круг для грубиянов, и четверть часа спустя мы вошли в адов круг для воров. Они старательно взламывали огромные и мощные несгораемые шкафы. Чертыхались, грязно ругались. Мы прошли мимо. Потом я захотел в последний раз взглянуть на этих несчастных и обернулся: они уже отложили в сторону свой воровской инструмент и мирно улеглись на землю. Но едва заметили, что я гляжу на них, снова тут же принялись за дело.