Слова через край
Шрифт:
Место действия первой истории — здесь, в Манче, самой бескрайней области Испании, где невозможно охватить взглядом горизонт. Нынешний год очень ветреный и пыльный — достаточно ослу пройти рысцой, и поднимается туча пыли. Дело в том, что дождей было мало, потому людей и животных объединяет жажда, ожидание воды. Туда, где имеется хоть какой-нибудь пруд, тянутся издалека быки, лошади, ослы, козы, овцы, чтобы хоть немного утолить жажду. Большие водоемы высохли, они тихи и спокойны, они как бы вне времени. У колонки выстраиваются в очередь женщины с кувшинами: вода из крана течет тоненько и медленно. Женщины несуетливо ждут, и от их терпения веет древностью. Но вот мы видим нашего героя, старика, — о его появлении возвещает треньканье колокольчика, надетого на шею козы, что идет впереди стада.
Старому пастуху почти семьдесят, он одет как все пастухи Манчи. Передвигается с трудом, придерживая
Его хижина тут, неподалеку. На землю опускаются вечерние тени. Еще можно встретить какого-нибудь крестьянина, он обернется вам вслед и молча двинется дальше за своим мулом. Старик с мальчиком подталкивают овец в загон и, разложив в хижине огонь, бросаются на свои соломенные подстилки. Старик бормочет что-то невнятное, видно, жалуется на глаза, мальчик отвечает: «Сходи к доктору», — «Не пойду я к доктору», — говорит старик. «Сходи». — повторяет мальчик, засыпая. Старик некоторое время лежит с открытыми глазами, потом берет кувшин, роняет несколько драгоценных капель на платок. Но это приносит мало облегчения. Старый пастух садится на своем ложе, нарушая тишину длинной ночи бормотанием. Потом встает, поправляет маленький очаг. Вдруг его внимание привлекает лай собаки за стенами хижины. Потом раздается блеянье овцы. Инстинктивно он хватает самую толстую головешку и, распахнув дверь хижины, с криком выскакивает наружу, словно помолодев. За стенами хижины кромешная тьма, но мимо, как ветер, как черная молния, проносится какое-то животное — это волк — и сейчас же исчезает в ночи; а овцы все блеют, и собака лает, но не находит мужества броситься вслед за зверем. Старик мгновение стоит неподвижно, сжимая в руках головешку, тщетно пытаясь разглядеть, куда убежал волк, потом входит в загон; блеянье овец постепенно стихает. Старик проверяет, не нанес ли волк какого урона, и, убедившись, что ни одна овца не ранена, возвращается в хижину; собака тоже постепенно успокаивается.
На рассвете он и мальчик снова в пути. Шагая по тропе, они встречают других пастухов с их стадами, тоже только что выгнанными из загонов. Пастухи или вовсе не здороваются друг с другом, или ограничиваются кивком. В полях уже можно увидеть несколько крестьян, которые обрабатывают землю древней мотыгой. Солнце поднимается в небе, и старик надвигает шляпу по самые глаза, чтобы защитить их от лучей, он идет, почти не глядя перед собой, опустив лицо к земле. Мы видим, что он идет не по той тропинке, где остальные пастухи, а в противоположном направлении. Вскоре он уже на крошечной деревенской площади; здесь, под портиками, точно изваяния, застыли несколько женщин, разложив перед собой нехитрый товар они ждут покупателей.
Проходит старый почтовый фургон, почти задевая овец которые сгрудились в тени; мальчик следит взглядом за проходящим фургоном. Старый пастух в это время уже дошел до портиков и заглядывает в какой-то склад; у входа женщина в черном ссаживает со стула тщательно причесанную девочку в белом платьице.
В этом складе врач осматривает больных. Приемная отделена перегородкой от маленькой амбулатории. Все сидящие терпеливо ждут. Здесь человек десять мужчин в блузах местного производства, похожих на униформу и три или четыре одетые в черное женщины, у одной на руках ребенок, ему всего несколько месяцев. Входит женщина с девочкой в белом платье, бормочет «буэнас» и остается стоять, прислонившись к стене и держа девочку за руку. Старик тоже стоит, ни на кого не глядя машинально подносит к глазам мокрый и грязный платок Из амбулатории выходит другой старик, надевает берет; теперь очередь женщины с ребенком. Другая женщина достает из корзины бутылку воды и дает попить стоящему рядом мальчику болезненного вида. Потом спрашивает у соседа, не хочет ли он попить, и тот пьет. Это человек лет сорока, с непроницаемым лицом. Спрашивает, из какого источника вода. Женщина называет источник. Другой мужчина говорит, что даже источник Кампильо высох. «Завтра будет дождь», — говорит самая старая из женщин. «Да, будет», — отзывается мужчина с непроницаемым лицом, но, видимо, не слишком верит
в это. «Дождь будет, будет», — уверенно повторяет женщина. Какой-то человек замечает: «Дождя не будет весь октябрь». И еще один голос: «А в сороковом дождь шел». Все молчат. Настала очередь нашего пастуха: он стоит перед врачом, как обвиняемый. Врач молод. Приподняв двумя пальцами веко пастуха, он спрашивает: «Сколько лет ты глотаешь пыль?» Пастух правой рукой делает жест, как бы говоря: «Много!» — «Я дам тебе воду, чтобы промывать глаза, но ты должен носить очки, — говорит врач. И добавляет: — Черные очки, от солнца». Пастух говорит: «Нет, очки — нет». — «Купи очки, купи, они стоят недорого». Врач отпускает его. «Никто их не носит», — говорит пастух. «Как никто не носит? — Врач берет со стола свои очки и показывает пастуху. — Все носят». — «Пастухи — нет», — отвечает старик.Прошло некоторое время, мы видим пастуха уже в другом месте: в маленьком магазинчике под портиком, где продается все — от очков до ботинок. Его лицо отражается в разбитом зеркале, на носу очки. Он тихо стоит и смотрит на себя, словно не узнавая, потом снимает очки — в зеркале появляется знакомое лицо. На прощанье он что-то недовольно бормочет, выходит из магазинчика с очками в руке и тут же прячет их в карман.
Мальчик рассматривает афишу кинематографа, он встрепенулся, заслышав голос старика, созывающего овец. Отара направляется в поле, оставив позади неясные голоса женщин, толпящихся около источника с водой.
Поля залиты солнцем, и овцы снова поднимают облака пыли. Старика вдруг обволакивает еще более густая, чем обычно, туча пыли: мимо проходит грузовик с прицепом. Наконец-то пастух решается вынуть из кармана черные очки и надеть их. Мальчик с удивлением смотрит на него. Они молча идут по тропинке. Навстречу идет другой пастух с большим стадом овец. Он далеко, метрах в ста от них. Когда расстояние сокращается до двадцати, старик снимает очки и снова кладет их в карман. Два стада встречаются и расходятся, в густой пыли пастухи обмениваются приветственными жестами. Тот, другой пастух спрашивает у старика: «Есть вода в пруду?» Старик отвечает: «Мало». И один продолжает свой путь на юг, а другой в это время идет на север.
Вот они отошли друг от друга метров на тридцать, старик оборачивается — не следит ли за ним тот пастух, — потом снова достает очки и, надев их, продолжает свой бесконечный путь по направлению к задернутому пылью горизонту.
Красавчик
Она безумно влюблена в него, он просто красавчик. Он ленив, у него черные глаза, они кажутся задумчивыми, а на самом доле он но думает ни о чем. Может быть, он даже немного туповат, но с этаким налетом мечтательности. Зовут его Марио. Кто он? Принц.
Мария любит его. Она обрушивает на этого смуглого и медлительного южанина всю свою энергию, свою потребность любить, которую в течение многих лет скрывала даже от самой себя. Она его невеста, мать, жена, сестра. В мечтах она видит его модным певцом: вот к нему пришла слава, его считают своим на улице Теулада.
Они познакомились случайно в шумную ночь на св. Сильвестра, в траттории, где он пел по просьбе друзей.
Она сидела за столом с отцом и матерью, двумя маленькими, тщедушными старичками; неужели это они дали жизнь этой пышущей здоровьем девушке, которая их обожает и потому все еще не нашла себе мужа! До сих пор она с недоверием относилась ко всем, кто за ней ухаживал. Как-то они будут вести себя по отношению к ее старичкам?..
Мария служит в большой фирме. Все свои деньги она тратит на то, чтобы сделать стариков счастливыми. А те в самом деле не испытывают недостатка ни в чем, и если уж им чего-нибудь не хватает, то это с лихвой восполняется душевным пылом, воображением, любовью дочери.
Он приехал с Сицилии. Года два назад. В столице он ищет работу, ищет медленно, как все южане, и никак не может найти либо находит только временные занятия. Мать воспитала его, как воспитывают святых или на худой конец наследных принцев; она была твердо уверена в том, что такие волнистые волосы и такая нежная кожа в один прекрасный день непременно обеспечат ему место, достойное его утонченной грации.
Он всегда позволял себя любить; в отличие от Марии у него не хватало ни силы, ни фантазии, чтобы быть в любви ведущим.
Конечно, Мария ему нравится, он не импотент и не извращенец, но очень пассивен, и если поначалу Марии еще как-то удавалось зажечь его, пробудить в нем хоть какую-то инициативу, то очень скоро южный характер снова взял свое, может быть еще и потому, что сама Мария чересчур деятельно и всепоглощающе его любила.
Он пел, а она долго смотрела на него и порой — нечто для нее совершенно необычное — даже забывала о своих родителях.