Слова Солнца

Поэза без названия

Князь взял тебя из дворницкой. В шелкаОдел дитя, удобное для «жмурок»…Он для тебя не вышел из полка,А поиграл и бросил, как окурок.Он роскошью тебя очаровалИ одурманил слабый ум ликером.И возвратилась ты в родной подвал,Не осудив любовника укором.Пришел поэт. Он стал тебе вниматьИ взял к себе в убогую мансарду,Но у него была старуха-мать,Язвившая за прежнюю кокарду.И ты ушла вторично в свой вертеп,А нищий скальд [39] «сошел с тоски в могилу».Ты не могла трудом добыть свой хлеб,Но жить в подвале стало не под силу.И ты пошла на улицу, склонясьПред «роком злым», с раскрытымпрейскурантом.И у тебя в мечте остался – князьС душой того, кто грел тебя талантом.1911

39

Скальд – древнескандинавский поэт и певец.

С крестом сирени

Цветы лилово-голубые,Всего в четыре лепестка,В чьих крестиках мои былыеЛюбовь, отвага и тоска!Ах, так же вы благоухалиТогда, давно, в далеком, там,Зовя в непознанные далиПо опадающим цветам!И, слушая благоуханья,Вдыхая цветовую речь,Я шел на брань завоеваньяС сиренью, заменившей меч…А вы цвели и увядали…По опадающим по вамЯ шел в лазоревые дали –В цветы, в цветах и по цветам!Со мною были молодыеМечты и смелая тоска,И вы, лилово-голубыеКресты в четыре лепестка!1913

Акварель

Бежит, дрожит на жгучем побережьеВолна, полна пленительных былин.Везде песок, на нем следы медвежьи.Центральный месяц – снова властелин.И ни души. Весь мир – от солнца! – вымер. Но все поет – и море, и песок.Оно печет, небесный князь Владимир [40] ,И облако седит его висок.С зайчатами зажмурилась зайчиха,И к чайке чиж спешит песочком вскачь.В душе трезвон. На побережье тихо.И слабый бодр, и истомлен силач.1909

40

Владимир – киевский князь Владимир «Красное Солнышко».

Народная

Солнце Землю целовало –Сладко жмурилась Земля.Солнце Землю баловало,Сыпля злато на поля.Солнце ласково игралоВ простодушной похвальбе.И Земля его избралаВ полюбовники себе.И доколе будет длитьсяИх немудрая любовь,Будет мир в цветы рядиться,В зелень вешнюю лугов!1911

Спустя пять лет

Тебе, Евгения [41] , мне счастье давшая,Несу горячее свое раскаянье…Прими, любившая, прими, страдавшая,Пойми тоску мою, пойми отчаянье.Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.В ошибке юности – проклятье вечное…Мечта иссушена, крыло подрезано,Я не сберег тебя, – и жизнь – увечная…Прости скорбящего, прости зовущего,Быть может – слабого, быть может – гения…Не надо прошлого: в нем нет грядущего, –В грядущем – прошлое… Прости, Евгения!1910

41

Евгения Тимофеевна Гуцан, первая любовь поэта.

Из книги «Ананасы в шампанском» 1915 г.

Увертюра

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!Стрекот аэропланов! беги автомобилей!Ветропросвист экспрессов! крылолёт буэров!Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грёзофарс…Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка – на Марс!1915

На островах

На ландо моторном [42] , в ландо шикарномЯ проезжаю по Островам [43] ,Пьянея встречным лицом вульгарнымСреди дам просто и «этих» дам.Ах, в каждой «фее» искал я феюКогда-то раньше. Теперь не то.Но отчего же я огневею.Когда мелькает вблизи манто?Как безответно! как безвопросно!Как гривуазно! [44] но всюду – боль!В аллеях сорно, в куртинах [45] росно,И в каждом франте жив Рокамболь [46] .И что тут прелесть? и что тут мерзость?Бесстыж и скорбен ночной пуант.Кому бы бросить наглее дерзость?Кому бы нежно поправить бант?1911

42

Ландо – здесь: автомобиль.

43

Острова – Каменный и Елагин острова, традиционные места гуляния в Петербурге.

44

Гривуазно – нескромно, вульгарно (фр.).

45

Куртина – участок газона в парке, обрамленный подстриженным кустарником.

46

Рокамболь – герой серии романов французского писателя Понсон дю-Террайля (1829–1871).

Валентина

Валентина, сколько счастья! Валентина,сколько жути!Сколько чары! Валентина, отчего же тыгрустишь?Это было на концерте в медицинскоминституте,Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.Выскочив из ландолета, девушкамиокруженный,Я стремился на эстраду, но, меня остановив,Предложила мне программу, и, тобойзавороженный,На мгновенье задержался, созерцая твойизвив.Ты зашла ко мне в антракте (не зови егопробелом)С тайной розой, с красной грезой,с бирюзовою грозойГлаз восторженных и наглых. Ты былав простом и белом,Говорила очень быстро и казалась стрекозой.Этот день!.. С него – начало. Телефоныи открытки. К начинаньям поэтессы я был очень милосерд, И когда уже ты стала кандидаткойв фаворитки,Ты меня сопровождала ежедневно на концерт.А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.Замороженные ночи и крещенская луна.Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.Валентина безрассудна! Валентина влюблена!Все прошло, как все проходит. И простились мы неловко:Я «обманщик», ты сердита, т. е. простотрафарет.Валентина, плутоглазка! остроумнаячертовка!Ты чаруйную поэму превратила в жалкийбред!1914

Поэза спичечного коробка

Что это? – спичек коробок? –Лучинок из берез?И ты их не заметить мог? –Ведь это ж грандиоз!Бери же, чиркай и грози,Восторжен, нагл и яр!Ползет огонь на все стези:В твоей руке – пожар!Огонь! огонь, природоцап,Высовывай язык!Ликуй, холоп! Оцарься, раб!Ничтожный, ты велик!1914

В гостинице

В большом и неуютном номере провинциальной гостиницы Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами. Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки вынется Из своего гнездышка – …разбитое стекло в раме…Из ресторана доносится то тихая, то грустнаямузыка –Какая-нибудь затасканная лунная соната, То такая помпезная, – правда, часто кургузая, – …Лилию оскорбляющее полнокровьеграната…И слышится в этой музыке души всех женщин и девушек, Когда-либо в жизни встретившихся и возможных еще в пути. И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши кромешной О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…1914

Никчемная

Ты меня совсем измучила, может быть,сама не ведая;Может быть, вполне сознательно; может быть,перестрадав;Вижусь я с тобой урывками: разве вместепообедаюНа глазах у всех и каждого, – и опятьтоска-удав.О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профилиМне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!Целомудренную чувственность мы зломозгло объутопилиЧем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…Слушай, чуждая мне ближница! обреченная далёчница!Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью – в водопад!1914