Словарь Ламприера

— Это его не касается, — грубо перебил Кастерлей. Бофф встревоженно переводил взгляд с Жака на Кастерлея и обратно. Но Жак не обратил внимания на эту вспышку.

— Крики прекратились, — повторил он, — и мы оглянулись на город. Мы увидели, как из окна, кувыркаясь, вылетел огненный шар, горящая фигура, она была меньше других. Может быть, это был ребенок. А потом мы увидели, как его падение замедлилось и он начал подниматься вверх. Потом он немного снизился и полетел к морю, и морская вода погасила пламя.

— Иллюзия, обман зрения, — проворчал Кастерлей.

— Затем он вновь поднялся и полетел прочь, он казался не больше чайки, потом — не больше мухи, а потом и вовсе исчез.

— Я знаю о нем, — сказал Ламприер. — Это был Дух Рошели, летающий человек.

— Он был меньше человека, — пробормотал Жак, — насколько я видел.

Остальные промолчали и лишь заерзали на своих сиденьях.

— Люди говорили, что его лицо было обожженным, обгоревшим, а крылья большие, как у ангела.

— Черный ангел, — произнес Ламприер. Жак, казалось, взял себя в руки.

— Он тоже выжил, как и мы, — сказал он. — Все остальные горожане погибли, либо спрыгнули вниз, либо сгорели в стенах цитадели.

Казалось, Жак снова дошел до кульминационной точки повествования и остановился.

— Франсуа… ошибся, — с запинкой продолжил он. — Король не собирался отдавать город на разграбление. Правдой было только то, что англичане отказались посылать в Рошель новые корабли. Но город не собирались стереть с лица земли. Ни у короля, ни у кардинала не было такого намерения. Но мы были уверены в обратном, понимаете? Наши собственные жены и дети, сотни, тысячи других людей… Мы были уверены, что они погибнут в любом случае, что им нечего терять. Сначала цитадель, потом весь город. Мы не понимали, почему мы должны погибнуть. Но в том, что все рошельцы уже покойники, мы не сомневались.

Истина начинала проясняться. Ламприер увидел, как Жак опустил глаза и уставился на собственные стиснутые пальцы.

— Вы собрали рошельцев в цитадели, — решительно сказал Ламприер. — Вы заперли двери на засов. Вы спаслись сами, оставив их погибать в пламени пожара. Вы вышли из туннеля у мыса дю Плом, обернулись и увидели, как они выпрыгивают из окон, а над цитаделью поднимается столб дыма.

Жак медленно кивнул. Ламприер продолжал:

— Город не был сдан, но цитадель и люди, закрытые в ней, сгорели. Королевские войска не вошли в Рошель, но пожар в цитадели начался. Почему?

Тут заговорил Ле Мара, и Ламприер в первый раз услышал его голос.

— Мы сожгли их, — сказал он.

— И совершенно напрасно, — добавил Жак. Ламприер взглянул на Джульетту и не прочел на ее лице ничего. Восемь тусклых огней продолжали гореть, отражаясь на поверхности огромного стола. Жак бормотал что-то бессвязное о жертве и необходимости, о том, что их собственные жены и дети погибли в пламени ради высшей цели.

— А Франсуа? — спросил Ламприер.

Когда Жак кивнул в знак подтверждения, Монополь и Антит слегка пошевелились возле спинки кресла председателя, словно отвечая на какое-то движение в кресле. Жак смотрел на Джульетту.

— Мы бежали, — подхватил рассказ Вокансон, — и к концу ноября мы уже осели здесь, в Лондоне, в этом подземелье. Мы осушили эти пещеры и начали снова копить богатства.

Но мысли Ламприера продолжали возвращаться к пожару и последним часам жизни рошельцев. На расстоянии двух миль от города восемь человек стояли и спокойно, быть может даже не переставая радоваться собственному спасению, смотрели, как их сограждане горят заживо в цитадели, а девятый, Франсуа, был далеко, хотя все это случилось из-за его письма.

— Так что же произошло с Франсуа? — спросил Ламприер, прервав Вокансона на середине фразы. Никто не ответил. — Ведь вина лежала на нем? В конце концов, вы были не виноваты. Вас ввели в заблуждение, — Ламприер пытался вызвать их на откровенность, но все молчали. Вокансон взглянул на председателя, и голос из кресла раздался впервые за последний час.

— Расскажите ему о Франсуа, — приказал председатель.

— Мы встретились с Франсуа в Лондоне в конце ноября, — сказал Вокансон.

— Когда он выбирался в ялике из осажденной Рошели, его ранило в ногу пулей из мушкета, и рана все еще не зажила. Мы не виделись с ним больше года, но с первого взгляда было очевидно, что он изменился. Мы рассказали ему все — об осаде, о голоде, о том, как мы получили его сообщение. Франсуа честно ответил нам, что его ввели в заблуждение, но больше с ним никогда такого не случится. Тогда мы рассказали ему о своем побеге и о судьбе, постигшей его жену и детей. — Вокансон умолк.

— Дальше, — прохрипел председатель. Казалось, Вокансон обращался к нему столько же, сколько и к Ламприеру:

— Он обезумел от этой вести. Он стал кричать, что всегда знал, что мы бессердечные торгаши и убийцы. А потом он поклялся, что Ламприеры нам отомстят.

— Вот так это и началось, — пробормотал про себя Ламприер.

— После этой встречи он исчез. Нам было известно лишь то, что он переселился на Джерси и завел новую семью — это была ваша семья, мистер Ламприер. В то время мы столкнулись с большими трудностями. Ведь почти два года Компания оставалась без руководства. Наши дела были в полном беспорядке. С падением Рошели пропала наша главная база, а для того, чтобы вновь получать прибыли, нам были нужны новые корабли, новые экспедиции. Насколько мы знали, наша сокровищница не была открыта и нетронутой сохранилась под Рошелью (мы проплыли на лодке мимо островка, покидая город), но мы не представляли себе, как до нее добраться. Все эти тяжелые проблемы заставили нас совсем забыть о Франсуа. Он исчез. Мы занимались своими делами. Его доля сохранялась в неприкосновенности, и мы не думали о нем и его угрозе. Но в январе тысяча шестьсот двадцать девятого года появился первый памфлет.

— Азиатик, — произнес Ламприер.

— Сперва мы не догадались, кто его автор, но, когда в феврале появился второй памфлет, у нас зародились подозрения. В марте вышел третий, и подозрения превратились в уверенность. Нашим врагом был Франсуа. В памфлетах были намеки на такие события, о которых кроме нас мог знать только он: приобретение Компании, соглашение с вкладчиками, система посредников, способ разделения доходов, и не только это. Вы видели эти памфлеты и знаете, как они построены. Четвертый памфлет включал буквы от «Т» до «Z », он должен был быть последним и содержал угрозу разоблачить нас как настоящих хозяев Компании и рошельских палачей. Мы знали, что в конце марта Франсуа встречался с Томасом де Виром, а несколько дней спустя мы получили от него письмо. Франсуа собирался покончить с нами.

Ламприер вспомнил о высохшем мертвеце, оставшемся лежать во мгле и черной пыли, и попытался представить себе столкновение, произошедшее перед тем, как убили этого человека. Ламприер вообразил себе мстителя Франсуа, подлинного Духа Рошели, крадущегося через подземные коридоры и галереи, чтобы найти своих бывших партнеров, терпеливо поджидавших его. Теперь Франсуа явится вовремя. Все будет теперь вовремя. Они встретятся, и брызнет фонтан крови, и наступит конец этой смертельной вражде… или все было гораздо сложнее? Возможно, они пытались уговорить Франсуа снова стать их партнером.

— Это был совсем не тот человек, которого мы знали прежде, — заговорил Жак, с очевидной осторожностью подбирая слова. — Казалось, он способен только на вражду, понимает только ненависть. Он видел в нас убийц своей семьи — жены и детей. Кроме этого, он не хотел ничего видеть.

— Но ведь он знал, что следом за ним придут другие, что Ламприеры будут продолжать бросаться в эту яму до тех пор, пока тела их не заполнят ее доверху… — сказал Ламприер.

— Да, — резко оборвал его голос председателя. — Да, он это знал.