Слово Гермионы
Шрифт:
Но сейчас не выдерживаю и смеюсь, немедленно материализуя перед собой мадам Помфри.
— Вы только посмотрите на неё! — упирает руки в бока целительница. — Месяц валялась, еле вылечили, осталась без ноги, да ещё и смеётся?!
Месяц? Ой-вэй.
— Но я всё равно рада, что ты очнулась, — крепко обнимает сидящего меня мадам Помфри.
Ой, кажется, меня сейчас задушат. Правда, задушат приятным способом — зажав между сисек.
— Все остальные уже давно выздоровели, и даже окаменевшие вернулись, а ты все лежала и лежала.
— Извините, мадам, — полузадушено пищу куда-то в ткань.
— Ай, извини, Гермиона! Сейчас принесу твою одежду!
Целительница
Всё равно не понимаю: Рон, Филч, Локхарт на тёмной стороне Силы. Как?
— Вот, все в целости и сохранности. И твои украшения.
Палочка. Диадема. Ожерелье. Даже так?
— Вставай, вставай, — подбадривает мадам Помфри, — гарантирую, ты не заметишь разницы!
Встаю и прохожусь несколько раз туда-сюда по медпункту, прямо в больничной пижаме.
Разница есть. Левая не мёрзнет, хе-хе, и слегка, на грани слышимости, позвякивает. То ли от соприкосновения с полом, то ли гоблины где-то болт не дотянули. В плане движений разницы нет, тут целительница не соврала. Нога слушается, как живая. Магия, не иначе.
— Пожалуй, тебе лучше теперь носить гольфы, — выносит вердикт мадам Помфри. — Одевайся, сейчас сюда придёт директор Дамблдор.
— Да, мадам.
— К сожалению, все школьники, и твои друзья в том числе, уже покинули Хогвартс. О, я устала их отгонять от медпункта и отвечать на однообразные вопросы, когда же ты очнёшься!
— Да, мадам, — автоматически киваю, и только потом до меня доходит. — Извините, какое сегодня число?
— Десятое июня, четверг, — и улыбается.
Понятно, почему вокруг так тепло и солнечно. Реально месяц пролежал. Доигрался хер на скрипке. Впрочем, кто знает, что было бы, отойди я в сторону? Сколько детей погибло бы? Сумел бы Волдеморт вырваться из Хогвартса? И масса других вопросов, искать ответы на которые нет никакого желания.
«Это прошлое твоё — прими его [90] ». Осталось только выучить кунг-фу.
Заканчиваю переодеваться, и появляется директор Дамблдор.
То ли специально ждал и поглядывал, то ли просто совпало. Неважно.
— Добрый день, профессор.
— Добрый, Гермиона.
Эээ, сдал дедушка, сдал. Выглядит на свои 111. Тоже доигрался в игры с «разумным риском». Испросив разрешения у мадам Помфри, директор присаживается на соседнюю койку и задумчиво гладит бороду, как будто не зная, с чего начать разговор. Целительница подрывается за чаем с булочками, а я просто молчу. Не о чем говорить. Даже особо расспрашивать о случившемся в Зале не хочется.
90
М/ф «Кунг-фу Панда 2». Под эту фразу По переживает душевный катарсис от осознания гибели родителей и, наконец, обретает внутренний покой.
«Делай, что должен, и будь, что будет [91] », было правильно сказано тысячелетия назад.
Нагладив бороду и посверкав очками, директор приступает к расспросам. Кивает, уточняет, переспрашивает. Хммм, получается,
что директор видит то, что происходит в Хогвартсе, но не может делать записи? Очень интересно. Правда, представив объёмы видеозаписей, понимаю, что замок быстро с ума бы сошёл. Просто от объёма информации. Хотя, кто знает пределы артефактной магии?91
Данная максима приписывается обычно Марку Аврелию.
Попутно, по мере разговора, уточняю и для себя детали.
Локхарта объявили главным негодяем, сознательно пронёсшим в школу тёмный артефакт, и коварно собиравшимся изничтожить много-много школьников, пользуясь отсутствием Альбуса Дамблдора. Дааа, после такой рекламы, никто в здравом уме даже не заикнётся об отставке Дамблдора, пока тот сам этого не захочет.
Правда, как мы помним, у магов иногда тяжело со здравым умом, хе-хе.
Обвинение Локхарта зацепило и Министерство, так как у товарища Гилдероя оказалось прикрытие оттуда. Кто-то, анонимный, но весьма высокопоставленный, прикрывал некоторые тёмные делишки Локхарта, помог устроиться в Хогвартс, и все за скромный процент от продаж. Министерский покровитель остался анонимным, но, зная Дамблдора, можно быть уверенным, что уже крутится очередная интрига, которая выстрелит лет через десять. Все уже забудут эту историю, тут-то капкан и сработает.
Но, после «инцидента с василиском» покровитель Гилдероя не стал вылезать на защиту и затаился. Поэтому Локхарта успешно предали суду, обвинили и приговорили к пожизненному в Азкабане, сразу приведя приговор в исполнение. Книги Локхарта сдали в библиотеки, а все ранее полученные от их продаж деньги, переслали в Хогвартс, в порядке компенсации за злодеяния.
Дамблдор, недолго думая, открыл в Гринготтсе счёт на моё имя, и заслал туда половину денег.
Также мне засчитали экзамены автоматом, и дали 250 баллов Гриффиндору.
Василиска разобрали на органы, сразу после битвы, так что тут для меня всё мимо кассы.
Филча объявили героем, погибшим от рук злодея Локхарта.
Гарри теперь тоже герой, сразивший василиска мечом Гриффиндора (Дамблдор намекающе подмигивает).
Близнецы отделались лёгким испугом, а Невилл глубоким порезом, оставившим шрам на плече и шее.
Рон впал в глубокую кому и так и не вышел из неё. Часть денег Локхарта директор передал госпиталю святого Мунго, куда и отправился младший Уизли. Врачи разводят руками и не понимают, что с ним случилось.
Персиваль и Пенелопа, после расколдовки, перестали скрывать отношения.
Миссис Норрис улеглась на могиле Филча и умерла, отказываясь от еды и питья.
С Хагрида сняли все обвинения, и теперь он снова может иметь палочку и магичить.
Из-за погибших магов Министерства, а также истории с Локхартом, Министр Магии Корнелиус Фадж и директор Дамблдор сильно испортили отношения. Дедушке Альбусу аукнулись слухи о слабоумии и противостоянии с министром.
В Хогвартсе, после битвы в Зале, восстановился порядок и спокойствие.
Дамблдор снова стал директором, объехав попечителей и поговорив с ними.
Тайная Комната так и осталась Тайной. Никто так и не нашёл входа, хотя искали многие.
— Истинная подоплёка истории о Гарри Поттере и Тайной Комнате должна остаться между нами, — в конце добавляет директор. — Дух Волдеморта бродит по лесам Албании, и кто знает, какими путями правда может достигнуть его призрачного слуха? Ты понимаешь, Гермиона?
— Да, профессор, — чего уж тут не понять.