Слово о князе Владимире

Представим себе ту настороженную тишину и безлюдье, когда Ярополк и несколько его спутников приближались к теремному двору, за полуоткрытыми воротами которого притаились с мечами два варяга. Князь направился внутрь, а Варяжко и его люди остались дожидаться, не слезая с коней.

Как только Ярополк миновал ворота, мечи двух варягов подняли его под пазухи. Спутники Ярополка кинулись к воротам на выручку, но вышедший из укрытия Блуд быстро закрыл створки. Услышав предсмертные крики князя, Варяжко и его товарищи поняли, что совершено предательство, и поскакали в степь подальше от места подлого убийства. Впоследствии Варяжко еще не раз объявится в окрестностях Киева со своим летучим конным отрядом и будет крепко досаждать новому киевскому князю.

Так завершилась братоубийственная борьба за киевский стол, и теперь Владимир мог, ничтоже сумняшеся, опираясь на мудрые советы Добрыни и силу своих дружин, править всеми делами государства. На первых порах им владело чувство торжества одержанных побед, которое он изливал буйно и бурно, при всем честном народе, устраивая гульбища и пиры, приглашая на них огромное число людей, как именитых, так и простых. Испытывал ли он угрызения Совести по поводу гибели Ярополка или был всецело охвачен жаждой жизни и наслаждения, ощущением упоения своей властью над огромным множеством послушного ему народа?

Новый князь прибрал к рукам не только киевский стол, но и все, что осталось от предшественника. Бывшая наложница Прополка — монахиня-гречанка, ожидавшая ребенка, стала теперь его наложницей. А родившийся вскорости от нее сын, названный Святополком, считался «сыном двух отцов». Летописец дает убийственно-едкую оценку этому факту: «От греховного же корня зол плод бывает: во-первых, была его мать монахиня, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей. Потому-то и не любил отец его, что был он от двух отцов: от Прополка и от Владимира».

Здесь автор летописи переусердствовал в своих выводах. Владимир ни в чем не ущемлял и не ограничивал прав Святополка, напротив, стремился оказывать ему даже большее покровительство, нежели другим своим сыновьям.

Описывая многие безрассудства киевского князя, летописец не выставлял его «святым» и «равноапостольным», а зачислял в единый ряд князей-язычников и относил ужасные княжеские пороки и прегрешения ко всему язычеству. Как мы увидим в дальнейшем, он не пожалеет красок, чтобы усилить обличение «греховных» деяний Владимира-язычника и противопоставить ему «другого» Владимира — христианина и «крестителя» Руси.

В начале державного пути

Со временем в поведении новоявленного киевского князя происходят разительные перемены. Он остепеняется, набирается ума и сметки, постигает премудрости ведения государственных дел, вынашивает далеко идущие замыслы укрепления княжеской власти и всего государства, процесс образования которого был еще далеко но завершен. В своей политике Владимир руководствуется совершенно четким планом действий по подчинению Киеву племен и племенных союзов Поднепровья и Поволжья с тем, чтобы затем упрочить собственные позиции и на Балтийском, и на Черном морях.

И дело заключалось вовсе не в каких-то особых свойствах интеллекта и характера Владимира, а з том, что им все эти годы руководил Добрыня Мистишич — муж большого ума и энергии, расчетливый политик и опытный воин. С первых самостоятельных шагов князя за его спиной или рядом с ним стоял Добрыня. Он руководил захватом Полоцка, а затем и Киева, он склонил Владимира к убийству Ярополка, а еще позже руководил его действиями в военных походах. Ему же, по всей видимости, принадлежала инициатива введения на Руси христианской религии с целью укрепления великокняжеской власти. Добрыня представляется нам крупной политической фигурой, оказавшей большое влияние не только на своего племянника, но на весь ход исторических событий того времени.

Оказавшись в роли великого киевского князя, Владимир вскоре пришел к убеждению, что для наведения порядка в государстве в первую очередь необходимо покончить с той вольницей, которая существовала повсюду в городах и в самом Киеве, где всяк был сам себе господин и хозяин. В первую очередь это касалось варяжских дружин, которые творили произвол везде, куда они приходили как викинги — наемные воины. Дело дошло до того, что варяги требовали выплачивать им дань, как было при Олеге и Игоре. От их жестокостей постоянно страдало мирное население. Пришла пора избавиться от чужеземцев, фактически считавших Киев и другие города своей военной добычей.

Наиболее умеренных и покладистых военачальников направили в разные места воеводами или тысяцкими в русское войско, а основную массу наемников запродали византийскому императору, выдав каждому солидное вознаграждение. Отправляя их по Днепру к Черному морю, Владимир отписал в Константинополь просьбу ни под каким видом не выпускать их из пределов империи, где им поручалась охрана византийских крепостей. Взамен варяжских дружин князь стал формировать русские полки по городам и готовить воинов к походам. Походы эти почти не прерывались в течение всех лет его пребывания на киевском престоле, то есть с 980 по 1015 год, и имели целью покончить с досаждавшими Киевской Руси многочисленными врагами, а также завоевать новые земли. Образно говоря, 35 лет Владимир не слезал с боевого коня. По масштабам и расстояниям предпринимавшиеся экспедиции превосходят аналогичные военные мероприятия всех русских князей того времени.

Вокруг Добрыни Мистишича образовался своеобразный государственный совет, или дума, в которую входили воеводы Путята и Волчий Хвост, бояре Вратислав и Чудин, а также ряд племенных вождей и городских старейшин. Опираясь на этот орган власти, Владимир и его дядя смогли определить главные принципы и направления своей внутренней и внешней политики. Положение на границах оставалось крайне напряженным и опасным. Существовала реальная угроза военного вторжения с запада — со стороны поляков.

Образование Польского княжества происходило на основе объединения родственных славянских племен и сопровождалось захватом чужих земель. Польша стремилась подчинить себе не только Прикарпатье и балтийское Поморье, но и все правобережье Днепра вместе с Киевом, используя для этого любую предоставившуюся возможность, в том числе и военные союзы с враждебными Киевской Руси племенами и государствами.

Объединение в единое государство западнославянских племен, обитавших между Одером и Вислой, произошло в середине X века. Во главе поляков стоял Мешко, или Мечислав из рода Пястов. Он успешно отразил вторжение датчан и немцев на Балтийское побережье и сам стремился закрепиться на нем. В 968 году Мешко вступает в союз с Чехией и принимает католическую веру, становясь также союзником германского императора Оттона I, а новая польская церковь подчиняется с этого времени Магдебургскому архиепископу. Расширив владения княжества за счет чешских и поморских земель, Мешко ставит задачу отвоевать у князя Владимира русские чер-венские города Волынь, Перемышль, Нервен и другие.

Так было положено начало пресловутому «польскому вопросу» (притязаниям поляков на русские земли), созданному не столько самими польскими королями, сколько политикой германских императоров Оттона I и Генриха II, стремившихся установить свое господство над территориями западных славян и Прибалтикой. Позднее эта политика будет осуществляться под лозунгом «Drang nach Osten» — «Натиск на Восток» и преследовать цель захвата славянских земель в Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европе, в том числе и русских. Как только Польша стала католической и подпала под влияние Священной Римской империи, германские императоры стали использовать ее как орудие в борьбе с Русью. С тех пор между двумя славянскими государствами на протяжении не одного столетия постоянно возникали распри и войны.