Слой-2
Шрифт:
Так это выглядело снаружи.
Схема внутренняя, тайная, базировалась на нелепостях российско-белорусского таможенного союза. Получив нефть, Мозырьский НПЗ тут же продавал на Запад более семидесяти процентов ее объема по своим, белорусским, экспортным правилам, приносящим продавцам огромные прибыли в отличие от правил российских, раздевавших экспортеров до нитки пошлинами и акцизами. Так называемого «боковика», то есть разницы в ценах, опять же хватало на всех. Более того, нефтеперерабатывающий завод соглашение на поставку продовольствия заключал не с колхозами, а с фирмой-посредником. Та, в свою очередь отгородившись липовыми «колхозными» договорами, на самом же
Когда Кротов «прочухал» эту схему, он только головой замотал от немого восторга. Каким умом и дальновидностью надо было обладать, чтобы устроить в огромной стране такой хорошо организованный и прибыльный бардак.
Первую партию нефти на Мозырь – пятьдесят тысяч тонн – они прокачали ещё в октябре. Юра планировал, что сумма «чистого отката», причитающегося фонду «Политическое просвещение», составит около пяти миллиардов наличными. Собственно, вся эта сделка и замышлялась для того, чтобы пополнить фондовскую кассу. По времени деньги уже должны были «обернуться», а потому Кротов совсем не удивился последовавшей по окончании переговоров юриной просьбе оставить в офисе кротовский чемодан и взять в гостиницу только самое необходимое.
Кротов сложил туалетные мелочи в полиэтиленовый пакет и вместе с вальяжным белорусом поехал на красивой «ауди» в гостиницу «Спутник» на Ленинском проспекте – так распорядился Юра, пообещав заглянуть ближе к вечеру и свозить гостей на ужин в элитный ресторан.
Белорус на поверку оказался своим человеком, пятнадцать лет проработавшим в Нефтеюганске и внедренным на Мозырьский НПЗ российской нефтяной компанией «ЮКОС», возросшей «на костях» объединения Юганскнефтегаз.
По заранее оформленной кем-то заявке их поселили в обычный двухместный номер без излишеств, чему юганский белорус был весьма не рад и ворчливо ругал скупость «принимающей стороны». Кротову было всё равно – утром он улетал в Тюмени, и единственной возможной проблемой было – не храпит ли вальяжный во сне.
– Одно хорошее есть в этой дыре с гордым названием «Спутник», – поведал вальяжный. – Это корейский ресторанчик с абсолютно некорейским темным пивом «Гёссер». Предлагаю наведаться.
– Как скажете, Валентин Сергеевич, – с готовностью откликнулся Кротов. После горького кофе хотелось залить и забросить в желудок что-нибудь успокаивающее.
По размерам ресторанчик оказался обычным гостиничным буфетом, только ажурные стулья темного дерева при мраморных круглых столиках приятно отдавали иностранщиной.
Посетителей обслуживали русские девицы в стандартной официантской упаковке, но красивые папки с меню принес сам хозяин – маленький пожилой кореец в смокинге и белой поварской шапочке, улыбался и кланялся. Валентин Сергеевич пошептался с ним по-английски, кореец радостно кивал и умильно смотрел на разборчивого гостя.
– А по-русски старикан ни бум-бум, – сказал Валентин Сергеевич, когда кореец, пятясь, удалился. – Два года в Москве, и ни слова по-русски.
– Может, из принципа? – предположил Кротов. – Восток – дело тонкое.
– Ну английский же выучил, сволочь. Не люблю азиатов, – неожиданно закончил фразу «белорус». – Очень неискренний народ. Три часа тебе улыбаться
будет, а потом зарежет тебя с той же улыбочкой. Вот у нас, у славян, душа нараспашку, всё на виду.Как бы в подтверждение слов Валентина Сергеевича дальний угловой столик, плотно запаянный сигаретным дымом и кругом крутых мужских спин, взорвался жеребячьим ржанием, что-то стеклянное упало со стола и хрустко кокнулось об пол. Сидевший напротив Кротова «белорус» обернулся, прищурился, цокнул языком.
– Во народ гуляет...
Две официантки в сопровождении корейца принесли еду и пиво в конусообразных больших бокалах. Еду заказывал «белорус», и Кротов уважительно одобрил его выбор: почти сырое, слегка подвяленное темное мясо, острые салаты, зажаренные до хруста морские гребешки и коричневый рис с креветками. Кротов выпил пиво одним махом, бросил в рот ломтик сочной мясной мякоти и удовлетворенно кивнул хозяину. Кореец расплылся в улыбке и поклонился счастливому едоку.
– Э, мужик, хозяин, поди сюда, – вразнобой закричали от дальнего стола. Кореец поднял брови и повернулся на звуки.
– Э, скомандуй, пусть приберут тут.
– Чего орать-то? – через губу процедила одна из официанток и пошла между столиков манером слаломиста. – Нажрутся с утра...
– Придержи язык, корова, – рыкнул на нее единственный сидевший в пиджаке мужик, остальные белели рубашками в победительных стрелках подтяжек. – А то чаевых не будет.
– От вас дождешься, – примирительно сказала девица. – Между прочим, двадцать долларов фужер.
– Да не может быть! – Мужик в пиджаке поднял фужер двумя пальцами за тонкую ножку, повертел им на свету в наступившей тишине. – Двадцать долларов? Вот эта стекляшка?
–Двадцать долларов, – с какой-то непонятной гордостью повторила официантка. – А пивной бокал – тридцать пять, он фирменный.
– С ума сойти, – печально вздохнул мужик в пиджаке и уронил фужер на пол, резко разжав пальцы. – А бокал, говоришь, тридцать пять баксов?
– Ой, не надо, пожалуйста, – захныкала девушка, но было уже поздно.
– Как здесь у вас намусорено, – укоризненно покачал головой мужик в пиджаке. – Битое стекло везде валяется, никакой заботы о посетителях. Тарелки битые... Как, нет битых тарелок? А вы сюда посмотрите...
– Ну зачем вы... Ой! Ну вот...
– Может, хватит безобразничать? – пустым голосом сказала вторая официантка из-за плеча корейца, молча и неподвижно наблюдавшего за происходящим.
– Ты, корова, лучше сеструхе помоги убрать тут всё по-быстрому. Не могут же приличные люди сидеть в такой срани и дряни, а?
За дальним столом дружно заржали, взметнулось вверх горлышко длинной коньячной бутылки. Кореец сказал что-то второй официантке и ушел в служебную дверь.
– Погоди-ка, погоди-ка... – «Белорус» приподнялся на стуле, глянул на дальний стол поверх спин и затылков.
– Липицкий, Липа, мать твою! А я думал, кто это гуляет?
Мужик в пиджаке тоже привстал, высунул над кругом светлую маловолосую голову.
– Сергеич, Валя, отец родной! Какими судьбами!
«Белорус», раскинув руки, пошел обниматься и целоваться. Его втиснули за стол, подали фужер коньяку, он махал оттуда рукой Кротову, делал обиженное лицо, но Кротов улыбался, прижимая ладонь к сердцу и мотая головой: не стоит, спасибо. Некто грузный в полу-расстегнутой на волосатом пузе рубашке принес и поставил перед Кротовым фужер с коньяком, подмигнул ему и вернулся, заткнул собой дыру в потном и дымном телесном ограждении. Официантка поднялась в углу с метелкой и совком в руках, ей сунули за вырез кофточки бумажку и шлепнули по заднице.