Слой-2

Мужчина пнул «белоруса» ботинком под колено и стукнул кулаком по уху. Валентин Сергеевич повалился вбок, молча отмахиваясь одной рукой. Кротов схватил Липицкого сзади за локти, оттащил к дверям и вытолкнул в коридор. Липа упал на колени, тут же вскочил и бросился к двери, но Кротов уже поворачивал защелку замка.

– Убью, сука, жив не будешь, падла!..

Липицкий стучал в дверь башмаками, наскакивал плечом. Потом удары прекратились. Кротов прислушался: мужчина за дверью плакал от злости, боли и унижения. Потом эти звуки стихли, и Кротов сказал:

– Не слабо его, однако.

– Подонок, какой подонок, – сказал Валентин Сергеевич и встряхнул головой, как спросонья.

– Надо бы сменить гостиницу, – сказал Кротов.

Валентин Сергеевич ушел в ванную, плескался там, бормоча и охая. В дверь снова забарабанили, раздался под севший голос Липицкого:

– Валентин! Валентин, сука, слышишь меня?

– Он в ванной, – объявил Кротов.

– Пусть скажет своему громиле, сволочь, чтобы пистолет вернул! Это не мой пистолет, понял?

– Понял, – ответил Кротов. – Давай топай, разберемся!

– Сука, вот сука, – сказал Липицкий за дверью и ушел. Мокрый «белорус» выглянул из ванной, сделал вопросительные глаза. Кротов успокаивающе помахал ему рукой, тот облегченно вздохнул и снова скрылся в бульканье и плеске.

Юрий Дмитриевич позвонил из машины в начале седьмого, скомандовал сбор. «Белорус» после стычки развил бурную деятельностью, бегал куда-то на глажку костюма, долго вязал перед зеркалом новый блестящий галстук. И когда в номер вошел приехавший Юра, тоже в блеске вечерней одежды, Кротов в мятых от лежания брюках, не смененной рубашке и забрызганной обуви почувствовал себя деревенщиной.

Они поужинали в ресторане «Эльдорадо» – обильно, вкусно и нетяжело. Валентин Сергеевич снова обнаружил понимание в тонкой еде, был знакомо вальяжен и остроумен светски. Затем под Юрино интригующее нашептывание: «Сюрприз, сюрприз...» поехали в клубную «закрытую» баню с кабинками для развлечений и бассейном, где вода лилась со стен водопадами.

«Сюрпризом» оказался известный ранее на всю страну академик-экономист, «прораб перестройки» и мировая знаменитость, ныне успешно прозябающий в одном из многочисленных российско-иностранных фондов. Академик пил коньяк под «сельтерскую», кутался в белую махровую простыню и с раздражающей монотонностью протирал краем простыни запотевающие сильные очки.

– Исторически компромисс между левой и правой частями расколотого российского общества, – излагал академик, – может и должен идти через социально ориентированную экономику к рыночному социализму. В чем его отличие от так называемого марксистского социализма? Поясняю. Специфика рыночного социализма, когда уже не труд в непосредственной форме, а разум и наука как созидающая производительная сила...

Бородатый Юра в полотенце на чреслах и с бокалом в руке перехватил кротовский взгляд и лукаво подмигнул.

– Ещё восемьдесят лет назад немецкий экономист Сильвио Гессель считал, что дисфункция денег, сопровождающаяся быстрым ростом их массива, должна быть заменена их быстрым оборотом. Гессель был сторонником отмены процентных ставок по кредитам, ведущим к бестоварному производству денег...

– Грядет тебе хана, банкир! – вполголоса произнес сидевший рядом Валентин Сергеевич.

– Сегодня мир стоит на пороге новой денежной революции, заключающейся в отбрасывании, да, отбрасывании изживающей себя наличной формы денег и переходе на однокомпонентные безналичные электронные деньги...

Здорово излагает, – шепнул «белорус». – Я вот вернусь на завод и своим работягам, они у меня полгода без зарплаты, расскажу про однокомпонентные бабки. Вот обрадуются!

– А вы не ёрничайте, милейший, – сказал «белорусу» чуткий на ухо академик. – У нас ведь только два пути: или опять «грабь награбленное», возврат к административно-командной системе, снова «железный занавес» и «холодная война», переходящая в гражданскую, или решительное реформирование кредитно-денежной системы и восстановление социальной справедливости. Или господин банкир со мной не согласен?

Кротов понял, что вопрос адресуется ему и все вокруг с интересом на него смотрят. Но не нашел в себе ни сил, ни слов для поддержания разговора и ограничился надуванием щек и неопределенными жестами.

– Вот вам позиция, – огорчительно констатировал академик и запил коньяк «сельтерской». – Вы теорию Кейнси в вузе изучали, надеюсь? Так вот, Кейнси утверждал, что будущее больше заимствует из Гесселя, чем из Маркса, но Егор Тимурович – большой, кстати, кейнсианец в душе, Маркса-то похерил, а про Гесселя не вспомнил.

«Какой, в твою старую номенклатурную задницу, такой Гессель?» – мысленно ругнул академика Кротов. У него, похоже, начинался обычный московский синдром: если вы все такие умные, если всё знаете и понимаете, то почему страна в таком дерьме?

Он поднялся и пошел в парилку, но долго там высидеть не смог: спиртное и жар поднимали давление. Он вернулся нехотя в кабину, где академик уже отсутствовал, зато появились молодые девки в нахальных купальниках, числом отвечали компании штучно. Юра приглашающе кивнул на одну пышно-белую с короткой стрижкой, что кушала маслины с блюдечка, цепляя их крашеными ноготками. Кротов помассировал виски, намекая на нездоровье, и Юра сказал ему через стол:

– Поди, окунись в бассейн. Будет пользительно. Ну-ка, парни, искупайте банкира, что-то он закис у нас...

– Па-апрашу без рук! – принял подачу Кротов и поплелся к дверям, картинно вздыхая и покряхтывая.

В бассейне поддали напора, и вода рушилась со стен скрещенными струями. Кротов бухнулся с бортика, дыхание сбило от холода, но вскоре он свыкся, прыгал в воде и барахтался, потом сунул голову под крутую струю, и вдруг возле ног его из воды вынырнул голый мальчишка, утер мордочку ладонью, глянул на Кротова и снова нырнул, и опять вынырнул рядом, суетился молча и близко, и Кротов рывком поднялся на бортик бассейна, пинком босой ноги открыл двери, вошел в кабинку и сказал Юрику:

– Это что, мать твою, за подставки голубые?

Публика разом смолкла, бородатый перестал тискать девицу.

– Не понял, батенька.

– На хрена этот мальчик в бассейне?

Юра посмотрел на него в задумчивости, мелко затрясся в придушенном хохоте.

– Да что вы, батенька, – сказал Юра, отдышавшись. – Это сын банщика. Ну и воображение у вас... Однако хорош, хорош... А, девки?

И только сейчас, стоя руки в боки под взглядами всей компании, Кротов сообразил, что оставил полотенце на вешалке у бассейна.