Слой 3

– Давайте без мата, – тихо сказал Слесаренко. – Без мата – раз и навсегда.

– Так, глядь, здесь же как в армии – без мата и гвоздь не забить.

– Без мата, – повторил Виктор Александрович. Какие выборы, товарищ Зырянов? И так все летит к... такой-то матери.

– Ага! – Зырянов засмеялся.

– А я что, не северянин? – развел руками Слесаренко. – Скажите мне честно и откровенно, Николай Михайлович: Вайнберг хоть чуточку прав?

– То, что деньги не платит?

– Нет. Насчет сокращения. И не смотрите на меня, как Мюллер на Штирлица. Я ведь знаю, с чего все это началось. – Он кивнул головой в сторону насыпи.

– Ну, вот, – хмыкнул Зырянов. – А мы, значит, вас...

– Он махнул рукой и отвернулся.

– Подождите обижаться, – Виктор Александрович за плечо развернул к себе загорелого. – Я ведь сказал, что хочу узнать правду. Вот вы мне первый ее и расскажете.

– Только всю, а не просто свою половинку. По-другому у нас не получится.

– Да вам этот Вайнберг так мозги запудрит...

– А вы, Николай Михайлович, сядете рядом и будете мне помогать, чтобы не запудрил. Договорились?

– Слабо верится, начальник... – Зырянов помахал рукой, подзывая кого-то. – А насчет жены – извини, я не знал.

– Никто не знал, – сказал Слесаренко.

Никто не знал, и прежде всех сам Виктор Александрович, когда опять повез жену в больницу – сказали: планово, год после операции, проверим и подлечим, – что будут резать снова, а потом снова и снова, и – это вяжущее мысли пустое слово «отторжение», и страшно дорогой интерферон, похоронная сдержанность медперсонала и его собственное упрямое непонимание грядущего и очевидного, как последний рубеж: пока он не поймет и не смирится – не будет страшного, однажды ему скажут: «Все в порядке», он привезет ее домой; и он привез, но не домой. И дома не стало, дом исчез, остались лишь неслышимые звуки и приметы вчерашней жизни, о которые он спотыкался. Рядом двигались тени детей и знакомых, как будто в параллельном мире. И, странно, отвращение к спиртному. Он вдруг забыл курить, а когда вспомнил и захотел мучительно, до задыханья, то наказал себя отказом, как будто это наказанье могло обмануть и облегчить душу. А потом позвонил Воронцов, и он прилетел сюда, на Север. И сейчас он влезал, сгорбившись, в микроавтобус и думал: как все повторяется! Давно ли он пытался усмирить такой же митинг на улице Первомайской, напротив тюменской мэрии, где он работал, и его еще ударили до крови – тетка ударила, стерва, и он отмывал кровь с рубашки в служебном туалете, прежде чем идти домой, и как испугалась жена, когда он пришел, и какое у нее было милое лицо, поглупевшее от испуга, а вот сегодня обошлось, сегодня бы она не испугалась.

– Высший класс, – крикнул Лузгин, пробегая мимо.

– Кто это? – спросил Зырянов, и Слесаренко начал придумывать, как ему ответить попроще, и думал так долго – они расселись и поехали, – что отвечать уже не было смысла.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вайнберга в приемной не оказалось. Завидев приближающегося шефа, секретарша встала и, наклонившись через стол и вытягивая шею, сказала что-то, почти не разжимая губ. Слесаренко повернулся и недовольно посмотрел на Кротова.

– Он в вашем кабинете, Сергей Витальевич. Пригласите его сюда, пожалуйста.

Кротов кивнул и быстро вышел в коридор.

В здании мэрии он делил «спарку» на двоих с заместителем мэра по финансам Безбородовым. «Спаркой» назывались два кабинета, соединенные общей приемной и общей, в служебном смысле, секретаршей. Кротов знал, что в интимном смысле худенькая Валечка обслуживает Безбородова, а его, Кротова, боится и стесняется, но ему было наплевать: лишь бы не путала бумаги и была на месте, когда надо.

– Там Вайнберг, Сергей Витальевич, – почти шепотом сказала Валечка, ожидая нагоняй. Кротов подмигнул ей, и Валечка покраснела.

Президент нефтяной компании «Севернефтегаз» Леонид Аркадьевич Вайнберг, сорока двух лет от роду, кандидат экономических наук и кандидат в мастера спорта по борьбе дзюдо – «Все кандидат да кандидат, – подначивал его Кротов, – когда же состоишься, Леня?», – сидел в гостевом кресле и читал английский деловой журнал, оставшийся у Кротова после недавнего визита делегации из компании «Шелл».

– Здорово, – сказал Вайнберг, роняя журнал и снимая очки. – Прибыли?

– Без прибыли, – ответил Кротов. – Давай подымайся, шеф зовет.

– Не суетись, Сережа, – Вайнберг раскрутил очки пропеллером, взявшись двумя пальцами за дужку. Кротов терпеть не мог эту фразу: от нее веяло чем-то блатным, и особенно противно она звучала из уст лощеного, ухоженного Леонида Аркадьевича. – Скажи-ка прежде: твой шеф действительно согласился возглавить крестовый поход против меня? На волне, так сказать, всенародного гнева.

– Тебя неверно информируют, – сказал Кротов. – Уволь осведомителей, Аркадьич. Давай подымайся, олигарх несчастный!

Вайнберг крутанул очки в другую сторону.

– Слушай, Сережа, я согласился приехать сюда на встречу с мэром. Это моя дань вежливости по отношению к городским властям. Но я совершенно не намерен участвовать в каком-то дурацком заседании колхоза, которое тут у вас намечается.

– Собрании, – сказал Кротов.

– Что? – остановил пропеллер Вайнберг.

– Собрании колхоза. Придется, Ленечка, немножко потерпеть. Ну, посиди молча, потом покайся, поплачься немного, поругай правительство... Ты же это умеешь.

– Сейчас угадаю, – Леонид Аркадьевич прищурился и посмотрел в потолок. – Твой шеф собрался выдвигаться?

– Не суетись, Ленечка, – с оттяжкой выговорил Кротов. – Еще узнаешь. Своевременно или несколько позже.

– Глупые люди, – Вайнберг поднялся, поиграл спортивными плечами, словно вечность сидел в этом кресле и очень устал. – Одного не пойму: как ты среди них затесался?

– Долг дружбы.

– О, не надо, не надо! – презрительно затряс очками Леонид Аркадьевич. – Хорошо, идем. Одна просьба, Сергей Витальевич: помоги своему шефу уберечься от крайностей. Я человек мудрый и понимающий, я очень-очень терпелив, однако всему есть предел.

– Ты меня не пугай, – сказал Кротов, подталкивая Вайнберга к порогу. – И помни: мы договорились.

– Я пугаю не тебя, – сказал Вайнберг.

Раньше они не были лично знакомы, но, как выяснилось при первой встрече, слышали друг о друге. Московская финансовая группа «Гамма», в прошлом году купившая на печально знаменитом аукционе часть контрольного пакета акций «Севернефтегаза», была известна своей близостью к так называемым «молодым реформаторам» в правительстве, и банкир Вайнберг был там человеком не последним. Узнав о его назначении президентом «Севернефтегаза», Кротов был удивлен и озадачен: он полагал, что новые хозяева компании начнут действовать тоньше и поставят на это место коренного нефтяника, пусть даже для блезиру, и тем успокоят народ, или хотя бы предложат бывшему нефтяному «генералу» должность первого вице-президента или председателя совета директоров. Однако «новые» решили не церемониться. Бывая по делам в Москве, Кротов слышал от многих о скандалах и беспорядках, сотрясавших «Севернефтегаз» в первые месяцы банкирского правления, потом все стихло и потеряло остроту, а нынче выплыло снова.

В кабинете мэра было тесно и накурено. Последнему Кротов почти не мог поверить: дымить здесь разрешалось только лишь ему и Лузгину и то не публично, а когда оставались втроем. Сейчас же дымили чуть ли не все, даже всегда осторожный в поступках и мнениях его сосед по «спарке» Безбородов пускал дым себе в нос, оттопыривая нижнюю губу.

– Присаживайтесь, Леонид Аркадьевич, – Слесаренко приглашающе кивнул на два свободных стула.

– Благодарю вас, Виктор Александрович, – ответил Вайнберг, оглядывая кабинет, и на короткий миг Кротову показалось, что сейчас он скажет: «Спасибо, я постою», и будет скандал, равносильный провалу, однако Вайнберг вдруг быстро пересек кабинет и опустился на стул, и Кротов пошел за ним следом и уселся рядом, между Вайнбергом и мэром.