Случай на границе

Долго лежал на сложенных в углу матрацах, курил, глядя в потолок. Слушал, как трещит затопленная печка. Тепло клонило ко сну.

Четыре раза он пытался выйти в нейтральные воды. И каждый раз терпел неудачу: пограничники зорко следили за морем.

Но нет, он не собирается оставаться здесь, Он уйдет. Как угодно, но уйдет. Путь остается прежним — море. А способы могут быть любые.

— Стасик, а Стасик!

— Ну чего тебе?

— Посмотри, а в нашем лагере свет!

— Не болтай языком! Свет, свет!.. Где?

— А вон-он… — Восьмилетняя Анечка взяла братишку за плечо, повернула туда, где темнели вдали строения пионерского лагеря. И точно, одно из окон слабо светилось.

— А ну, пошли домой! — сердито сказа Стасик.

— Стасик, а откуда там свет? А вдруг это бандиты? Стасик, я боюсь.

Но Стасик ей не ответил. Он торопился домой.

Утром в местное отделение милиции позвонили:

— В лагере кто-то ночевал. Дети видели свет.

— Это он, — убежденно сказал Сторожев. — Я лично осматривал дачу, матрацы, на которых он лежал, пепел от сигарет, следы… Печка была ещё горячая…

— Значит, ночевать уже негде, — проронил майор Волков.

— Негде-то негде, но, видите, опять ушел…

— Ушел, да… сказал Волков. — А всё-таки если он до сих пор вертится здесь, значит, не выходит у него с переходом. Путь только один — морем. Вот он и кружит вокруг моря. А море закрыто.

Он замолчал, и в комнате стало тихо. Сторожев как-то странно смотрел в окно.

— О чем вы думаете? — внезапно спросил Волков.

— Я думаю… — помолчав, тихо сказал Сторожев, — что если… он уже перешел границу?

Крякнув, Волков полез за сигаретой.

Деньги

Большой прибалтийский порт жил своей жизнью. Позвякивая, осторожно поворачивались портальные краны, бережно перенося из трюмов на берег мешки и ящики, туго обтянутые канатными сетками. Вдоль пирса прошла группа молодых ребят. Андрис посторонился. С соседнего транспорта оглядывали причалы, навалившись на леера, матросы-иностранцы. Андрис прочел название: «Виктория».

Он перевел взгляд дальше, туда, где кончался спускавшийся с высокого борта трап. Вот оно…

У трапа, ослабив одну ногу в колене, стоял паренек. Андрис, стараясь скрыть внезапно поднявшуюся в груди злобу, внимательно оглядел его — оглядел с ног до головы, не упуская ни одной мелочи. Зеленая хлопчатобумажная гимнастерка, туго перепоясанная ремнем. Такие же зеленые брюки заправлены в припыленные портовой пылью сапоги. Автомат через плечо. И фуражка. Ненавистная, аккуратно сидящая на круглой стриженной голове зеленая фуражка.

Вот оно. Вот то, что мешает ему сделать несколько шагов. Взбежать по трапу и… Андрис с ненавистью вгляделся в курносый юношеский нос, нахмуренные брови, круглый подбородок с чуть заметным пушком. Мальчишка. Он даст ему сотню, две… Даст пять, в конце концов.

Пограничник медленно переменил ногу, посмотрел на Андриса. Будто почувствовав что-то, легко поправил рукой ремень автомата.

Нет. Андрис вздохнул и полез за сигаретами. Нет, здесь не пройдет. Пустой номер. Он знал их, этих мальчишек в зеленых гимнастерках, в фуражках, всегда аккуратно натянутых на круглые головы. Если б только можно было дать им деньги. Если б только…

Но деньги на них не действуют. Он знал это, но не понимал. Он не понимал, он не мог этого понять, черт возьми.

Андрис медленно пошел по пирсу. Всё-таки они с ним. Вот они, приятно оттягивают внутренний карман куртки. Нет, говорить можно все что угодно, но деньги есть деньги.

* * *

— Разрешите прикурить?

— Пожалуйста.

Старик остановился и, стряхнув в сторону пепел, поднес к губам Андриса туго скрученную длинную самокрутку.

— В порту работаем?

— В нем. Куда ж от порта.

— Ага, — сказал Андрис. Он приходил сюда уже третий день и старика заприметил давно. Он продумал всё, рассчитал все варианты. Кажется, дело на мази. Старика знают в порту. Его в лодке могут выпустить далеко, туда, где выходят на рекомендованный фарватер, прощаясь с портом, иностранные суда. Он ляжет на дно. Шаланда у старика глубокая, вся корма закрыта досками. Там-то он и устроится, устроится так, что ни один черт его не заметит.

Именно старик. Именно этот, которого знает в порту каждая собака. А главное, он не выдаст. Попробуй выдать, если положил в карман пять хрустящих бумажек.

— Слушай, отец, — сказал Андрис. — Подзаработать хочешь?

— А? — сказал старик. — Это можно. А что делать? Столярное, может, что?

— Да нет, — Андрис махнул рукой. Взял старика за плечи, отвел в сторону. — Я с тобой не о пустяках. Тебе деньги нужны?

— А что? — старик сдвинул старую морскую фуражку, почесал затылок. — Если за дело, не откажусь…

— За дело, — сказал Андрис. — Без дела, отец, пять кусков не дают…

— Ого, — старик придвинулся. — Так что за дело-то?

— На рейд меня вывезешь? — выждав секунду, сказал Андрис.

— На рейд? — старик ещё не понял, в чём дело.

— Да, — сказал он. — На рейд. Да что ты, отец, смотришь? Фарватер знаешь где?

— Подожди, — сказал старик. — А ну, подожди!

— Да нет, без обмана, — сказал Андрис. И, видя, как долго смотрит на него старик, медленно полез за пазуху. Взял несколько бумажек на ощупь. Вынул.

— Видишь?

— Постой, — сказал старик. — Постой, постой.

И вдруг лицо его сморщилось, задрожало.

— Ах ты, гад, — задыхаясь, сказал он, в упор глядя на Андриса. — Ах ты гад ползучий…

И вдруг, рванувшись в сторону, кинулся вдоль забора, закричал:

— Товарищи-и-и… Това…

Но второй раз крикнуть ему не удалось. Андрис схватил его за горло, повернул к забору.

— Гад… Гад… — почти беззвучно засипел старик. Андрис ударил. Старик, глухо стукнувшись затылком о забор, медленно сполз на землю.