Случай на улице Капуцинов. Рассказы
Шрифт:
— Садитесь! Гражданин Гро, где были вы между девятью и двенадцатью часами вечера вчера, 28-го июня?..
— У моего прежнего ученика по политехникуму, доктора механики Эллиота Сандерса.
— Вам знакома эта трость?
— Да…
— Кому она принадлежит?
— Сандерсу. На ней инициалы «Э. С». Она из баккаута, я ее хорошо знаю. Сандерс купил ее с месяц тому назад.
— Этот бумажник?
— Его, Сандерса.
— Садитесь! Гражданин Чиллепс, вы тоже были вместе с Глиссом и Гро у Сандерса?
— Да.
— Вы целиком подтверждаете показания гражданина Глисса о припадке Сандерса во всех подробностях?
— Да.
— Хорошо, садитесь! Служитель,
И перед нашими изумленными глазами предстал Сандерс… Он был, как и вчера во время припадка, страшно бледен. Он кивнул нам головой и мы прочли в его взоре выражение безысходной тоски.
— Д-р Эллиот Сандерс, — спросил комиссар, — чем вы объясните, что вчера, около двенадцати часов ночи, полицейский служитель подобрал на Улице капуцинов вот этот бумажник и эту трость, ведь они ваши, не правда ли?
— Не знаю… — глухо ответил Сандерс. — Они действительно мои… и я попрошу у вас разрешения сесть. Я совсем болен, у меня вчера был припадок и я не оправился от него.
— Хорошо, садитесь. Дальше… Чем вы объясните, что рядом с этим бумажником и палкой лежал труп только что убитого человека? Убитого вами, гражданин Сандерс!
Вот тут-то и вступило в свои права то изумление, о котором мне напомнил Джульфо и его фокусы. И, как это принято говорить в рассказах, разразись над нашими головами гром с сокрушительной молнией, это изумило бы нас несравненно менее, чем слова, сказанные комиссаром.
Помню, мы все вскочили, стали кричать, замахали руками… Особенно неистовствовал Чиллепс, — он подбежал к комиссару и, стуча кулаком по столу, весь красный от натуги кричал тому в физиономию, выпучив глаза:
— Ложь, ложь, ложь!! Сандерс все время был дома, дома!!!
— Не мучьте больного человека, — кричал я, — вы не имеете права издеваться! Это произвол, мы будем жаловаться.
Когда все немного успокоилось, комиссар крикнул в дверь:
— Брудис!
Вошел полицейский так быстро, непосредственно за зовом, что не было никакого сомнения в том, что он стоял у двери и прислушивался ко всему, происходящему в комнате. Он смущенно подошел к столу комиссара и остановился, вытянув руки по швам.
— Я ничего не понимаю, Брудис, — сказал комиссар, — эти граждане в один голос утверждают, что гражданин Сандерс провел время с девяти до двенадцати часов у себя дома и никуда не отлучался… Одним словом, вы настаиваете на том, что вчера на улице Капуцинов, т. е. в стороне города, противоположной Овальной площади, где живет д-р Сандерс, около двенадцати часов ночи вы видели его, Сандерса, склоненного над убитым человеком и убежавшего при вашем приближении?
Брудис пожал плечами.
— Было темно, г-н комиссар… Вы ведь знаете, Улица капуцинов очень слабо освещена… Я мог и ошибиться… Одно могу сказать, что убийца был такого же роста, как и д-р Сандерс.
И, помолчав, добавил:
— Тут даже дело не во мне и не в моей возможной ошибке… Ведь бумажник и трость все-таки принадлежат д-ру Сандерсу, а также и визитная карточка, которая была в бумажнике…
— Значит, вы не настаиваете, Брудис, что человек, убивший неизвестного ударом палки по виску, был именно д-р Сандерс?
— Не знаю, г-н комиссар, не знаю… Повторяю, я мог и ошибиться… но бумажник…
Тут Сандерс встал.
— Одну минуту внимания, — твердым голосом сказал Сандерс, — я клянусь, клянусь своим честным именем, своими друзьями, которые сидят тут, что бумажник и трость были украдены у меня три дня тому назад…
* * *
«Так вот для чего меня вызвали сегодня утром в полицейский участок, — думал я, возвращаясь к себе домой. — Какое счастье, что в этот вечер
собралось у Сандерса несколько человек, которые могли засвидетельствовать его непричастность к убийству!..»На уроки я опоздал. До обеда оставалось два часа и, войдя в свою комнату, я решил предупредить Мод по телефону, что Сандерс освобожден и сейчас возвратится домой, а заодно и попросить разрешения приехать: в таких случаях семьи, перенесшие потрясения, требуют уединения или друзей.
На мой звонок подошла сама Мод.
— Глисс, — узнала она меня по голосу, — расскажите, в чем дело? Сейчас звонил Эллиот и сказал, что возвращается домой… Я ничего не понимаю с момента ареста…
И она рассказала мне, как сегодня ночью, между двумя и тремя часами, в квартиру вломились полицейские и, арестовав Сандерса, ничего не объясняя, увезли его с собой.
Я в свою очередь передал ей обо всем происшедшем в участке.
— Какой ужас! — услышал я в трубке возглас бесконечного удивления… — Эллиот и убийство!.. Эллиот, почти умирающий от сердечного припадка, и убийство на другом конце города!.. Это какое-то наваждение, Глисс! Вот, вот, — радостно заговорила трубка, — Эллиот идет через площадь! Простите, дорогой, я должна его встретить.
А через час Мод позвонила опять.
— Простите, дорогой Глисс, — сказала она. — Я не обратила в волнении внимания на ваше предложение приехать… Я должна извиниться перед вами, Сандерс лежит почти без памяти. Я боюсь, что в таком состоянии он не сможет оценить вашего участия. Когда ему станет лучше, я позвоню вам, и, конечно, мы будем страшно рады увидеть вас.
В вечерней газете я прочел заметку, посвященную случаю с Сандерсом.
Полицейский Брудис, совершая свой ночной обход, обратил внимание на крики, доносившиеся с улицы Капуцинов. Он бросился туда и увидел на земле человека и наклонившегося над лежащим — другого. Брудис вынул револьвер и кинулся вперед. Стоявший человек заметил его и, убегая скрылся за углом, в Бумажном переулке. Преследование было совершенно бесполезно, — переулок тонул в темноте. Вернувшись к лежащему, Брудис убедился, что он мертв, — правая височная кость была раздроблена и рядом лежало орудие убийства — тяжелая баккаутовая трость с золотой монограммой «Э. С». Как показал дальнейший осмотр трупа в морге, удар был нанесен сзади, видимо, по убегающему.
Рядом с трупом Брудис обнаружил и раскрытый бумажник. Порывшись в нем, он нашел несколько ассигнаций, уже использованный, надорванный билет на спектакль комической оперы и визитную карточку с именем д-ра Эллиота Сандерса. Убитого доставили в морг, и комиссар отдал распоряжение об аресте Сандерса.
Далее заметка сообщала, что арестованный потребовал допроса бывших у него вчера вечером друзей, и подробности этого допроса. Лакса допросить не удалось, потому что он ранним утром выехал из города по делам банка. Убитый был опознан. Он оказался неким Альфонсом Леони, опустившимся не то итальянцем, не то испанцем, хорошо известным в районе, прилегающем к улице Капуцинов, завсегдатаем всех местных кабаков и пивных, человеком с довольно-таки дрянным прошлым.
В конце заметки сообщалось, что показания свидетелей были настолько исчерпывающи и настолько по своей солидности не возбуждали сомнений, что следствие против д-ра Сандерса прекращено и он освобожден из- под ареста.
Вечером звонка так и не было.
Прошло несколько дней. И вот однажды, возвращаясь с уроков и подойдя к двери своей комнаты, я услышал за нею тихий плач.
Вошел — и увидел Мод. Она сидела у письменного стола, положив лицо в ладони, и плечи ее вздрагивали.
— Мод, что с вами? — спросил я.