Случай в зелёной зоне

Не исключаю, что на Райхетра самостоятельно могло упасть что-то сверху. Куда упавшее делось затем – вопрос не ко мне, я на огонёк был приглашён, когда веселье было в разгаре.

Допускаю – уйти из жизни Райхерту помог некий гость…

И тут я прикусил язык. Надеюсь, сделал это незаметно, и на моём лице заминка не отразилась. Как-то вылетело, но именно в тот вечер постороннюю машину у ворот дачи Николая Ивановича я видел. А вылетело потому, что появившийся из неё человек ни машиной, ни прикидом от прочих Николай Иваныча гостей не отличался, и посему я на него внимания не обратил. Во сколько гость Райхерта оставил, не знаю, не видел. Но. К утру ни гостем, ни посторонней машиной не пахло, а Николай Иванович по факту был мёртв. Волей-неволей пришлось перед Рудольфом Петровичем покаяться, машину припомнить. А он и не сердился, даже посочувствовал всему тому, что за истёкший период мне пришлось пережить. И я, ободренный его сочувствием, с благодарностью продолжил разрабатывать перед ним тему таинственного гостя.

Как это между ними всё могло происходить? Так, значит, гость пришёл. Налили, чокнулись. Налили по второй.

Была ли третья рюмка – об этом сказать ничего не могу, с ответственностью могу подписаться лишь за первые две. Далее неизвестный нам пока злоумышленник (следуя официальной версии, не исключающей отравление) щедрой рукой сыплет что-то в посуду хозяина, принуждает его выпить. А далее по схеме: полюбовавшись содеянным, вытирает подлокотники кресла и финита: прихватив стакан, убегает в окно.

Отсутствие в пепельнице посторонних окурков, о чём бубнил оперативный товарищ, описывая место, ни о чём не говорит. Да, судя по прикусу, окурки «Парламента», безо всякого сомнения, принадлежали Райхерту! Но, во-первых, преступник мог вести здоровый образ жизни, не курить. А если и курил, то кто мог ему воспрепятствовать в купе со стаканом забрать и окурки? И пусть по данным той же неугомонной полиции окна на момент осмотра были закрыты, это нас ни в чём не убеждает, в литературе описаны случаи и покруче.

– Интересно, интересно! – более и более увлекаясь моими предположениями, заёрзал на стуле следователь. От полноты чувств даже предложил мне закурить. Но отказался, сказал, что у меня «свои…», хотя на самом деле не курю. Дабы сгладить впечатление от высокомерного отказа, отпил из стакана воды, и с новыми силами продолжил излагать.

Версии были, детективы периодически почитываем. Сложность заключалась в том, что нужно было за собой следить, не увлекаться. Дабы не проболтаться о том, что я уже выудил из старшего их следственной группы майора Мордвинова. Витьку подводить не хотелось. Во-первых, – источник информации: одно неосторожное слово, и на Витьку могут в личном деле что-то неприятное «навесить». Во-вторых, информатор являлся моим личным другом. А то, что теперь приходится варить картошки в два раза больше, так на то он и друг, авось не объест и спального места не пролежит.

– Да что тут я да я…– представив вдруг, как надоела Рудольфу Петровичу моя болтовня, запоздало спохватился я и в свою очередь поинтересовался, что думает обо всём произошедшем Рудольф Петрович сам. И если Райхерт умер не на почве неразделённой любви, а был отравлен, то очень интересно, чем? Ни цианидом, ни каким-то его производным от почившего при осмотре не пахло. Виски, помню, пахло – да. Что подтвердили все, включая «скорую» и мед эксперта. А цианидом – нет. Известно – цианиды выраженно пахнут миндалём, так миндалём не пахло. И если мы с Рудольфом Петровичем хотим быть объективными до самого конца, то не должны исключать и отравление обычным бытовым газом. Окна были закрыты, что и было отмечено в протоколе осмотра, так что, Райхерт мог без особой мороки… При описании места, я помню это хорошо, в прекрасно оборудованной кухне, которую этим словом назвать можно весьма условно, плита отмечена была.

– Была, – согласился покладисто следователь. – Правда, была электрической. Да и электрической тоже отчасти, ибо и вовсе оказалась индукционной. Что для меня до некоторой степени явилось сюрпризом, но и этим Рудольфу Петровичу обескуражить меня не удалось.

– А осы? – непринуждённо соскочив с версии с газом, предположил немедленно я.

– Какие осы? – не сразу ухватывая суть, переспросил следователь.

– Самые, что ни на есть, Николай Иванович мёртв, и если допустить чей-то умысел! То злодеи, в целях увести нас от истины в сторону, в дебри. Маскируя всё под нечастный случай, через отверстия вентиляции могли спокойно запустить в помещение специально натренированных ос. Ворвавшись в гостиную, они кусают, Николай Иванович, ввиду аллергической непереносимости осиного яда, умирает! А преступник, отряхнув ладони, с чувством выполненного долга удаляется восвояси.

Хотя, конечно, с осами сложно. Про аллергию нужно было знать. Далеко не каждый, получив порцию осиного яда, немедля заспешит на тот свет. И если осам всё равно (ну укусили и слиняли), то преступник рисковать не мог, про аллергию был обязан знать. Откуда мог он это почерпнуть?

– Из медицинской карты! – подхватил на лету мою мысль следователь, – выяснив, к какой поликлинике Райхерт был прикреплён, заявиться в регистратуру, попросить сей документ, чтобы одним глазком!..

– И получить отказ, ибо! По существующим ныне законам даже болящему – повторяю, даже болящему. – И пусть на обложке сто раз фамилия ваша, и с регистраторшей вы знакомы двадцать лет! – Не то, что посмотреть, а даже подержать! Карточку не доверят. Ни – повторяю – подержать, ни как-то там ещё. Проще с дикого похмелья убедить ГИБДД-дешника, что вы вчера «ни грамма!..» В медицинскую же карту заглянуть вам не позволит никто.

Конец ознакомительного фрагмента.