Случай в зелёной зоне

Да, дело по трупу на даче поручили ему и его группе. Всё описано, предварительная причина смерти – инфаркт. На случай, если не инфаркт, подозреваемый тоже в наличии был – это я. Ничего неординарного, осталось дооформить, подоткнуть бумажки от судмедэкспертизы. А то, что Райхерт мой сосед, что мне его загадочная смерть не безразлична! После проглоченного ужина оперуполномоченного не волнует нисколько.

Почему поручили дело ему? Витька точно не знает, но смеет предположить, что начальство рассудило: Выезжал? Выезжал. С местом предполагаемого преступления знаком? А если состава на преступление не нароет, так это будет даже лучше, – но чтобы бумага была! Так как смерть не абы чья. А уважаемого не только мной Николая Ивановича Райхерта. Чтобы – «в возможно сжатые сроки!..» Дабы к нему (читай, к начальству) в последствии ни у кого вопросов не возникало.

Николай Иванович Райхерт и при жизни-то товарищ был не прост. По тем или иным делам полиции известный. И если по причине дефицита времени правоохранительные органы при жизни фигуранта встречу с ним могли и отложить. То теперь, ввиду произошедшего, даже если кто-то из полицейских этого и очень захоти. Следующей встречи с ним можно было ожидать лишь, извиняюсь, только на Страшном суде. Стажёру подобное не поручишь, тут нужно серьёзно, со знанием дела, как Виталий Игнатьевич и умеет. В законом означенные сроки, на основании того-то и того. Как это говорится, «в результате произведённых следственных мероприятий…» И хорошо бы, чтобы от инфаркта. Усугублённого употреблением заграничного напитка виски «Белая лошадь». С закуской или без, но факты должны быть железными, чтобы ими можно было с чистой совестью брякнуть на стол перед товарищами, что сидят наверху.

Такова предыстория. Дело пошло, следователь надписал папку, и в неё уже легли первые документы. Во-первых, протокол. Из которого следовало, что четырнадцатого июля некто Элеонора Митрофановна Райхерт. Будучи обеспокоена отсутствием мужа (а миновала лишь ночь), оставив городскую квартиру, села в принадлежащий ей синенький «фольксваген». И, предполагая, застать мужа там, поспешила на дачу. В девять часов ноль две минуты утра, открыв своим ключом входную дверь, миновала холл, и, увидев распростёртый на полу схожий по виду с её мужем труп мужчины, с её же слов, истошно завопила.

Не сбросила на вешалку пальто, не подошла, не удостоверилась, что – всё, остыл?.. А завопила. Хотела привлечь внимание соседей? Маловероятно. Насмотрелась кино?.. Далее, выхватив телефон, понимая, что во внимании ей теперь не откажут, позвонила и в «скорую» и в полицию сразу.

Вообще-то трупы – это дело не «скорой…», не к ним, но раз приехали. И врач «скорой», не исключив суицида, предположил навскидку банальный инфаркт. О чём и сообщил прибывшей вслед дежурной оперативной группе. Группе к трупу, как я понял, вовсе не хотелось, они вот-вот должны были смениться. Но вызов был, группа прибыла, и, обречённо вздохнув, принялась за привычное дело. Суицид, о котором намекнула «скорая», был бы, конечно, подарком, но это были лишь слова: «возможно…», «не исключено…» «Скорая» приехала, наговорила, а кому, в конечном счёте, отвечать? В подобной ситуации предполагается доследственная проверка, и главное тут – правильно всё описать, чтобы в случае «непоняток» было невозможно подкопаться. Обнаружат впоследствии эксперты суицид – хорошо. То есть, конечно же, плохо. Но необходимость в возбуждении уголовного дела отпадает, на шее отдела камнем не висит, что хорошо уже без оговорок. После беглого осмотра старший группы майор Мордвинов (между прочим, мой друг!) в таком сценарии почти не сомневался: главное – грамотно описать. В момент смерти покойник, предположительно, был один, признаков насилия на теле не обнаружено, на ограбление не похоже; дорогие часы, кошелёк с содержимым наличествовали, ополовиненная бутылка виски стояла на столе. А от подарка судьбы – от меня – можно было и отпихнуться: задержан оперативниками я был снаружи, ценностей в карманах не обнаружено, свежих пальцевых отпечатков в помещении – тоже.

Оставалось по форме заполнить протокол допроса вдовы. Бросая поминутно взгляды на гостиную, вдова поведала, что потерпевшего не видела с утра предыдущего дня. Всё было как обычно, проводив, мужа с утра на работу, Элеонора Митрофановна занялась своими делами. О том, что Николай Иванович задержится с работы, разговора не было. Обронив секретарше, что направляется домой, с работы он уехал достаточно рано, и, тем не менее, в привычное время не объявился, не позвонил, а отправился молча на дачу. Не отвечал и когда Элеонора Митрофановна пыталась ему дозвониться сама, не объявился и по прошествии ночи. Обеспокоившись всерьёз, Элеонора Митрофановна устремилась на дачу, где и обнаружила тело мёртвого мужа.

Какие версии можно было построить на столь скудном материале? Разве что, гадать. Хотя гадание в нашем с Витькой детективном деле – последнее дело, так как есть риск стать заложником ложной версии, которая преследовать вас так и будет. Нужно было думать, но Витька отрубил: сказал, что на сегодня лично отработал, на данный момент у него телевизор. И чтобы я больше его не теребил, милостиво обещал завтра поделиться результатами медицинской экспертизы.

Какая это всё же маета: одно дело – смотреть на огонь или на то, как кто-то рядом, углубляясь в недра, машет лопатой – подобные занятия нервную систему лишь укрепляют. Другое дело – ждать. Витьке хорошо, оставив меня досыпать, он с утра усвистал на работу. Я же, некоторое время ещё повалявшись, с постели тоже сполз. Проигнорировав зарядку, без энтузиазма умылся, побрился, накинув на тело одежду, чего-то поел. А тем временем где-то горели леса, по телевизору где-то кого-то топило. Но тут уж я ни чем помочь не мог, разобраться бы со своим… Щёлкнув пультом, переключился на сериал, но и там. Знакомые по предыдущим работам, уже словно родные, актёры как будто бы дрались, как будто бы стреляли (но не попадали). Одну героиню, собрав в кулак все сценаристские мозги, умудрились даже похитить. Но что с ней приключилось дальше – отпустили её похитители, или же оставили себе – всё это пролетело «мимо кассы». Стоически дождавшись обеденного времени, с целью разузнать… я набрал Витькин номер. Но этот бездельник умудрился найти себе дело и в обед! Пробурчав: «некогда…» – уже собрался отключиться. Но я успел: спросил, а с кем он, интересно, предполагает разделить предполагаемый теоретически сегодняшний ужин? Съехидничал, да! Но сработало: понизив голос, под огромным секретом Витька сообщил мне такое! Что я чуть не свалился с крыльца, на котором ножичком мирно остругивал прут.

Дела… По взаимной договорённости на ужин Витька по дороге к дому купил два пакета пельменей, мы их душевно сварили. И теперь, сидя в кресле с кружкой чая, мой друг в очередной раз повторил то, что днём чуть не повергло меня наземь: экспертиза совершенно точно установила, что Николай Иванович Райхерт, мой незабвенный сосед, был отравлен, что автоматически возвращало меня на первые роли, и впереди вновь явственно замаячил знойный Магадан. Хотя верить в это никак не хотелось, и я проблеял: «А инфаркт?..»

– Тут, видишь ли, такое дело, – любовно поглаживая чрево, молвил Витька, – дело, скажем, не простое. – А по поводу Магадана – так сразу тебя не посадят: пока – то, пока – сё…

Успокоил. Прямо, захотелось жить!

Как же Николай Иванович некстати. И я не из-за денег: в конце концов, сколько я ему в принципе должен – касалось одного меня. Но его смерть всё кардинально изменила, с его невольной подачи и по милости следствия я сейчас, к примеру, не могу поехать за границу. Не могу навестить бабушку (если бы таковая у меня была), теоретическую тётю. Так что! Так что, чем скорее я представлю следствию убийцу (Витька уверил, что тут не суицид и не инфаркт, а увенчавшееся успехом отравление, иными словами, убийство), тем скорее с меня подозрения снимут, и упоминание о славном городе Магадане вызовет у меня не холодную дрожь, а пренебрежительный смешок.

– А что у следствия ещё?..– спросил я равнодушно, только Витька замолчал.

– Да больше, в общем, ничего, внешних повреждений никаких. Внутренних тоже. А сам он отравился, или его кто-то – будем думать, могло быть всё.

Ну, вот опять… Какие-то качели: могли и отравить, мог отравиться сам. Возможно, чем-то был расстроен и напуган! Напуган настолько, что виски закусил не тем и в результате!.. Вероятно? Но не очень. Не тот был Райхерт человек, чтобы от любого испуга тащить в рот всякую дрянь, следствие проверит и наверняка не поверит: человеку всего пятьдесят один год, фабрикант! Известно каждому, нервических граждан туда не берут, и если не инфаркт, на который я так уповал…

– Отравлен, отравлен! – «успокоил» Витька, – как результат – остановка сердца, из-за которой и возникла первоначальная версия с инфарктом, хотя и окончательную формулу яда установить пока не удалось. – И без особой на то нужды вдруг с интересом и особым взглядом упёрся в пуговицу на моей рубашке.

Я бы сказал, взглядом, профессиональным излишне, с пуговицей было в порядке! Дабы в своих измышлизмах майор Мордвинов не пошёл по неверной дороге, необходимо его было как-то отвлечь, и я, пытаясь Витьку заболтать, продолжил суесловить. Допустил, что – яд! Хотя, возможно, и не яд. По утверждению самого же Витьки точно установлена лишь остановка сердца. И если их лаборатория до сей поры не определилась с формулой, то! Предполагать можно всё, что угодно. Дело за малым: узнать, кто это всё сделал. Подлил ли в стакан, включил ли излучатель колебаний.

– И кто?.. – думая о чём-то постороннем, машинально откликнулся Витька. И так же машинально я ответил: «Пушкин».

Не знаешь на кого валить, вали на Пушкина. Поляк приплёл бы Мицкевича. Исходя из скудных данных, за исключением меня, пока предположить можно было только их.

– Разберёмся, – почесался Витька. Разберёмся. – И в очередной раз заверил, что если меня и посадят, то не скоро, так как тут не банальный гоп – стоп, где исполнителей с большой степенью попадания можно предположить чуть не с момента подачи заявления потерпевшим. С нашим делом всё серьёзней. Так что, если для меня запахнет жареным, Витька, как лепший друг мне заранее просигналит. И если долго не копаться и свобода мне дорога, то «до Канадской границы» добежать я успею.