Случайная знакомая
Шрифт:
— Как лучшего из лучших.
— А я вовсе и не лучший.
— Как, и вы тоже? — удивился начальник проектного бюро.
— Именно я-то и есть не лучший. Меня критиковали, даже в печати, за бюрократические тенденции в работе.
— В какой печати?
— В стенной!
— Стенная печать не в счет, — сказал Швачкин. — Шанталов — золотой фонд, гордость третьей бригады.
— Товарищи, не верьте, — отбивался Шанталов. — Я не золотой фонд, не гордость.
— Гордость, гордость!..
— Швачкин клевещет на меня. Гордость — это тот, кто работает
Работники проектного бюро слушали своего бригадира и краснели. Им было очень неловко и за Шанталова и за его друга Швачкина. И тогда с места поднялся архитектор Сергеенко и сказал:
— Бог с ними, с этими рыболовами. Я поеду с Женечкой Волковым на реку Чучу к нефтяникам.
На следующий день после производственного совещания начальник проектного бюро Киприянов издал два приказа. Один был посвящен отъезду Сергеенко и Волкова в Анненск, второй — увольнению Швачкина и Шанталова из проектного бюро.
Бывшие друзья-приятели не ждали такого крутого оборота. Они готовы были согласиться на «указать», «поставить на вид», даже на строгий выговор, а тут вдруг «уволить». Швачкин и Шанталов, забыв о ссоре, вместе бегали в обком, в цека профсоюза, вместе били челом:
— Помогите! Восстановите!
Из обкома звонят Киприянову:
— За что уволены архитекторы?
А тот вместо ответа посылает протокол производственного совещания. В обкоме читают этот протокол и удивляются:
— Кто возвел на вас такую напраслину?
— Мы сами.
— Сами? Тогда и пеняйте на себя.
— Так мы называли себя бракоделами и бюрократами нарочно, чтобы не ехать на периферию.
— Тогда тем более обкому заступаться за вас не след.
Швачкин и Шанталов попали в заколдованный круг. Ни у кого и нигде не могли они найти сочувствия. Друзья-рыболовы соглашались ехать теперь даже на периферию. А им говорили:
— Благодарим. Не нужно. Мы посылаем на периферию только лучших.
Вчера Борис Борисович Шанталов пришел в редакцию.
— Знаю, — сказал он, — получился тогда на производственном совещании у нас со Швачкиным перебор. Но посоветуйте, как быть. Может, написать заявление в суд, в прокуратуру?
— Вряд ли прокурор вернет вам уважение товарищей.
— Но что делать?
— Сходите к бывшим своим сослуживцам. Покайтесь перед ними.
— Вы думаете, они простят?
— На этот вопрос архитекторы ответят вам сами.
1957 г.
Моя команда
Яков Николаевич соединился по телефону с начальником паровозной службы и спросил:
— Работники тебе требуются?
— Очень.
— Так я пришлю к тебе Виктора Мироненко. Возьми его в штат инспектором.
— С удовольствием. А он кто, этот Мироненко? Котельщик?
— Нет.
— Теплотехник?
— Тоже нет.
— Да кто же он?
— Правый полусредний.
Начальник
паровозной службы даже растерялся от неожиданности.— Яков Николаевич! — взмолился он. — Да зачем нам правый полусредний? Освободи нас от него, ради бога!
— Не могу. Это очень нужный для транспорта человек.
Начальник паровозной службы попробовал было упорствовать, но Яков Николаевич решительно оборвал разговор, как бы подчеркивая, что принятое им решение окончательно и обсуждению не подлежит.
И вот, пока правый полусредний оформлялся на высокой должности инспектора паровозной службы, к начальнику соседней службы — вагонной — явился с запиской от Якова Николаевича второй молодой человек — Николай Кузьмин.
— Я, — сказал он, — прикомандирован к вашему отделу.
— В качестве кого?
— Старшего инженера.
Начальник вагонной службы оглядел желтоватый пушок на верхней губе прикомандированного и сказал:
— А вы, молодой человек, справитесь с этой ответственной должностью?
— Справлюсь!
— У вас что, опыт, высшее образование?
— У меня хорошая прыгучесть.
— Что? Что?
— Прыгучесть, — не смущаясь, повторил кандидат в инженеры. — Я ни одну верхнюю подачу не пропускаю. Любой мяч могу принять и отбить головой.
В футбольной команде оказалось много ребят с хорошей прыгучестью. Одиннадцать человек в основном составе да четверо в запасе И так как все они были, по мнению Якова Николаевича, людьми весьма нужными для железнодорожного транспорта, то каждого он постарался устроить на какую-нибудь ответственную должность: инспектора, инженера, старшего инженера. «Весьма нужные» включались в штат не только различных служб и отделов дороги. Иван Митюшин явился к директору средней школы № 1 и сказал:
— Яков Николаевич просит зачислить меня педагогом.
— А вы кто будете?
— Левый крайний.
— И что же вы умеете делать?
— Все, я подаю угловые мячи, бью штрафные, выкидываю ауты.
— Ауты, молодой человек, — это еще не все. Для того, чтобы учить детей, нужно окончить педагогический институт.
И хотя Иван Митюшин не кончал педагогического института, он, как это ни покажется невероятным, все же был назначен преподавателем. Левый крайний, конечно, не преподавал. Он ходил в школу только за получением зарплаты.
— Я пробовал протестовать, — говорит директор школы. — Да разве Якова Николаевича переспоришь! Это же самый отчаянный болельщик в нашем городе.
Начальник железной дороги Яков Николаевич оказался в числе городских болельщиков как-то неожиданно. Весной до него дошел слух, что команда харьковского «Локомотива» включена в розыгрыш футбольного первенства Советского Союза. Спортивные успехи соседней дороги растравили чувство ведомственной ревности в сердце начальника дороги. Он вызвал к себе руководителей управлений, спросил:
— Почему Харьков? Почему не наша дорога будет соревноваться за звание чемпиона страны?
— Да у нас на дороге и команды хорошей нет, — стали оправдываться участники совещания.