Случайная знакомая
Шрифт:
— Нет, так создайте! — сказал Яков Николаевич.
То, что начальник дороги заинтересовался физкультурными делами, было вполне закономерно. Хороший хозяйственник обязан помогать спортивной работе. К сожалению, «помощь» Якова Николаевича приняла довольно странные формы.
При депо, станциях, вагонных участках дороги было немало всяких спортивных коллективов. Были здесь и футбольные команды. Левые крайние и правые полусредние из этих команд прекрасно увязывали свою работу на производстве со спортивным календарем. Вместо того чтобы помочь этим коллективам в их учебной и тренировочной работе, Яков Николаевич решил
Со всех концов Донбасса специальные вербовщики направляли в Артемовск кандидатов на амплуа защитников и нападающих. Что же касается начальника дороги, то он, отложив в сторону все прочие дела, самолично производил отбор, определяя, кому быть на правом крае, а кому — на левом Когда команда была укомплектована, Яков Николаевич отправил ее на курорт, в Евпаторию.
За чей счет?
Конечно, за счет дороги.
Яков Николаевич не жалел государственных денег для своих любимцев. Он давал им все, что те требовали. И хорошие ребята становились рвачами.
Жил в Дебальцеве молодой паренек, помощник машиниста, а в свободное время этот помощник играл вратарем своей «деповской команды». И вдруг этого вратаря, по специальному приказанию начальника отзывают в управление дороги и ни с того ни с сего назначают инженером. У юнца кружится голова. Он требует повышенного оклада. Ему дают. Требует премий. Премируют. Паренек не хочет жить в общежитии, требует отдельную квартиру. Начальник службы, к которой прикомандирован новоиспеченный «инженер», пробует пристыдить его.
— Трудно у нас с квартирами, — говорит он. — У меня семейные люди стоят на очереди, живут за пятьдесят километров от города.
— Ну что ж! Не дадите, не буду играть!
Начальнику службы хочется взять зазнавшегося мальчишку за ухо и выставить его за дверь. Но тут появляется на сцене Яков Николаевич. Начальник дороги снимает с очереди семейного инженера и отдает его квартиру «незаменимому» футболисту. Он полон надежд, этот начальник: когда-нибудь молодцы из его команды осилят на зеленом поле стадиона харьковский «Локомотив».
1950 г.
Со спичкой вокруг Солнца
По всей территории огромного гаража гулко разнесся голос диспетчера:
— Петров!
— Здесь.
Диспетчер машинально выписывает мне путевой лист и говорит:
— Будешь работать сегодня на «Живописной фабрике».
— Есть!
Теперь бы только выехать из гаража. Но у ворот стоит контролер. Он видит сквозь стекло кабины незнакомого человека и подымает руку. Мне делается не по себе. А вдруг бдительный страж возьмется за проверку документов, и так хорошо начавшийся рейс закончится разоблачением. Но бдительность вахтера не идет так далеко.
— Вижу, вижу, стажер! — говорит он и дружески машет рукой. — В добрый путь!
Сегодня я и в самом деле выступаю в роли шофера-стажера. А шофер-наставник, то есть настоящий шофер Петров, сидит в кабине рядом со мной, за рулем. От гаража на Сухаревке до «Живописной фабрики» всего пять километров. Несколько минут езды, и мы останавливаемся
у цеха рекламных стендов. К нам в машину грузят художественную продукцию фабрики в образе милой, славной девушки, по возрасту школьницы-десятиклассницы. Местные живописцы заставили эту школьницу поднять в рекламных целях наполненный шампанским бокал и лихо заявить во всеуслышание: «Я пью только шампанское!».Вслед за первой к нам в машину погрузили еще дюжину десятиклассниц все с тем же застывшим криком на устах: «Я пью только шампанское!»
Ни шоферу-наставнику, ни шоферу-стажеру не полагалось входить в обсуждение достоинств и недостатков художественной продукции «Живописной фабрики».
Посему мой наставник только сплюнул и, включив газ, отправился украшать торцы московских домов рекламным браком.
На следующий день мы получили путевой лист уже не на «Живописную фабрику», а в строительно-монтажное управление.
Несколько взмахов стрелы подъемного крана — и мы мчимся по шоссе к дому-новостройке с тяжелыми бетонными плитами.
— Вира помалу! — кричит сверху бригадир, и плиты одна за другой поднимаются на третий этаж, чтобы лечь там полом в чьей-то будущей квартире.
Наша машина совершает по шоссе регулярные рейсы. На склад и обратно. Хотя смена у нас нелегкая, и шоферу-наставнику и шоферу-стажеру радостно от того, что они оба участвуют в большом и веселом строительстве столицы.
— Дай, боже, чтобы так каждый день, — говорит Петров.
Но боже не внемлет нашей просьбе. На следующий день диспетчер посылает машину Петрова в распоряжение нового клиента. Не СМУ, а отдела снабжения «Светокомбината».
Мы приезжаем на комбинат, но вместо того, чтобы сразу стать под погрузку, машина останавливается у закрытых ворот фабрики и ждет, когда появится работник отдела снабжения. Мой напарник привык к таким ожиданиям, и у него в кабине лежит про запас пухлый том какого-то романа. Чтение продолжается с 8 до 12. Наконец в полдень к нашей машине подходит басовитый молодой человек.
— Едем!
— А где груз?
— Под мышкой.
Молодой человек говорит и показывает на три буквы «О», сделанные из стеклянных трубочек. Веса в каждой букве не больше килограмма, и тем не менее из-за этого самого килограмма наша четырехтонная машина пересекает чуть ли не весь город. Сначала Петров везет нас в сторону Таганской площади, чтобы дать возможность молодому человеку сменить на неоновой вывеске магазина «Молоко» вышедшую из строя букву «О». Затем машина спускается к центру, и молодой человек меняет во втором магазине «Молоко» вторую букву «О». И, наконец, где-то в районе Калужской площади мы останавливаемся еще у одного магазина «Молоко», меняем еще одно «О» и возвращаемся обратно. До конца смены два часа, а на горизонте ни новых молодых людей, ни новых «О».
— Теперь придется позагорать, — говорит шофер-наставник и углубляется в свою книгу.
А шофер-стажер еще на что-то надеется и бежит в отдел снабжения. Но увы! В стеклянном алфавите «Светокомбината» на сегодня исправных буквиц больше нет, и наша машина оказывается на вынужденном приколе.
— Ну и клиент, черт бы побрал его! Сколько же мы заработаем сегодня!
— Рубль семьдесят, — говорит Петров.
— Всего! Но зато вчера…
— А вчера мы заработали еще меньше — всего полтора рубля.