Случайный хозяин для невольницы
Шрифт:
Я прислушалась…
Так тихо, только откуда-то издалека доносились едва различимые голоса. Туда я на направилась, крадясь на цыпочках, как мелкий воришка, вытягивая шею и тревожно вздрагивая от каждого шороха.
Миновала одну пустую палату, с заправленными койками, потом проскочила мимо закутка, где сидели два целителя и молча пили чай, аккуратно проскочила мимо еще одной палаты, в которой лежали двое пострадавших при прорыве. Они уверенно шли на поправку. И уже были так бодры, что, подвинув стул к кроватям, перекидывались в картишки.
Я шла дальше, недоумевая, куда подевался
Я понятия не имела, где располагалась комната главного целителя, поэтому просто брела по коридорам, пока не оказалась перед темной дверью, слегка приоткрытой дверью. В прихлоп прибивался приглушенный свет, и по полу скользили странные тени.
Почему-то во рту пересохло…Я не смогла пройти мимо. Вместо этого на цыпочках подошла еще ближе, дрожащей рукой прикоснулась к шершавой поверхности и тихонько надавила. Дверь бесшумно поддалась, открывая обзор на пару, занятую друг другом.
Марьяна, встав на цыпочки, висела на Хельме. Ее руки обвивали шею джинна и зарывались в темные волосы. Он ее целовал, сминал крепкими ладонями девичьи бедра…
Так глупо я себя никогда не чувствовала. Бежала за ним, трепеща от тревоги, а он…за старое.
Я смотрела на них и снова умирала, чувствуя, как сердце только начавшее срастаться после той ночи, заново крошится на осколки.
Хельм, как всегда, был прав. Ничего не изменилось после прорыва. Жизнь действительно продолжается. И в этой жизни я глупая девочка из деревни, а ему отведена роль — случайного хозяина, у которого свои интересы и слабости.
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
Я отступила, снова намереваясь сбежать, но в этот раз удача от меня отвернулась — под ногой громко скрипнула старая доска.
Хельм тут же оторвался от Марьяны, хищным взглядом перекинувшись на дверь, и увидел меня. Жалкую, испуганную, бледную, дрожащую словно мышь. Темные глаза, подернутые пеленой желания, потемнели, впились в меня пристально, нагло, бесцеремонно пробиваясь внутрь, в душу, в самые потаенные уголки.
Он все понял…
Не в силах больше тут оставаться, я развернулась и со всех ног бросилась бежать.
Позади раздавалась какая-то возня, голоса, окрик Хельма, требующего, чтобы я остановилась.
Я даже не оглянулась. Просто бежала, не разбирая дороги.
Мне хотелось оказаться подальше от Дестины. Хоть в родной деревне, хоть в неведомом Ралессе. Да пусть даже на торгах в Кемаре или в бесплодной пустыне! Где угодно. Только не здесь. Только не рядом с ним!
Но вместо того, что выскочить за купол я метнулась к дому, в котором жила. Забежала по лестнице, перескакивая через три ступени и ворвалась внутрь, затравленным взглядом обводя наше скромное жилище. Рубашка на кровати, тяжелая кружка на столе. Везде он! Его присутствие, его запах!
Меня трясло, я не могла нормально дышать и беспомощно хватала ртом воздух. Сорвала с шеи красивый платок, подаренный Ярой, скомкала его и отбросила в сторону. Он словно удавка сдавливал горло! И так каждый вздох через силу, с трудом, захлебываясь отчаянием!
В этот раз было гораздо хуже. Больнее. Я почему-то думала, что после того страшного прорыва, все должно
стать иначе. Что Хельм больше не станет…не посмеет.О, боги, какая же я дурочка. Жизнь действительно продолжается... И все защитники Дестины знали, что надо ценить каждый день, проживать его на максимум. Уж Хельм-то точно ценил.
У меня не должно было быть претензий к хозяину! Не должно! Но они были. Жгли изнутри, ломали, выворачивали наизнанку. Я устала притворяться, что мне все равно…
Не прошло и пяти минут, как старая дверь резко распахнулась и следом за мной в комнату ворвался Хельм. Нервный, непривычно бледный, с горящими, как у демона глазами.
Я отшатнулась от него. Прижалась спиной к стене, судорожно вцепилась ладонями в подол и смотрела, как загнанный волчонок. Прятать слезы уже было бесполезно — он их прекрасно видел. Он уже ВСЕ видел. У меня не осталось от него секретов.
— Киара… — Хельм сделал шаг ко мне, но замер, когда я судорожно отпрянула, сильнее вжимаясь в стену.
— Зачем ты пришел? — зло провела ладонью по щеке, стирая соленые капли, — Отчитать за то, что лезу куда не следует и мешаю? Поведать о том, какая я дура? Или, может, опять скажешь, что все будет хорошо? Все наладится?
Он молчал. Смотрел на меня исподлобья и тяжело дышал, будто только что пробежал сквозь всю долину.
— Ничего не наладится, Хельм! Ничего! — я продолжала всхлипывать, — потому что…да ты сам прекрасно понимаешь почему.
— Послушай, — его голос обрывался, — пожалуйста…
— Не хочу! — сердито топнула ногой, — я ничего не хочу слушать! Я устала! Ты смотришь на меня, как маленькую девочку, на никчемную замарашку, которую вытащил из беды.
— Неправда.
— Правда! — перешла на клик, — я для тебя обуза, которая занимает место в твоей комнате, вечно путается под ногами, которую надо постоянно вытаскивать из неприятностей, оберегать, помогать.
— Да нет же!
— Признайся, ты ведь с нетерпением ждешь своих друзей, чтобы передать меня им?
Секунда молчания. Две. Пять. Только сердце мое гремело и захлебывалось.
— Жду, — не стал отпираться джинн, своим согласием распарывая и без того кровоточащие раны.
Я уткнулась в свои ладони и заревела в голос. Громко, некрасиво, морщась от невыносимой боли в груди.
— Но ты не обуза и не досадная помеха.
Я только головой из стороны в сторону мотала, не в силах остановиться. Джинн подступил ко мне и остановился так близко, что я чувствовала жар его тела.
— Я хочу тебя отправить из Дестины, совсем по другой причине, — тихо сказал он, — Мне страшно до дрожи, что ты можешь пострадать в этом бессмысленно жестоком месте.
— Ну естественно, — простонала я, — Мы же в ответе за тех, кого приручили. Или купили. Что люди скажут, если вдруг с бестолковой зверюшкой что-то случится…
— Прекрати! — произнес строго джинн.
А я не могла прекратить, даже если бы захотела. Проклятые слезы душили и не хотели останавливаться. Вся та горечь, что накопилась за последние дни, выплескивалась наружу, только легче не становилось. Я будто рассыпалась на осколки, покрывалась ржавыми трещинами, сквозь которые пробивалась непроглядная тьма.