Случайный папа для близняшек

У него не классически красивое и слащавое лицо, как в рекламе, оно у него сильное, волевое. И приковывает к себе взгляд.

Он долго смотрит на меня.

С моего языка само срывается:

– Самарцева Ульяна Сергеевна. Это… м-моё имя.

Он приподнимет смоляную бровь и снова недобро усмехается.

– И-и-и? – протягивает он издевательски. – Я не знаю никаких Самарцевых. И тебя впервые вижу.

Как и я тебя. Псих.

– Я сняла этот дом. Моя… к-коллега в сезон сдаёт в аренду… дом… Мою квартиру затопили и пока там ремонт, она сдала мне дом… Пока на месяц… Вот. И я с детьми приехала.

К моему огромному огорчению мой голос звучит жалко, беспомощно и тоньше обычного. Я говорю так, будто оправдываюсь.

Я всё ему сказала и на его лице должны были появиться хоть какие-то эмоции. Но ничего нет. Он просто глядит на меня, словно оценивает.

– Могу ей позвонить, она подтвердит… Только мне телефон взять нужно…

Делаю попытку сбежать от него на кухню. Там мой телефон, я позвоню или коллеге или сразу в полицию. Плохая идея. Ведь я даже пикнуть не успею, как он пришибёт меня.

– Какая тупая случайность, – вдруг говорит Иван.

Наконец, он отходит от меня, и я облегчённо вздыхаю.

– Не понимаю вас… – произношу вяло.

Эта стрессовая ситуация меня довольно сильно выхлестнула и я теперь ощущаю, что абсолютно без сил.

– Тебе придётся собраться и покинуть мой дом, – заявляет этот тип.

– В смысле?

– В прямом, – говорит он равнодушно и как-то нехорошо глядит на моего пса.

– Слушайте, если вы партнёр моей коллеги Анны Петровны Романовой, и она не согласовала с вами мой приезд… – говорю с нажимом, но мужчина меня обрывает.

– Ульяна… как там тебя по батюшке… – устало произносит мужчина.

– Сергеевна, – произношу ледяным тоном.

– Точно, – хмыкает он и указывает пальцем на выход. – Ульяна Сергеевна, собирай свои манатки и вали из моего дома. Правда, если до тебя ещё не дошло, то могу помочь. Возьму тебя, твоего пса, твоих спиногрызов и…

– Мне нужно увидеть ваши документы! – стараюсь говорить уверенно и выглядеть грозно. Похоже, получается плохо.

С его губ слетает издевательский смешок.

Вздёргиваю подбородок и с вызовом смотрю на мужчину.

– Покажите свои документы. Немедленно. Иначе я позвоню в полицию.

Я думала, он сейчас начнёт сопротивляться и выкинет какой-то опасный для меня номер, но мужчина достаёт из внутреннего кармана дублёнки паспорт.

Открывает, протягивает его к моему лицу и спрашивает с издевкой:

– Ну? Убедилась?

Я всегда была убеждена, что страшнее фотографии на паспорте бывает только её ксерокопия. И вообще мне кажется, трудно найти человека, который был бы доволен своим фото в паспорте.

Но кажется, я его встретила. По сравнению с моей фоткой в паспорте, где я выгляжу как заключённая с опытом и на вид мне все шестьдесят лет, Иван Дубов на фотографии в своём паспорте выглядит шикарно.

Я быстро просматриваю информацию: Дубов Иван Николаевич. Судя по дате рождения, ему через три дня исполнится сорок два года.

В сравнении с хозяином документа паспорт выглядит слишком хорошо. Как новенький. Эта деталь вызывает у меня подозрения.

Протягиваю руки, чтобы взять документ, как Иван тут же закрывает паспорт со словами:

– Убедилась?

– Документ выглядит как новенький. Паспорт может быть поддельным, – говорю сквозь стиснутые зубы, даже руки в кулаки сжимаю. И откуда только храбрость взялась? Мне бы осторожнее с ним быть, а не вот так набрасываться. Но меня уже несёт. – Вы скрываетесь от полиции? Или вы беглый преступник?

– Что? Ты решила, что это подделка? – Иван очень натурально и искренне удивляется моим словам.

– Я угадала?

У него лицо вытягивается и багровеет от злости.

Наступает между нами тяжёлое молчание.

Мы напряжённо смотрим друг на друга. Никто не отводит первым взгляд.

Молчание?

Знаете, какой самый страшный звук для родителей? Это тишина в детской.

Притихшие дети – не к добру.

Мои малышки проснулись, они такой концерт устроили, что проснулся, наверное, весь посёлок. И поверьте мне, после такого они точно сразу не заснут.

У меня душа уходит в пятки.

– Господи… – выдыхаю я упавшим голосом.

Алмаз чувствует мою панику и первым с лаем бежит к моим девочкам.

И видимо у меня лицо совсем безумное становится, потому что даже мужчина вдруг напрягается и с беспокойством в голосе интересуется:

– Что такое? Ты побледнела…

– Мои девочки… – выдавливаю из себя и бегу к дочкам.

Мужчина, гад, идёт следом.

В комнате горит приглушённый свет.

Обивка кресел и дивана всё ещё испачкана красной помадой. Не нашла я никаких подручных средств в доме. Шторы тоже так и не сняла. Так и висят, испачканные.

Детей в кроватях нет.

Зато в ванной горит свет и оттуда доносится довольное лепетание и звук слива в унитазе.

Я уже предчувствую беду.

Алмаз уже юркнул в приоткрытую дверь ванной.

Я вхожу и замираю в шоке.

Маша и Катя на стрессе решили заняться уборкой, – помыть, постирать свои игрушки. В унитазе.

– Какого? – слышу у себя за спиной. – Вы что тут устроили?!

Мои девочки вскрикивают и резко оборачиваются.

– Что вы так орёте? – шиплю на него. – Вы мне детей испугали.

– Они засорили систему! – рявкает Дубов. – Выметайтесь! Живо!

Мне хочется послать этого козла, но не успеваю, так как Манюня вдруг совершенно невинно и ангельски чистым голосом спрашивает:

– Мама, это папа?

Тут же с интересом на мужчину смотрит Катя и распахивает свои голубые глазки, словно увидела Деда Мороза.

– Папа! – восклицает она.

Я смотрю на Дубова.

О! Я это выражение лица никогда не забуду.

У мужика дар речи пропал. И искал он его долго.