Слуга 3(трех) господ

— Просто у меня накопились вопросы.

— Ты хочешь сказать, остались сомнения? Отгадай загадку: Если накормишь — я буду жить, если напоишь — умру? Огонь, — ты, конечно, догадался. Мы оба с тобой знаем, что Добро в этом мире выглядит неестественно: кругом войны, разрушения, гибель… И если случится последняя война, вернется эра страха, суеверий и невежества… Сверхзадача Творца, как я ее понимаю, научить людей обходиться без Него. Что пока по известным причинам не удается и потому не мешало бы вознести молитвы Иуде, покровителю безнадежных дел. Глупо надеяться на Всевышнего как на пастыря, пасущего своих заблудших овечек. Могу сказать в сотый, наверное, раз о себе: я лишь Его посланник, Его посредник, Он хотел, чтобы в Его мире был порядок, все имело смысл, причину и последствия, чтобы закон всемирного тяготения действовал наравне с законом энтропии, рассеяния энергии, чтобы была стабильность… Тогда и внешнее управление, Его вмешательство не понадобится, верно? Суть эволюции, развития — естественный отбор. В 17-м веке английский философ Гоббс говорил, что человек одинок, а его жизнь бедная, противная, жестокая и короткая. Но что мы видим сегодня? — продолжительность жизни бьет рекорды, медицина ставит на ноги старых и немощных, того и гляди, скоро начнем воскрешать мертвых… Но это противоестественно, согласись… Так мы не договаривались… И это означает, что конец цивилизации близок: наступит эра всеобщего благоденствия и человеческое болото зарастет тиной… Учти, Ад опустел, все демоны ушли на фронт. А самую грязную работу поручили мне и ее надо довести до конца. У всех людей есть свой путь, но твой связан с моим. У тебя доброе сердце, слушайся его. Ну что, пора прощаться? Не переживай, я присмотрю за тобой и не дам в обиду. Еще не раз встретимся и наговоримся. Если повезет чуть-чуть. Шучу… Мириам подбросит тебя до Увды. В часе езды от Эйлата.

— Увда? Почему? Насколько я знаю, это военный аэродром.

— Нет-нет, он обслуживает и коммерческие рейсы. Сде-теуфа (аэродром, — ивр.), международного класса. Пусть и небольшой. Там, кстати, в тех краях скоро построят новый и таких же размеров как «Бен Гурион», будет работать в основном на Эйлат, подвозить туристов, ну и служить запасным. И не кипятись, так должно быть спокойнее мне и тебе. Вдали от шум городского. Наверняка тебя повсюду ищут и сторожат. Обманем всех, покажем им кукиш с маслом в кармане.

— Указания будут?

— Будут, естественно. Как же без них. Узнаешь в свое время. Ты хорошо поработал, мой мальчик! В Испании тебя ждет награда. Береги себя!.. Увидимся!.. !Hasta luego! (пока, — исп.)

Испания!.. Путешествовать я всегда любил. Как бы все не сложилось и что бы не случилось, будем наслаждаться жизнью. Почему бы не совместить приятное с полезным?

Задание это для меня не было таким уж важным из того, с чем сталкивался до сих пор. Но действовать пришлось самостоятельно, хотя и под негласным надзором, плюс очень неплохие финансовые вливания на банковский счет. Почему нашу «ячейку» долго терпел ШАБАК? Очень просто. Мы гнали «красным командирам» в Лондон поток управляемой «дезы». Выдумки о новой технике, поступающей в армию, некие стратегические планы командования, настроения в обществе. Пригодилось умение предвидеть ходы противника, впитанное со времен посещения шахматного кружка в ДК имени Крупской. Интеллигентный человек не станет растрачивать время на преферанс или игру в рулетку, в лото, в нарды, когда из всех известных человечеству видов убийства времени шахматы, безусловно, стоят на первом месте. К тому же в шахматной партии не надо докучать собеседнику разговорами, что особенно ценно при общении с себе подобными. Кроме того, в такого рода трате времени есть что-то изысканно-утонченное. Начитавшись в юности детективов и вдоволь наигравшись в прятки, я мог бы считать себя за ветерана шпионских игр, которому все ведомо, если бы не природная скромность. Я привык не бояться в темноте собственных мыслей, но вместе с тем при свете дня предпочитал действовать не сломя голову, а осмотрительно. Характер не в том, чтобы пройтись по натянутой проволоке над пропастью, — я не канатоходец, — главное состоит в том, чтобы не прослыть в глазах окружающих пародией на человека и неудачником.

Я не сомневался, что никогда не узнаю, чем завершилось дело, да и зачем. Ячейку «патриотов», понятно, накрыла полиция. Следствие окончено — забудьте. Кто я, чтобы обо всем знать? Кто я, чтобы мне обо всем докладывали? Я был для них всего лишь смиренным агнцем, обреченным на заклание, только без христанской символики с этим связанной. Я был винтиком — и винтиком, видимо, по жизни и останусь. Которому не положено видеть всю картину целиком. Это не придает уверенности в себе, конечно, да и самоуважения, но жить можно. Немного раздражает? — да, но это не смертельно. Сознаюсь, я вел себя несколько легкомысленно, что не было мне присуще раньше. Играть роль в незнакомых обстоятельствах — это, перефразируя поговорку, не поле перейти. Однако это же, как ни странно, помогло выстроить сюжет всего повествования. Вы еще не забыли, что я — журналист, сподобившийся или, вернее, отважившийся написать первый в своей жизни роман? Чем больше читаешь нынешних авторов, тем больше убеждаешься, что искусство сочинять не подчиняется никаким правилам. Творите — и обрящете!.. Если, конечно, повезет, вас заметят и представят читающей публике. Для Владимира Маяковского все выглядело проще: «Светить! — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой — и солнца!» До великого пролетарского поэта нам, конечно, далековато, как до Солнца, но увязать несколько эпизодов в единое целое, кажется, по силам. А уж читатель пусть сидит и домысливает: что автор этим хотел сказать? Что меня извиняет, так это привычка с детства говорить правду и не лгать без весомой причины. Не допускайте ложь в свое сердце, иначе от вас в один прекрасный момент потребуют исполнения преступного приказа ради, — как вам скажут, — общего блага, и вам нечего будет возразить: вы продались лжи за тридцать сребреников. И кто вы будете после этого? Как вас потом называть?

Хотите знать мое мнение о прочитанном? — это заурядная мистификация, слегка присыпанная фактами, хотя воссоздана она по памяти спустя много лет, и вы, конечно же, не упустите возможности подловить меня на слове, чтобы уточнить: а где заканчивается правда и начинается вымысел? Литература не юриспруденция, — отвечу я на это, не судебный процесс с прокурором и адвокатами, да и читатели не коллегия присяжных заседателей. Для меня, — если говорить о моем личном мнении, — фактическая сторона дела всего лишь фундамент, на котором при известной доле фантазии можно выстроить сюжет, причем, таким образом, чтобы он, образно говоря, заиграл всеми цветами радуги. В оправдание своего статус-кво позволю также предположить, что фантазии распродаются гораздо лучше нежели сухая цифирь. Голых фактов обязано придерживаться, например, правительство, когда разъясняет своим подданым посредством взятой с потолка статистики, как хорошо им живется при нынешней власти и минимуме прожиточного минимума. Поэтому все остальное — сверх минимума — приходится домысливать самому, чтобы устроить себе более или менее сносную жизнь до могилы.

Обращаться с памятью надо бережно и вот что я еще хочу вам пожелать: постарайтесь не смешивать полуфабрикат с готовым, фантазии с действительным. Не рассматривайте свободу как инструмент преумножения и утоления своих корыстных потребностей и ложных побуждений, искажающих предназначение человеческое… Не слушайте тех, кто дует вам в уши, что жизнь — это сплошное надувательство и обман других, кто послабее. Не верьте тому, мол, что каждый человек — кузнец своему счастью. Жизнь куда сложнее, чтобы «подверстывать» ее под поговорки и догмы. Вот, к примеру, одна из них: оптимизм есть философия удачливых и успешных. Кто это сказал?.. Удачливый и успешный по случаю выпавшей ему удачи или успеха. Если провести опыт с кирпичами или лучше с яблоками, подбрасывая их с небоскреба на головы внизу спешащих, не ждите, что каждому достанется поровну по яблоку-кирпичу. Это в идеале. А в жизни, вполне вероятно, распределение яблок-кирпичей или материальных благ, — это как вам будет угодно, — отличается от теоретических изысканий и статистических флюктуаций. Кому-то достанется много шишек, а другим — ничего. Вероятность… неопределенность… случайность. Не странно ли после этого называть себя кузнецами своего счастья? Я верю в случайность нашего бытия, в случайные обстоятельства своего появления на свет… Приходится с этим мириться. Но как говорил наш инструктор, в нашей работе среди случайностей нет места глупостям.

Впрочем, каюсь, я так и не ответил на главный вопрос: зачем я оказался здесь и как бы все сложилось, если обстоятельства бы поменялись? Но что было — то было. Потому отвечу так: не окажись я в Тель-Авиве, я бы не стал слугой трех господ и этого романа мне бы не видать, как своих ушей. Да, я приехал, чтобы написать роман… Что, меня за это надобно расстрелять?

— Но почему не на родине, среди берез и осинок?

Вопрос, даже если был задан вполне дружелюбно, вовсе не обязательно означает, что перед вами ваш приятель. Бывает, и очень часто, что как раз наоборот.

— За морем телушка полушка, да рупь перевоз. Устраивает? Процитирую для вящей убедительности старика О’Генри: «Дело не в дороге, которую мы выбираем, то что внутри нас заставляет нас выбирать дорогу».

— Но, простите, как вы можете? И вообще…

— Писать в таких условиях, хотите сказать? И превращать в фарс или плохую комедию? Очень просто. «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца». Если мне и приходилось выдумывать, то для вашего же спокойствия. И ложь моя была осмысленной и необходимой, не то что ежедневное мелкое стратегическое вранье на телевидении. Зачем мне это? В том-то и дело, что это суть ремесла художника-импрессиониста: наносить на холст лишь мазки общей картины. А стоит показать всю гнусность цивилизованного мира целиком без прикрас, тут же загремишь в психушку. Я ведь приехал сюда, по официальной версии, поправить пошатнувшееся здоровье и потому волен делать все, что угодно, например, писать книжки. Настоящему мастеру слова нужна тишина, спокойствие, чтобы неторопливо ваять свою Галатею. Причем совсем не обязательно лететь к монахам в Гималаи, чтобы впасть в транс, можно и куда поближе. Только тогда он сможет обрести состояние духа, необходимое для творчества, войти в себя, чтобы разобраться в себе. Не могу же я признаться, что черт попутал, это не оправдание для интеллигентного человека, каковым себя считаю. Паспорт вот он, при мне, заполнен визами и отметками о въезде и выезде, как и следует иметь человеку, страстному любителю путешествовать. Мириам постаралась, — ей спасибо. Вольному воля, спасенному — рай.

Я вовсе не думаю, — Боже упаси, — что пишу для того, чтобы понравиться читателю: есть лента новостей с подборками свежих произведений для чтения, конкурсы, литпарады и шарады. Однако я бы не посмел исказить ничего из того, что произошло со мной или могло бы произойти, и я бы утаил это от вас. Неужели я до такой степени легкомысленный, чтобы претендовать на славу писателя-бестселлериста? Я так предсказуем? Мне тоже иногда так кажется. Возможно, потому, что и саму жизнь нельзя воспринимать слишком серьезно, — вот верное лекарство, чтобы не сойти с ума. И с этим ничего нельзя поделать. Когда я гляжу на себя в зеркало, что бывает достаточно редко, — не переношу смотреть на свою порядком надоевшую физиономию, — мне хочется увидеть в нем мальчишку-сорванца, школьника, студента, молодого специалиста, чей наивный взгляд устремлен в далекое далеко, а голова заполнена несбыточными мечтами и верой в вечную жизнь. Важен путь, а не то, куда ты идешь. Все мы ненадолго прибыли в этот мир и лишь сделали остановку перед дальним путешествием. Теперь все. Кажется…

«Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы». Евангелие от Луки, глава 8, стих 17.