Слуги милосердия

Оставалась одна надежда — призрачный шанс, что за мной вернется «Милосердие Калра». Но каждая уходящая секунда — я чувствовала, как они одна за другой уносятся из настоящего в неизменное прошлое, — каждое мгновение, в котором корабль не появлялся, делало его возвращение все менее вероятным.

Или нет? Наверняка найдется подходящее мгновение для того, чтобы корабль вернулся, если он собирался это сделать. Я смогу рассчитать — где и когда.

Я попыталась дышать спокойнее. Я должна суметь сделать это легко — более или менее, но не получалось. Вероятно, у меня кровотечение в ноге, возможно довольно сильное, и у меня наступает шоковое состояние.

Ничего. Я ничего не могла сделать. Я ничего никогда не могла сделать, тем все и должно было закончиться. Я избегала этого так долго, зашла так далеко благодаря крайней решимости, но это мгновение всегда было передо мной, всегда поджидало меня. Никакого смысла в том, чтобы пытаться рассчитать, когда корабль сможет вернуться за мной и вернется ли вообще, я не могла этого сделать, не смогла бы, даже будучи в состоянии думать ясно, если б в моих ушах звучало что–нибудь другое, помимо собственных отчаянных вдохов и яростного барабанного боя пульса.

Это шок от потери крови, я почти уверена. И на самом деле, может, и хорошо, уж лучше потерять сознание через минуту или две, чем провести часы в ожидании, когда закончится воздух, и думая, вернутся ли они за мной, когда ото было глупо, ведь я приказала Экалу заботиться о безопасности корабля и экипажа, а не о моей. Мне пришлось бы сделать ей выговор, если б она пренебрегла этим.

Делать нечего, кроме как подумать о песне. Короткая ли, длинная, не важно. Закончится, когда закончится.

Что–то врезалось мне в спину, сотрясло все тело, подбросило поврежденную левую ногу, боль пронзила и оглушила меня на мгновение, а затем все погрузилось во тьму. Я подумала, что это побочный эффект боли, но затем увидела внутренности воздушного шлюза, почувствовала силу тяжести и чуть не рухнула на пол, но кто–то или что–то удержало меня. Голос в моем ухе сказал:

Буфера Аатр, она пытается петь? Двенадцать. Это был голос Калр Двенадцать.

И я оказалась вне шлюза, в коридоре, лежа на спине, шлем стянули, скафандр сняли.

— Иначе я бы забеспокоилась. — Врач. Хотя в ее голосе звучала тревога.

— Экалу, — сказала я. Или попыталась, я все еще хватала ртом воздух. — Я приказывала…

— Прошу прощения, сэр, — прозвучал голос лейтенанта Экалу в моем ухе, пока с меня срезали одежду, пока врач и Двенадцать быстро накладывали восстановители на мое тело, по мере того как оно открывалось, — вы сказали, что, если с вами что–нибудь случится, командовать буду я и мне следует делать то, что нужно, сэр.

Я закрыла глаза. Боль стала отступать, и мне показалось, что я начала управлять своим дыханием.

— Вы по–прежнему командуете, лейтенант, — заметила врач. Я не открыла глаза, чтобы видеть, что она делает. — Капитан флота направляется на операцию. Нота потеряна. — Кому было адресовано последнее — не знаю. Мои глаза все так же оставались закрыты, я сосредоточилась на дыхании, на отступающей боли. Я хотела сказать, что они, возможно, зря старались и не следовало за мной возвращаться, но не смогла. — Лежите спокойно, капитан флота, — изрекла врач, будто я пошевелилась или что–то сказала. — У Экалу все под контролем. — И больше я ничего не помнила.

Глава 9

Ногу я и в самом деле потеряла. Врач объясняла положение дел, пока я полулежала на койке и медчасти. Меня прикрывало одеяло, тем не менее отсутствие левой ноги почти до самого бедра было очевидным.

— Она будет отрастать несколько недель. Мы работаем над протезом, который поможет вам в течение следующего месяца или двух, но пока, боюсь, вам будут доступны только костыли. — Доктор умолкла, будто ожидая от меня каких–то слов. — И это самое плохое, капитан флота. Вправду. Вам повезло остаться в живых.

— Да, — согласилась я.

— Мы никого не потеряли. Веское доказательство важности правил техники безопасности, и я полагаю, парочка солдат Бо страстно надеется, что вы не станете их искать, чтобы сказать в лицо: «Я же вам говорила». Мы потеряли часть облицовки корпуса и получили пару пробоин, но все предохранители сработали как следовало. Солдаты Калр проводят сейчас снаружи посильные ремонтные работы. Мы находимся в шлюзовом пространстве. Экалу хотела проконсультироваться с вами, прежде чем принимать радикальные решения. — Она поколебалась, словно ожидала услышать от меня что–нибудь. Я молчала. — Пять принесет вам чаю через пару минут. А через несколько часов вам можно будет съесть что–нибудь посущественнее.

— Я не хочу чаю, — сказала я. — Только воду.

Врач помедлила.

— Хорошо, — согласилась она. — Я дам знать Калр Пять.

Она вышла, и я закрыла глаза. Это ранение должно было стать смертельным для вспомогательного компонента. Будь я все еще частью корабля, крошечным сегментом «Справедливости: Торена», от меня давно бы уже избавились. Эта мысль необъяснимо огорчила меня, — если бы я по–прежнему была лишь маленькой частицей корабля, я бы не обратила на это внимания. А я потеряла гораздо больше, чем одну–единственную, более или менее легко заменяемую ногу, навсегда — и жила, продолжала функционировать, или, по крайней мере, так это выглядело со стороны для того, кто не слишком присматривался.

В каюту зашла Пять с водой. В чашке с ручкой, покрытой зеленой глазурью, которая, как я знала, входила в сервиз, что так ей понравился в Ксхенанг Серит. Она сама пила из него каждый день, с тех пор как приобрела, но никогда не подавала мне в нем. Это ее личное имущество. Ее лицо было столь тщательно лишено всякого выражения, что я осознала: она испытывает очень сильные эмоции. И я не могла увидеть, какие именно, — не стала связываться с кораблем, спрашивать его. Из–за этого Пять казалась мне странно плоской, словно была лишь картинкой, которую я видела, а не настоящим человеком. Пять открыла ящик тумбы возле кровати, достала ткань и вытерла мне глаза. Поднесла чашку с водой к моим губам. Я отпила.

В дверь вошла Сеиварден, за ней — другая Калр. На лейтенанте были лишь нижнее белье и перчатки, она безмятежно прищурилась, глядя на меня.

— Я рад, что ты вернулась. — Спокойная и расслабленная, она находилась все еще под воздействием препаратов, поняла я, все еще приходила в себя после своего сеанса с врачом, который состоялся, пока я была снаружи корабля.

— А тебе можно вставать? — спросила я.

Пять даже не повернула головы, когда говорила Сеиварден, а только снова вытерла мне глаза.