Слуги паука 2. Пленники паука

Киммериец насторожился. Это были уже не досужие страхи, внушенные неизвестно чем. Он понял, что дело принимает серьезный оборот, но не подал виду, продолжая лежать в прежней позе, и дыхание его оставалось ровным, едва слышным.

Какой-то миг, быстрый, почти неуловимый, Конан колебался, не окликнуть ли девушку и не спросить ли, зачем ей понадобился ночью его тяжелый двуручный меч. Сейчас для этого было самое подходящее время, но что-то остановило северянина, подсказав ему, что, если он действительно хочет найти ответ на свой вопрос, нужно просто подождать еще немного.

После краткого затишья половицы вновь скрипнули, и он принялся считать шаги. Первый из шести шагов, которые потребовались бы ему самому, уже был сделан. Впрочем, Марлене наверняка придется ступить никак не меньше девяти раз.

Половица скрипнула вторично, и Конан подумал, что, быть может, стоит рискнуть и приподнять веки, чтобы не допустить рокового промаха, но как назло луна светила прямо ему в лицо, и варвар отказался от этой затеи, поняв, что малейшее движение тут же выдаст его.

Звук третьего шага заставил лежащего напрячься, хотя внешне он выглядел все тем же расслабленно посапывающим, блаженно улыбающимся ночным грезам огромным варваром. Ни один мускул на его теле не шевельнулся, он продолжал «безмятежно спать».

Когда половица скрипнула в четвертый раз, киммериец был полностью готов ко всему. И, хотя он лежал обнаженный, а девушка, он знал это, держала в руках двуручный меч, киммериец ни на миг не усомнился в том, что сумеет не просто уцелеть, но выйти победителем. Все-таки Марлена была всего-навсего девушкой, слабой и неумелой, а он сильным, опытным воином.

На пятом шаге Конан отбросил все лишние мысли и сосредоточился. Теперь удар мог последовать в любой миг, и варвар внимательно прислушался к своим ощущениям, интуиции, которая никогда не подводила его.

Его тело отреагировало на безмолвный приказ внутреннего сторожа быстрее, чем он успел понять, что пора — по его подсчетам в запасе оставалось еще три шага. Самое малое — два. Он бросился вбок и скатился на пол, скорее почувствовав, чем увидев или услышав, как тяжелый меч опустился на то место, где он только что лежал, талантливо изображая дрыхнущего придурка.

Ну, погоди!

С быстротой молнии он вскочил на ноги, но увидел занесенный над головой меч и облако пуха из распоротой подушки, заполнившее собой всю комнату.

Раздумывать было некогда. Он бросился обратно на кровать, и вторая подушка, направленная его рукой, развалилась надвое, когда меч со свистом рассек воздух перед его лицом.

Дело принимало нешуточный оборот. Конан понял, что ему предстоит всерьез позаботиться о собственной жизни. Передряга, в которую он угодил, оказалась гораздо серьезнее обычной мести, о которой он, было, подумал вначале, недоумевая, чем она могла быть вызвана.

Он постоянно менял позиции, уворачивался от сыпавшихся на него ударов — в результате комната оказалась, словно затянутой туманом, настолько плотным, что, стоя у одной стены, нельзя было разглядеть другую.

С одной стороны, это облегчало его положение, предоставляя прекрасную возможность спрятаться, а с другой — осложняло его, ибо в любой миг из плотного пухового облака могла вынырнуть смертоносная сталь его собственного клинка.

Конан избежал очередного удара мечом и пропустил увесистый удар в челюсть, отбросивший его к стене, чего он, признаться, никак не ожидал. Он сумел откатиться и вскочить на ноги, но лишь для того, чтобы тут же нырнуть вбок, почувствовав спиной холодок от пронесшегося совсем близко клинка, который лишь чудом не вспорол его, словно подушку.

Он ждал, когда противник устанет, но девушка орудовала мечом, как заправский рубака, и киммериец едва успевал уворачиваться от бесконечных выпадов, проклиная все на свете и свою неосторожность в первую очередь.

Он кидался вправо и влево, совершал умопомрачительные прыжки, сочетая их с кувырками и отскоками, зачастую действуя интуитивно и чувствуя, что лишь чудом избежал раны. Если бы удалось поднырнуть и схватить ее! Тогда бы она заплатила за все, но такой маневр требовал точного расчета, а проклятый пух не позволял даже как следует сориентироваться!

Тогда он попытался добраться до оружия или до дверей, но девушка, которую он считал слабой и неумелой, со сноровкой опытного бойца преградила ему путь.

Внезапно все кончилось. Увернувшись от очередного удара, Конан настороженно замер и услышал звук упавшего тела. Раздавшийся вслед за этим голос Тушки вернул его к действительности.

— Эй, Конан, ты где? Вытряхивай свою задницу на середину — мне не терпится посмотреть на тебя!

«Туман» медленно рассеивался. В коридоре захлопали двери, послышались звуки шагов. Конан стоял посреди комнаты голый, злой, запыхавшийся, покрытый с головы до ног пухом, который облепил потное тело.

Он нутром чуял, что в дверях уже столпилась вся ватага его собутыльников, с которыми он кутил последние дни и которые ночевали здесь же, в духане Кирима.

Как только дверь открылась, пух сквозняком начало выносить в окно, и маленький рыжий паршивец, протиснувшийся между ногами столпившихся в дверях мужчин, залился заразительным смехом.

— Ой, не могу!

Следом хихикнул Кирим, оказавшийся в первых рядах зрителей, за ним стоявший рядом Тушка, а после этого уже ничто не могло удержать от смеха остальных. Они так и замерли небольшой гогочущей толпой, одетые скудно, но разнообразно — кто что успел напялить, вскочив с постели,— и гоготали, словно безумные.

Конан обвел их суровым взглядом, но они никак не реагировали. Он сплюнул в сердцах и подошел к зеркалу. Вид у него и в самом деле был комичным: здоровенный верзила, покрытый равномерным слоем белоснежного пуха.

Ни слова не говоря, он принялся счищать с себя содержимое подушек, чувствуя непреодолимое желание промочить горло и нырнуть в какую-нибудь лужу, когда кто-то за спиной — ему показалось, что это был все тот же Тушка,— спокойно заметил:

— Тебе что, киммериец, женщин мало?

Кром! Этого еще не хватало!

Он резко обернулся и только тут увидел лежавшего на полу обнаженного мужчину с его мечом, зажатым в руке. Острие длинного, узкого кинжала торчало из его груди.

Конан узнал зингарский клинок Тушки, видимо, первым подоспевшего сюда.

— Плохо, Конан.— Кирим укоризненно посмотрел на молодого варвара.— Если по городу поползет слух, что в моем духане тайно собираются поклонники немедийской любви…

Не договорив, он покачал головой, но остальные его прекрасно поняли. Раздались сдержанные смешки, тут же погасшие под тяжелым взглядом киммерийца.