Слушайте звезды! (сборник)

Все было как обычно, как множество раз, когда Ким ездил повидаться с матерью, но сейчас он был весь в напряжении, словно солдат перед боем. Внешне это никак не отражалось: сидит человек, поглядывает скучающе по сторонам. Все привычно, видано и перевидано, кажется, что вот сейчас зевнет пару раз, и, прикрыв глаза, задремлет. А внутри него разве что не звенело, так туго все было сжато. Какое-то время Ким гадал: что может еще случиться, но потом бросил это занятие. Какой смысл? Произойти могло все.

И произошло. Автобус к тому времени выбрался из старых кривых улочек города и, прибавив скорости, бежал по шоссе, ведущему сначала через небольшие поселки среди невысоких гор, а затем впадавшему в широкую трассу.

Заболело сердце. Боль в левой стороне груди, поначалу тупая, несильная, стала острой и росла, росла. Потемнело в глазах, перехватило дыхание. Горло словно набили ватой. Он, уже не соображая ничего, замычал, пытаясь встать, и рванул ворот рубашки…

Очнулся Ким на обочине, в траве. Вокруг него хлопотали женщины, подкладывая под голову сумку и подсовывая под нос ампулу нашатырного спирта с отломанным носиком. «Икарус» стоял неподалеку, и остальные пассажиры прогуливались около него, ожидая, когда можно будет ехать дальше. Ким поймал на себе несколько брезгливо-заинтересованных взглядов, какими смотрят на эпилептиков.

Кто-то из нетерпеливых пассажиров спросил достаточно громко для того, чтобы Ким мог услышать: «Ну что, поехали? И так сколько времени потеряли».

Ким отвел от лица руку с нашатырем, спросил у одной из женщин:

— Долго я был в обмороке?

— Минут пять, — ответила та.

— Ну ладно, повалялись и будет, — и несмотря на то, что его пытались удержать, поднялся на ноги, отряхнул джинсы, с сожалением осмотрел рубашку — две пуговицы у воротника «с мясом» вырваны — подхватил сумку, подошел к шоферу автобуса, курившему в стороне.

— Езжайте!

Тот встрепенулся, отбросил сигарету. — А ты?

— Я — все! Отъездился, — и поспешил добавить в ответ на непонимающий взгляд: — На сегодня. Меня до города милиция подбросит. Подвезете, товарищ сержант?

Желто-синий милицейский «Урал» только что затормозил рядом, и водитель автобуса уже успел объяснить сержанту в белой каске причину остановки.

Милиционер, услышав вопрос, глянул недоверчиво — только что человек без сознания валялся — потом качнул шлемом:

— Садись!

Ким обернулся к женщинам, приводившим его в чувство, — одна еще не поднялась с колен, — сказал:

— Спасибо! Извините за беспокойство, — и полез на заднее сидение «Урала» за спину милиционера.

Мотоцикл затарахтел, дернулся и выскочил на шоссе, оставив позади автобус с потянувшимися к нему пассажирами. А вместе с ними остались позади и надежды Кима вырваться из омута, безнадежно глубокого в своей безысходности…

Но уехал Ким недалеко. Неудачу с побегом он еще не успел прочувствовать как следует, только начиная понимать, что теперь рухнуло все и выхода не остается никакого. Сознание еще искало, за что бы уцепиться, как выкарабкаться.

И, Даже не поняв сначала сам, почему, Ким похлопал по плечу милиционера:

— Остановите!

Тот резко — с пассажиром опять что-то — затормозил, свернул к обочине. Ким соскочил с мотоцикла. Милиционер обернулся к нему сердито:

— Ты что?

Ким улыбнулся, успокоил:

— Да нет, сержант, все в порядке. Просто передумал. Пешком пройдусь, мне полезно. Спасибо, что подвезли.

Милиционер какое-то время смотрел внимательно, соображая, потом протянул, сделав вид, что понял:

— А-а… Ну, давай! — и уехал.

Ким несколько минут смотрел ему вслед, затем, поудобнее устроив ремень сумки на плече, зашагал назад, к повороту, который они только что проехали. Там от асфальтовой реки в лес уходило неширокое ответвление и стояла стрела указателя: «Обсерватория — 7 км». Последнее место, где ему могли помочь или хотя бы посоветовать что-то. Слабая надежда, да на что еще теперь надеяться оставалось?

Вот какая мысль пришла ему в голову. И при тщательном рассмотрений не такой уж глупой была эта мысль. Во всем, что с ним происходило, чувствовалась какая-то связь, безумный, но все-таки смысл. Обморок, сны, затем появление суперспособностей и вот теперь — сопротивление его бегству. Кому-то не хотелось отпускать его, кому-то он был очень нужен. И этот кто-то свободно обращался с его сознанием, копался в нем, как в ящике комода, разыскивая сокровенное, скрытое. Нашел ли, нет — трудно сказать. Но, может быть, взамен того, что искал, а, может быть, и плюс к этому, вручил ему возможности, которыми не обладал ни один человек на Земле.

Вот оно — на Земле. Вот, что не давало ему покоя. Не было у людей таких способностей. Насколько ему было известно. Да нет, ерунда, таких возможностей у человечества просто не могло быть. А значит… Что значит? Что с ним в контакт Вступил неземной разум? Ну-у, ребята, так далеко можно зайти. Настолько далеко, что никакая психушка не остановит. Тоже еще, объект контакта. Достойный объект, нечего сказать! Что же это получается? Мечтали-мечтали, сочиняли-сочиняли и на тебе, получили контакт. Никаких «тарелок», никаких жукоглазых, никакого тебе братства и единства цивилизаций. Мечется шиз полоумный, творит пакости людям и по скудоумию своему выдумывает фантастические бредни, пытаясь оправдать душевное заболевание. Не фантазировать надо, а лечиться!

Хотя, что особенно фантастического в предположении о контакте? Уж не более, чем в его новых способностях. А в том, что они — реальность, у него уже был случай убедиться. Такой случай, что не приведи господь на ночь вспомнить! Ужас.

И ведь не зря он слез с милицейского мотоцикла и идет сейчас к обсерватории. Ох, не зря! Никто, конечно, мысли этой, о контакте, ему не внушал, сам допер, подсознание сработало. Оно же и выход нашло, куда обратиться. До Академии наук далеко. И станут ли еще там его выслушивать? А обсерватория под боком, люди, работающие в ней, ближе всех к звездам расположены, не считая, естественно, космонавтов. Может быть, найдется там человек, выслушает его. На худой конец можно будет продемонстрировать свои возможности. Хотя очень не хочется этого делать. Шагая вверх по узкой асфальтовой дорожке, Ким невесело усмехнулся. Вот ведь какое настырное существо человек. Страшно, страшно так, что впору забиться куда-нибудь в темный уголок и сидеть там, выжидая и тихонечко повизгивая. И, несмотря на этот страх, он все же идет куда-то, желая разобраться досконально во всем, до самого последнего пунктика.

А нужно ли это, так ли уж необходимо? Он прислушался к себе. Гул был, только теперь он стал басовитее, мягче, словно у работавшего трансформатора увеличились размеры и мощность. Нет, пока эта штука в нем гудит, не будет ему покоя, не остановится он.

Попасть на территорию обсерватории оказалось не очень сложно. На дороге был контрольный пункт, где проверяли документы у водителей всех машин, направляющихся в хозяйство обсерватории. Продолжалась проверка какие-то минуты, но Киму этого хватило, чтобы подобраться сзади к потрепанному «КамАЗу», груженному огромными катушками с кабелем, и спрятаться среди этих катушек в лучших традициях детективных фильмов. Наверное, можно было и прямо подойти к охранникам, объяснить все, попросить пропустить. Придумать какую-нибудь историю. Но не хотелось объяснять, упрашивать. Нужно было поберечь весь запас своей убежденности для тех, кто с ним будет разговаривать там, в обсерватории.

«КамАЗ» остановился у невысокого здания. Шофер, хлопнув дверцей, ушел, и тогда Ким решился выбраться наружу.

Определить, где находится сама обсерватория, не составляло труда, огромный купол был виден издалека, и Ким, не колеблясь, отправился по бетонной дорожке, круто ведущей в гору.

Дальше вестибюля ему пройти не удалось. Дежурство здесь было налажено. Смуглая женщина лет сорока остановила его вопросом:

— Вы к кому, товарищ?

Ким замялся, не зная, как начать.