Служанка

В тот вечер, впрочем, она осторожно приблизилась к окну смущенно теребя передник.

— Милостивая госпожа? — сказала она. — Извините за любопытство, о чем в ваших книгах написано? Я читать-то умею, но по складам только и если буквы большие. Вот на обложке картинка, где господин с пистолетом стоит, а рядом на земле лежит барышня. Он ее случаем не застрелил? И что значит "ар-ри…"? Вон там, под картинкой написано.

"Тайна замка Арривокс"! — смеясь, прочитала хозяйка. Она была счастлива своим превосходством над этой детской простотой; и тотчас в ней вспыхнуло настойчивое желание продолжить такую вот просветительскую беседу.

— Хотите, я вам почитаю? — неожиданно предложила она.

И сама поразилась, представив, как будет читать вслух собственной прислуге. Но поздно, слово сказано. Да и во взгляде девушки заискрилась такая радость, что хозяйка устыдилась своих опасений.

Когда Зигора в шесть часов вечера возвратился со службы, глаза у него полезли на лоб. Супругу он застал дочитывающей вслух девушке первую главу "Тайны замка Арривокс".

Возникла смущенная пауза, и чтение пришлось прекратить. Девушка выскользнула прочь, а хозяйка, слегка покраснев и принужденно рассмеявшись, принялась оправдываться.

Зигора, усталый от корпения за письменным столом и проголодавшийся, не разделил веселье супруги. Они даже немного повздорили. Но за ужином примирились, и все забылось. Да и что такого произошло?

Однажды вечером хозяйка отправилась навестить родителей. Муж не мог с ней пойти, потому что взял на дом какую-то срочную работу.

С делом он управился гораздо раньше, чем вернулась жена. Зигора скучал в одиночестве и задумчиво курил «Порторико». Время от времени он с любопытством прислушивался к доносившимся из кухни голосам. К девушке, похоже, пришел-таки кавалер. Зигоре страсть как хотелось взглянуть на него. Но он стеснялся и боялся смутить влюбленную пару.

Чуть погодя, однако, девушка сама постучалась к нему. Густо краснея, она сказала.

— Я как-то видела в ящике шкафа потрепанную колоду карт. Не будете ли вы так любезны, господин, дать ее нам-Хотим в дурачка сыграть. Ко мне Габор пришел, жених мои.

Выяснилось, что Габор — старший рабочий на одном с Зигорой заводе. До сих пор он ходил во вторую смену, потому и не появлялся. Он и впрямь оказался на редкость порядочным парнем. Зигора поздоровался с ним за руку, немного даже поговорили.

Но самое интересное, что, выйдя на кухню от нечего делать, от скуки, Зигора там и остался. То есть снова зашел, когда Габор и девушка сели играть, и стал наблюдать.

Вскоре он, разумеется, не удержался, сделал пару-другую замечаний по ходу игры, и в конце концов девушка робко предложила ему составить компанию.

Оно, конечно, Зигора хозяин, домовладелец, но скука сморила его. Была не была! Снисходительно посмеиваясь, он уселся за стол.

Когда хозяйка вернулась домой, настала ее очередь изумиться столь фамильярному поведению мужа. Представился повод бросить ему его же упреки.

Вместо этого, однако, после недолгих уговоров хозяйка подсела к столу и принялась сдавать карты собственной служанке и ее жениху. Засиделись допоздна.

Возвратившись потом к себе в комнату, супруги ощутили в душе нечто вроде вины, как при тяжком похмелье. И все же не могли не признать, что очень даже приятно провели время.

Вот так. А на следующий день, когда они вернулись с обычной своей вечерней прогулки, все повторилось снова. И на третий день тоже. И позже.

Одним словом, девушка позаботилась и об их развлечении.

Единственное, что продолжало беспокоить, — не пострадает ли таким образом их авторитет. Но и девушка, и ее жених вели себя неизменно почтительно, так что, снисходя до их общества, супруги испытывали даже некое особенное, щекочущее нервы удовольствие. Как сильные мира сего, когда инкогнито отправляются на поиски приключений.

С появлением девушки в доме поселилось почти такое же счастье, такая же безмятежность, какие ангел посылает глубокой ночью послушным детям.

А раз так, то настало время и неминуемого явления сатаны.

В субботу, когда время близилось к вечеру и супруги — чего уж скрывать! — уже предвкушали очередную карточную идиллию, их осчастливил визитом давно не заглядывавший братец Карой.

Вот он влетает к ним с просветленным лицом к сияющим взором. Само волнение. С порога предупреждает, что, к сожалению, времени задержаться подольше у милых родственников почти нет, хотя:

— Знаю, сердитесь, что давно к вам не забегал.

Вот какой молодчина их братец Карой. Однако напрасно он распаляется. У обоих супругов в уме одна и та же мысль: «Интересно, зачем этот вымогатель на сей раз явился? Неужто хватит нахальства опять просить в долг?»

А между тем Карой заводит речь о прямо противоположном. О том, что его пригласили распорядителем на воскресный пикник торговцев. Что он там сможет задарма пить и есть сколько влезет. Больше того, ему еще причитается процент с выручки — все, что останется после благотворительного пожертвования Сумма такая, что он наверняка рассчитается с долгами.

Здесь он делает паузу и, похоже, задумывается, не спросить ли ему: может, милые родственники испытывают материальные затруднения? А то, если надо, он готов помочь.

Такой беззаботный, веселый, лихой этот Карой — ни дать ни взять обедневший аристократ. Но легче усыпить бдительность десяти коммивояжеров, чем Зигоры с супругой.

Они ждут не дождутся конца этого визита. И вот Карой уже поднимается, чтобы прощаться. Критические минуты, обычно он преподносит сюрпризы под самый занавес.

И вправду Карой словно внезапно о чем-то вспомнил:

— Ах, да, послушай, у тебя не осталось той типографской бумаги, что ты с завода носишь?

Бумаги?! Хозяева не знают, пугаться им или вздохнуть с облегчением. Неужели он только за этим пришел?

— Бумага-то? Из конторы? Да думаю, есть еще! — отвечает Зигора.

Он не смеет и виду подать, что ему интересно, зачем это Карою понадобилась бумага. И Зигора собрался было пойти принести ему, пусть подавится.

Но Карой пренебрежительным тоном, так, между прочим, сам объясняет зачем!

— Видишь ли, — говорит, — хочу попросить у тебя на вечер черный сюртук. Я человек аккуратный, помять боюсь, а в типографский-то лист его завернуть — милое дело.

Карой выпаливает это скороговоркой, и Зигора от ужаса поначалу не может понять ни слова. Наконец он берет себя в руки.