Слышишь, Кричит сова !

– Имеет. Ну ладно, в общем так: стрела в коллекции была,- капитан сделал нажим на слове "была".- Позавчера. А вчера утром в витрине лежало только вот это, - и капитан протянул Алексею небольшой листок бумаги, на котором тушью было выведено: "Стрела для лука. Предположительно, XV-XVI вв".

– Этикетка к экспонату,- пояснил капитан.

– Но если стрела пропала,- сказал Алексей,- то зачем проверять документы у меня? Только потому, что я спросил о ней?

– Вопрос законный. Однако взгляните на вещи с другой стороны. Налицо факт: из нескольких сот безусловно ценных вещей пропала одна. Причем, судя по описи, вполне заурядная. В разных музеях их навалом. И вот, чтоб украсть эту самую стрелу, кто-то должен был узнать, что она существует, узнать, где она лежит. И, наконец, взобраться по стене на третий этаж, а это непросто, скажу я вам. Затем вскрыть окно, рискуя быть застигнутым на месте сторожем. И все это из-за какой-то обыкновенной стрелы. Что отсюда следует? Только одно: укравший стрелу знает о ней нечто такое, о чем мы не подозреваем. И еще одно: если не знаем мы, не значит, что не знает еще кто-то, кроме похитителя. Поэтому вы должны понять и завхоза, вызвавшего меня, и меня самого. А вдруг вместо вас пришел бы человек, которому нужно удостовериться, что искомый предмет на месте и что взять его можно например, ночью, взобравшись на третий этаж. Он ведь мог не знать, что до него это уже сделал кто-то другой...

– Знаете что, товарищ капитан,- начал Алексей, но капитан перебил его: - Меня зовут Сергей Иванович. Но, чтоб закончить эту, так сказать, информацию к размышлению, нужно упомянуть еще одну деталь. В конце концов, допустим, что все было иначе. Никто не лез в окно, никто не прокрадывался, как положено в детективных романах. Просто разгильдяй какой-нибудь или ошалелый коллекционер-любитель спокойненько - народ, как вы видели, в музее не толпится,- открыл витрину, взял стрелу и отправился восвояси. Все это можно вполне допустить, если бы не эта самая деталь: витрину... никто не открывал! Экспертизой это установлено абсолютно категорически. А стрелы нет.

– Но как?!

– Вот это "как", собственно, и есть главный вопрос, на который обязательно надо найти ответ. Ординарнейшая с виду история: кто-то свистнул стрелу по глупости или по нахальству - приобретает совершенно иной смысл, когда наружу вылезает эта деталь. И оказывается, что эта деталь - вовсе не деталь, а главное. В данном случае, как это ни фантастично, факт налицо: витрину никто не открывал, а стрела исчезла. Испарилась?
– последнее слово капитан произнес с каким-то раздраженным недоумением.

– Знаете что, Сергей Иванович,- поколебавшись, сказал Алексей,- вы ведь спрашивали - случайно ли я интересовался стрелой или нет?

– Вы сказали, что не случайно.

– Да. В общем, хотя я не уверен, что это имеет отношение к происшествию, которым вы заняты, я, пожалуй, расскажу вам одну занятную историю...- И Алексей во второй раз за последние пять дней рассказал о письме из Англии.

Капитан слушал, ни разу не перебив, и когда они наконец распрощались, в глазах у него по-прежнему стояло недоумение...

Остававшиеся два дня пролетели в хлопотах и работе, как один. И вот все это позади, а впереди - четыре часа, и самолет...

Маленький мальчик толкал самокатик, тоненько звякнул красный трамвай, из окошка выглянул вагоновожатый, постовой махнул: проезжай. Люди обедали, спешили, зевали, покупали цветы, надевали пальто, люди не знали, не думали, не подозревали, они и представить не могли, что где-то на другом краю земли, или на другой - неизвестной планете девушка с синими-синими глазами, может быть... Может быть? Ждет! Меня...

Старая кирха на углу. Мимо бежит, позванивая, трамвай. Вот и Третья линия. Теперь два десятка шагов - и ты у тяжелых железных ворот, от которых мрачноватый туннель ведет в сжатый домами двор.

Алексей обогнул штабель дров, и вот уже знакомая дверь. Кнопка звонка. Рядом две таблички. Что написано - не разобрать, в подъезде недавно, видно, был ремонт, забелили заодно и таблички. Алексей, ощутив непонятную робость, протер первую. Так и есть: "Сергеева - 1 раз".

Теперь вторую. "Лукашевич - 2 раза".

Он осторожно позвонил два раза. За дверью послышался голос: "Мама, звонят. Открыть?" Ответа Алексей не расслышал.

Спустя полминуты дверь отворилась. На пороге стояла пожилая женщина, а из-за плеча выглядывала длинная девчонка. "Соседка,- вспомнил Алексей,- а это дочка.

Только тогда ей не больше четырех было".

Вопрос в глазах женщины сменился недоумением, и Алексей заторопился: Здравствуйте. Мне Ольгу...

Женщина испытующе посмотрела ему в лицо, а у девчонки глаза аж засветились от любопытства.

– Ольга съехала. Давно.

– А как найти ее?

Настороженность не уходила у женщины из глаз.

– Не знаю.

Но Алексей почувствовал: знает.

– Вы не помните меня? Я часто бывал здесь лет одиннадцать-двенадцать назад.

В глазах у женщины появилось какое-то странное выражение. Уже не настороженность, чтс-то другое. Она нерешительно спрашивает: - Алеша?

– Ну да. Я проездом.

Лицо соседки смягчается - она что-то вспомнила. Алексей понимает - это было давно, она тоже была моложе. И его появление - неожиданное и приятное напоминание об этом.

– Оля давно съехала,-спохватившись, повторяет она.

– Замуж вышла?
– и хотя в этом предположении нет ничего странного, у Алексея почему-то сжалось сердце.

– Нет. Они с матерью получили отдельную квартиру.

Здесь же на Васильевском. На Шестнадцатой линииАлексеи шагал по знакомым улицам. А вот и та самая столовка. Те же пять ступеней ведут вниз к двери - столовка в полуподвале, и окошко ее как раз на уровне тротуара. Они как-то забежали сюда погреться и перехватить чего-нибудь горячего. На улице стоял изрядный мороз, а здесь было совсем тепло. Неожиданно Алексей взглянул в окошко и поразился- окошко оыло совершенно синим. Все было просто - наступил вечер.

Странное дело: от студенчества, в котором было удивительно много, осталось только одно. Как фотопластинка, которую проявили спустя много лет. Уже забыто, что было снято на ней, и сейчас с удивлением видишь - то, что казалось важным, оказалось неважным, а второстепенный штрих оказался главным и единственным. Как на некоторых лицах глаза.

Забылись имена большинства однокурсников, перепуталась хронология многих событий и случаев, все это както переплелось и сплавилось в общий тон, на котором осталась одна она.

Как же это все началось? Как кончилось - Алексей помнил хорошо. Потому что все было обрублено резко и грубо. Обрублено не ими. И хотя прежнее еще жило в них, в нем уже было ощущение конца - потому что все было обрублено.

"Помнишь ли город тревожный, синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной мы безрассудно пошли". Блок. Как же все это началось?

Что потянуло ее к неуклюжему провинциальному мальчишке? Что потянуло его к ней? Вокруг были блестящие курсанты всевозможных мореходок, горняки с золотыми вензелями на плечах, шикарные пижоны. Вокруг были девчонки, которые дали бы сто очков Мэрилин Монро. Что же их потянуло друг к другу? Это - тайна? Так всегда бывает? Это не объяснение. И как это началось - не вспомнить, и не нужно вспоминать. Это как в прекрасной картине, которую воспринимаешь целиком, не зная и не желая знать, с какой детали начал художник. Глаз выхватывает отдельные куски, слагающиеся в общую картину. Так и память...