Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Вас как зовут?

– Ие. Своего рода аббревиатура: Иннокентий единственный. Вашего имени не спрашиваю, на то есть кот. Итак, мир с точки зрения человеческого сознания парадоксален: до черта всего есть, не зачем, не где и не как, ничего за это не должен и целей никаких. Следовательно, берем моего кота и дальше действуем соотносительно его указаний.

– Он..

– Самец, конечно. Не кастрюлю же для заваривания потомства слушать, но великое поистине существо, способное породить миллионы: детей, а, значит, идей.

– Логично. Но как паства, должен спросить – отчего слушать не Вас?

– Совершенство это ничто. Вам давно не случалось в пустоте..

– Спасибо, мы уже выяснили, что я не спешу.

– Превосходно.

Технически, берем кота, задаем параметры ответов да-нет-следующий, и ну спрашивать.

– Почему кота?

– Любое животное: лицо незаинтересованное и не привычное к обману. На один шанс из бесконечности эффективнее, чем бросать монету, на два – чем наугад. Коты притом не склонны к беготне и вообще на сытый желудок ведут себя подходяще величественно. Ведь со временем математика даст плоды и благодарной, повторюсь, пастве, а затем ее избранным, захочется привычной аффектации. Мишуры, но к чаяниям неразумных отчего не снизойти, когда речь идет о декорациях, а не о сути.

– А Вы сами..

– Оттуда, оттуда. И документ есть. Смущает?

– Скорее вдохновляет.

– Прекрасно. В таком случае осталось найти кота.

– Человечество спасено?

– Осенено. Смыслом то есть, им для счастья большего и не надо.

– А Вам?

– Мне, повторюсь, надо кота. Дискуссия затянулась, едем.

Не всем же, в самом деле, жить как все. У персонажа есть возможности и опыт, а потому развлечение его – застыв на точке, думать. У персонажа не все так просто – тем паче собственного повествования. Когда-то он тоже был мертвый, а нынче временами чересчур даже живой. Это счастье, спору нет, и оно в каждом из нас, но, при прочих равных, взгляд, не упирающейся в антропосферу не то же самое, что "купить трусы онлайн".

Чтобы создать подчинение по умолчанию, нужно придумать что-то свое. Слово не дряхлеет и вожжи не теряет: вина, обязательство, судьба, совесть и страх – вне времени. Слова, обслуживающие интересы хозяев, не сами хозяева ли. Кто тут кого обслуживает?

– Кот и впрямь идея, даст слову объективность случая.. Кота.

– Не хочу. Не хочу..

– Чего?

– Чтобы я знал, отстань. Случай Кота, связь кончаю, так и назовем пушистика. В таких меня херочках-махерочках, понимаешь, носило, что уж точно не для того вынесло, чтобы.. Что?

– Кот. Особенный должен быть или любой?

– Коты, – Николай вдруг осознал неизбежность следующей фразы, – Все особенные.

– Подождем.

– Ее.

Любовь не соревнование обманов, но война характеров. Иностранцу проще: он другой. В силу того, что другой. Его накормят за то, за что скормят своего. Персонажу и вовсе легко, он способен вынюхивать мысли – те, что пронизаны страхом; всякий угол пропитывается ими насквозь. Что-то там насчет помоги, прости. Монотонные обращения к доброму хозяину, мечта крепостного продлить грамоту навечно. Мечта, осененная тысячелетиями. Мечта быть кому-то нужным – любой ценой. Мечта о смысле существования. Мечта, которая может и сбыться..

Персонажу не до мечтаний. Он точно вечный студент: молод, пытлив и пьян. Жизнью ли, грезами очередной грезы, повод найдется. Ему легко, потому что не тяжело, а, если и тяжело, то временами. На указательных пальцах его зарубки от пса, напоминание посильнее всякого кольца: собачки со мной. Кавычки тут не нужны, его цитаты, его кровь, его.. За мной и вокруг, везде: захотят – поцелуют, захотят – сожрут. Обычно, впрочем, хотят поиграть – с тем, кто догадался не судить. Сначала других, после себя, заваривая словами кашу из оправданий – им, порицаний – себе. Потом пришли те самые – собачки, милахи порой о семи пальцах, и предложили дальше играть. Играть дальше. В собак. Кошечек, сорок – хоть козлов, а в человечьем обличье. У животных, что у тех матросов – одни утверждения. Кот может полюбить играть мышкой, а пес компанию кота. Но пожалеть – увольте. Оставьте себе, нам тут без надобности

милосердие и прочая скука, мы здесь порадоваться, поучиться и поиграть. Мы – здесь.

Где-то он силился перестрелять за глухоту мужчин, где-то ненавидел всех – но непременно двуногих. Где-то понимал, что ненависть ему претит, закутываясь в саван лени – родине по душе если не воры, то покойники. Где-то одевал гражданку, сходил на берег и принимался снова спрашивать. О том, как в городе одни неполноценные, как сотни лет пишут деревне размножаться, работать и верить. О том, как самым умным легче всего управлять. О силе слова – которое управляет, покуда разбираются в его смыслах; копаясь в двусмысленности. Даже и огорода: вроде мой, а вроде пока.. А вроде налог у бабки на огороде, зато у сына ума палата и трактор.

– Моя, знаешь ли – пора уже перейти на "ты", мама – надо бы купить коту поесть, крестилась при каждом даже упоминании храма, какого-нибудь святоши или чего угодно божественного – например, в книгах. Можешь себе представить, каково это, ведь одних фразеологизмов на "бог" пруд пруди.

– Это к чему?

– Давай, по возможности, без гимнаста.

– То есть?

– Анекдот разве не знаешь про крест.

– Мне все равно, если ожидание, как ты сказал, оплачивается.

– Что есть, то есть. Глупо получилось с этим "ты": плачу я, а равны мы.

– Желаете передумать?

– Нет.. Пока точно нет.

Война. Как много в этом звуке, для сердца русского слилось. Как много в нём отозвалось. Наконец, созрели для Нее против всех: пора. Когда мы долго не воюем, начинаем жрать сами себя. Женщина навсегда чужая. Куда интересней, чем своя. Мы здесь, чтобы убивать; и умирать. Враг не у ворот, но внутри – танки по нему не пустишь, и на танк не бросишься: любовь.

Эра паразитов кончилась: игра удалась. Ещё лишь начавшись. В ней есть уже нечто ужаснее страха и страшнее ужаса. Стыд; совсем не просто слово. Игра. Почему – не почему. Молча: к двойкам подтянулись тройки. Зачем – чтобы все продолжалось: четверки. Записать – запиши. Сложи: записанное понимается легче. Двадцать три.

А вот и она – какая же она старуха: вечно цветущая. Ей, наверное, нужен ты: двадцать три. Живой или мёртвый – безразлично: пять. И напоследок – уж не шесть ли.. Не сразу: из короля в валеты. Молодость ценнее власти. Молодость не проходит – если не заменять её иллюзиями: туз. Ещё туз: и здесь, и где угодно.

Кости ответили тринадцать, в цифрах не сильны, но все же. Два-три-шесть: имя и дата. Персонажа – да хоть кого. Семь и восемь. Чем бы закончить: четыре-пять-шесть. Об'яснение – а нужно ли.. Три-четыре-пять. Разговор с бесконечностью занимателен – когда это разговор, а не шкодливое заглядывание в глаза. Похоже, всем на все по барабану: включая, теперь, к счастью, и меня. Однако и персонажам требуется поспать.. Проснулся, а мусульмане говорят "наш пророк", однако и замахнулись правом.

– Собственности.

– Что?

– Собственности им всем не хватает, жадность и зависть. Лишь бы мое, а остальное не важно, тут любая прикормка в самый раз. Вообще, конечно, на ком-то, может, и не приветствуется клеймо принадлежности ставить. Как водится, понимание такое приходит уже по факту, когда.

– Ты так-с..Читаешь?

– Только, если нужно. Тебе нужно. Вон, кажется, идет матерый. В самый раз: отожраться бедолаге после холодов. Понастроить стеклянных фаллосов, конечно, эффектно, да только монголы всегда правы: пастбища. Кушай, мой хороший. Моя радость. Я, если что, за лес, а не за справедливость. Кто не согласен, готов повесить. И вообще готов. Для общего, так сказать, разнообразия пищевой цепи и прочих обстоятельств для.

Поделиться с друзьями: