Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

Я глянула через борт на кобальтовую воду, вскипающую белыми барашками, и бросила наобум:

— Гефест у подножия Этны [97] . — По-моему, сказано к месту.

Он кивнул:

— Да, местные жители — искусные кузнецы. Я видел, какие они умеют делать вещи, и убежден, что ни один греческий кузнец в подметки не годится сицилийцам. Но они хранят свои секреты как зеницу ока. Это все, что у них осталось, хм. Ну и, конечно, репутация волшебников. На этом острове больше колдуний, чем где-либо еще, кроме Фессалии [98] .

97

Этна — высочайший вулкан Европы (3262 м.) на северо-востоке Сицилии, извержения которого отмечались в древности, например в 479 и 425 гг. до н. э. Согласно одному из мифов, на Этне помещалась мастерская Гефеста и циклопов.

98

Фессалия — область на северо-западе Греции. Плодородная равнина, окруженная со всех сторон горами. В древности через нее проходили пути проникавших в Грецию различных племен, отсюда ее частое упоминание в легендах и мифах.

По телу моему пробежала невольная дрожь. Что-то в прозаичном тоне Ариона заставило меня почувствовать, что на самом деле все гораздо хуже.

— Как-то ночью я наблюдал их в холмах, когда они выкапывали корни, хм. Этак лет двадцать назад. С тех пор многое могло перемениться.

Ну как тут было не вспомнить бедного дядюшку Евригий и многочисленных старых ведьм, которые околачивались в нашем дворике, точно летучие мыши средь бела дня. От одной этой мысли мне сделалось дурно.

Неожиданно я поставила вопрос ребром:

— Так ты веришь во все это? Я имею в виду колдовство и чернокнижие.

Черные Глаза его замигали так, как будто я оскорбила его.

— Не знаю. По-моему, на этот вопрос нет простого ответа. Сколько раз мы сами сталкивались с этим мусором предрассудков, хм! Приворотные зелья, заговоры от лихорадки и прочая дребедень. Но на Сицилии есть что-то такое, — он развел руками, — чего я никак не могу объяснить. Сама увидишь. Ну, возьми хотя бы тамошних женщин — они искоса смотрят на тебя темным, почти змеиным взглядом. Ты почувствуешь его силу. Ты еще скажешь себе самой, что они могут околдовать тебя. Или спустить луну с небес на землю. Или превратиться в сов с наступлением ночи. — Тут он нахмурился. — Нигде не обращаешь внимание на сов так, как на Сицилии. Носятся, кричат по ночам, не дают уснуть. Однажды сипуха залетела ко мне в спальню с таким диким криком и хлопаньем крыльев, что я подумал, будто это во сне, хм! Темно было, хоть глаз выколи, светильник выгорел. — Он почесал свою лысую макушку, не переставая моргать. — И змей тут тоже полно. Повсюду. Черных. Коричневых с золотом. Там в жаркой земле скрываются такие дыры. Горящие. Там творится что-то страшное, таинственное! Точно расплавленный огонь под Этной. Вот именно, Гефест! Порой гигант лежит себе смирнехонько, так что даже забываешь о его существовании. А вот каким-нибудь блаженным веселым денечком, когда гуляешь себе среди цветущих маков, он вдруг заворочается, заворчит во сне, и тебя охватывает жаркий полуденный страх…

Я попыталась рассмеяться:

— Тебя послушать, так это самое сказочное место на свете. — Мое сердце казалось мне холодным, твердым, скачущим комочком, с которым я никак не могла совладать.

— Любезная Сафо, — извиняясь, сказал Арион. — Давай так: если устанешь от меня, можешь смело меня прервать. — Его пушистые брови подскочили вверх, как от радости. — Да, это действительно зачарованное место — столь богатое, столь плодородное, что не поверишь своим чувствам. В огромных лесах полно всякого зверья и птицы, роскошные пастбища, пшеничные поля, простирающиеся до самого горизонта, огромные имения, богатые дома! Ну и, конечно, прекрасные живопись и музыка — искусства здесь приживаются и множатся, как любые живые существа. В общем, такое сказочное богатство, что чуть ли не видишь, как блестит золото в этой черной земле.

Хлопал над нашими головами парус, корабль бежал строго на запад, по направлению к таящемуся во мгле устью залива. Мы, как всегда, сидели на корме. Рулевой стоял с нами рядом, опершись на огромное кормило; его лицо было смуглым, изборожденным морщинами и столь бесстрастным, что он скорее походил на вырезанную из дерева скульптуру. Только глаза его не теряли бдительности, а иногда — или это мне только казалось? — они устремлялись на Ариона, и в них вспыхивало насмешливое удовольствие.

Глава десятая

— Милый мой, — сказала Хлоя своему благоверному, блестя сережками и вертясь, как волчок, в вихре юбок цвета липовых листьев. — Посмотри, ну разве она не самое изящное создание, которое тебе когда-либо встречалось! Она как статуэточка из слоновой кости! — Хлоя взяла меня за руку и пустилась в пляс от радости и волнения. — Елена, должно быть, сошла с ума. Ну почему, почему она нам не сказала! Ликург, она ведь твоя сестрица, как ты можешь это объяснить?

Ликург, которому, как видно, льстило, что его дражайшая половина брызжет счастьем, как дитя, при малейшем к тому поводу, улыбнулся и сказал:

— Возможно, хотела доставить тебе нежданную радость. Она же знает, как ты обожаешь сюрпризы. — Потом он повернулся ко мне, не спускавшей глаз с восторженной Хлои (она была похожа на игривого щеночка!), и сказал: — Ничего, Сафо, она у меня всегда такая. А сейчас тебе надо отдохнуть, небось устала после долгого пути.

— Она великолепна! — от чистого сердца сказала я.

Еще бы: я ожидала увидеть нечто сугубо уравновешенное, умудренное опытом многих лет, и вообще, готовилась испытать совершеннейшее разочарование, если не полное презрение, — и вот передо мной удивительная красавица сицилийка! Я глядела на нее, полная восторженного очарования, — удивительная кожа, похожая на густые свежевзбитые сливки, зачесанные назад блестящие черные волосы, скифские золотые браслеты, изумрудные серьги и ожерелье, от которых, казалось, становился еще ярче природный зеленый цвет ее глаз. «Она похожа на кошку, — подумала я, — на красивую избалованную кошку». Во мне взыграло неодолимое желание погладить ее и послушать, как она мурлычет.

— Ах, что за глазки у этой крошки, милый мой, что за удивительная таинственная улыбка!

Она еще крепче сжала мою руку, так что я почувствовала давление ее длинных, как зерна миндаля, ногтей. Как оказалось, ногти у нее тоже кошачьи…

— Перестань, Хлоя! Не смущай бедное дитя!

Но я догадалась, что если кто и был смущен, так это сам Ликург.

Скажу честно, я готова была подпрыгнуть выше луны. Впервые в жизни кто-то сказал от чистого сердца, что я красивая! Такая страстная оценка в глазах Хлои была ободряющей и неопровержимой, как солнце после бури.

Все мое тело светилось от сознания, что кто-то назвал меня красавицей. Казалось, в любом уголке моего тела могла вспыхнуть искра и заняться огонь. Тайный стыд и отвращение к собственному телу, которое я в себе взлелеяла потому, что моя мама так учила к нему относиться, неожиданно растаяли, утекли, исчезли, — как будто Хлоя одним простым прикосновением пальцев сняла с меня порчу. Изумительная колдунья, щедро расточающая свои чары во имя того, чтобы жизнь становилась светлее! Вдруг, глянув через ее плечо, я поймала взгляд Ариона, наблюдавшего за каждым ее движением, за каждым малейшим изменением выражения ее лица своими черными, похожими на змеиные, глазками, и я вспомнила его слова: «На этом острове больше колдуний, чем где-либо еще, кроме Фессалии». Наши руки разъединились; меня охватило жуткое чувство, что и она точно так же не спускает глаз с Ариона и могла бы описать каждое его движение.

— Премного благодарны вам, — сказал Ликург Ариону, — что вы сопровождали мою племянницу в столь дальнем путешествии. Надеюсь, — тут его лицо медленно расплылось в чарующей улыбке, — она не очень докучала вам в пути?

— Да нет, что вы, мой господин, — ответил Арион. — Мне лестно, что у меня была такая привлекательная и, не побоюсь сказать, талантливая попутчица.

«По нему не скажешь, — подумала я, — что этот просвещенный художник презирает аристократию как некий анахронизм. Он изменился в поведении, и даже голос его стал более чем почтительным, если не сказать елейным. Не таким ли тоном он разговаривал с Периандром, когда выклянчивал у него деньги?»