Смех дьявола
Шрифт:
— Отпустите меня.
— Стоп, милочка, иначе мы рассердимся. Здесь не проходят без проверки, — сказал тот, что молчал, — на углу важное начальство, мы остерегаемся шпионов. Отвечай нам вежливо, куда ты едешь?
Леа поняла, что упрямиться бесполезно.
— Я еду к друзьям на площадь Сен-Мишель.
— На баррикаду улицы Ля Пошетт?
— Да, в квартиру над ней.
— Леа, что ты здесь делаешь?
— Пьеро, скажи им, чтобы пропустили меня.
— Пропустите ее, это моя кузина.
— Хорошо! Мы только выполняем приказ.
— Идем, я познакомлю тебя с парнем,
Что касается баррикады, то она была прекрасна! Все железные кровати квартала, должно быть, были конфискованы, а подвалы освобождены от старья: радиаторов, сломанных велосипедов, детских колясок, бочек, ящиков, птичьих клеток. Здесь была даже старинная медная ванна. Основой баррикады являлся грузовик, потерявший дверцы и колеса. Это нагромождение было еще усилено тележками зеленщиков и тачками, служащими опорами для стрелков. Они прошли по узкой дорожке, проложенной вдоль парапета. Из одного здания на острове Ситэ раздались выстрелы.
— Внимание! Ложитесь!
Леа и Пьеро нашли убежище в закругленной нише моста, где сидели, скорчившись, два человека. Леа узнала молодого близорукого человека из кафе «Флора» и улыбнулась ему. Он также ее узнал и улыбнулся в ответ.
— Они ведут огонь с крыши «Сити-Отеля», — сказал он, показывая пальцем.
— И так, начиная с сегодняшнего утра, — произнес Пьеро. — Но, кажется, снайпер только один. Вероятно, это полицейский. Подожди, вон на крышах показались товарищи.
В самом деле, силуэты вооруженных бойцов ФВС вырисовывались на мрачном небе.
— Это вы живете на улице Дофин? — спросил шеф баррикады у товарища человека в очках.
— Да.
— Как ваше имя?
— Анри Берри.
— А ваше?
— Клод Мориак.
«Это, может быть, сын нашего соседа в Монтийяке», — подумала Леа. Она не успела спросить его об этом. Шеф сделал им знак, что они могут проходить, крикнув в сторону бойцов ФВС:
— Не стреляйте!..
Двое мужчин бегом направились к площади Дофин, тогда как Леа и Пьеро пошли дальше за баррикаду. Пьеро не выпускал велосипед.
— Тебе не следует так ездить, легко попасть под шальную пулю… Вот, что я тебе говорил!
На набережной Гранд-Огюстэн ранили женщину. Вскоре появились двое молодых людей в белых халатах с носилками и девушка в белом, размахивающая флагом с красным крестом. Не обращая внимания на пули, они подобрали раненую и бегом устремились к временному санитарному пункту, организованному доктором Дебре.
— Двинемся по маленьким улицам. Это менее опасно.
На улице Савой все было спокойно. Перед старинным особняком XVIII века несли охрану бойцы ФВС.
— Это КП одного из руководителей Сопротивления, — сказал Пьеро с важным видом осведомленного человека.
— Нужно, чтобы ты помог мне найти Франсуазу.
— Эту потаскуху!
Леа остановилась, ошеломленная оскорблением.
— Ты понимаешь, о чем просишь? — продолжал Пьеро. — Помочь спасти коллаборационистку, предательницу своей страны…
— Довольно! Франсуаза не коллаборационистка, не потаскушка, это бедная девушка, которой пришла несчастная идея влюбиться в немца в то время, как две наши страны воюют друг с другом. За это
не расстреливают.— Может быть, не расстреливают, но обстригают и сажают в тюрьму.
— Обстригают! Ты шутишь! Я предпочла бы быть мертвой, чем обстриженной.
— Волосы отрастают, — фыркнул он.
И ловко уклонился от пощечины Леа.
С улицы Сент-Анре-дез-Ар доносились смех, аплодисменты, крики. Толпа толкала перед собой лысого мужчину лег пятидесяти, с которого были сняты брюки. Он был жалок и смешон в своих носках на резинках, один из которых был дырявым, и с ботинками в руках. Сзади него рыдала толстая девица с бритой головой, изуродованной свастикой, нанесенной белой краской. Волна стыда захлестнула Леа. Пьеро опустил голову. Они долго стояли неподвижно. Юноша взял ее за плечи..
— Ладно, пойдем искать ее. Надо отправиться на КП полковника Рола.
Они никогда не бывали в подземном КП в Данфер-Рошро.
Около баррикад на перекрестке бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен, прозванном «перекрестком смерти», граната, брошенная с крыши, разорвалась перед ними. Леа, шедшая немного позади, почувствовала, как ее что-то царапнуло по голове. Как в замедленной съемке, она увидела, как Пьеро взлетел и изящно упал. Люди в белом крутились вокруг них. Серое небо покачнулось, и деревья бульвара склонились над ней.
— Ну вот и все. Вы можете возвращаться домой.
Леа выпрямилась, немного ошарашенная. Молодой врач помог ей спуститься с операционного стола.
— Следующий.
Мужчину, раненного в живот, уложили на стол.
— А где мой кузен?
— Я не знаю, — ответил врач, — спросите у входа.
До вечера Леа в платье, выпачканном кровью, с широкой повязкой на голове бродила по коридорам центрального госпиталя в поисках Пьеро. Никто не знал, что с ним произошло. Санитары, принесшие его, исчезли.
— Приходите завтра, — говорили ей везде.
Наконец она решилась уйти из центрального госпиталя. Сжалившись над ней, полицейский с повязкой ФВС провел ее по паперти Нотр-Дам и оставил на улице Сен-Жак, где боец ФВС позаботился о ней и проводил до квартиры на бульваре Сен-Мишель.
В квартире был только Франк. Не говоря ничего, он проводил ее в свою комнату, приготовил ей ванну и помог раздеться. Пока она мылась, он принес ей чай. Завернув ее в слишком широкий для нее халат, он уложил ее и держал за руку, пока она не заснула. Они не обменялись ни единым словом.
«Режьте! Режьте! Кровопускание хорошо в августе, как и в мае!» Крик Таванна, раздавшийся 24 августа 1572 года, в ночь Святого Варфоломея, во время избиения протестантов, стучал в голове Леа.
Сегодня утром, готовя завтрак для Шарля, она посмотрела на календарь и увидела, что это был день Святого Варфоломея. Это напомнило ей «Жизнь Карла IX» Брантома, которую она прочла, проглотив перед этим «Графиню де Монсоро», «Сорок пять» и «Королеву Марго» Александра Дюма, куда вписалась эта мрачная фраза. В ее сне смешались немцы и наемники Гизов, бритые женщины и адмирал де Колиньи, ФВС и будущий Генрих IV, трупы, брошенные в Сену, тела, сожженные из огнеметов, и Карл IX, стреляющий из аркебузы через окно своих покоев в Лувре.