Смерть Анфертьева
Шрифт:
– Верю, - Света передернула плечами.
– Мне больно, Борис Борисович.
– Света, я не прикасался к этому вонючему ящику! "Боже!
– воскликнул про себя Анфертьев.
– Да ведь он живой! Квардаков-то, оказывается, внутри живой! А я, я все время относился к нему, как к какому-то ходульному существу... А он живой, у него внутри болит..."
Квардаков оттолкнул от себя Свету, оставив на ее плечах отпечатки красных ладоней, и, круто повернувшись, направился к выходу. Перед ним расступились. Он вышел, с грохотом захлопнул за собой дверь, и все услышали его шаги по лестнице.
– Надо позвонить в милицию, - сказал Анфертьев бесцветно. Он еще хотел что-то сказать, но смолк, споткнувшись о взгляд Светы. Она смотрела
– Я сказал что-то не так?
– спросил он.
– Нет-нет, все правильно, - Света часто заморгала.
– В самом деле, надо позвонить... Все-таки пятьдесят тысяч...
– Не надо никуда звонить, - раздался голос Зинаиды Аркадьевны.
– Я уже позвонила. Следователь сказал, чтобы никто не уходил. Всем оставаться на местах. Мужчины! Быстро к Квардакову. Его надо задержать.
– Как?!
– вскрикнула Света и опять почему-то посмотрела на Анфертьева. Впрочем, все ясно - она просила его вмешаться, вступиться за Бориса Борисовича, не доводить дело до крайности. А то ведь, чего греха таить, люди мы простые, всяким тонкостям не обучены, и кто знает, в каком виде застанет Следователь Бориса Борисовича, если заводские ребята, лишенные зарплаты и премии, пойдут выполнять указание главного бухгалтера.
– Я пойду к нему, - сказал Анфертьев.
– Опасно!
– предупредила Зинаида Аркадьевна.
– Крыса, зажатая в угол, может броситься на человека.
– Борис Борисович - крыса?!
– вскричала Света.
– Какая разница, кто он, - рассудительно заметила Зинаида Аркадьевна. Может, крыса, может, змея... Я, например, тигр... Все это не важно. Денег-то нет, а на нем краска.
Света рванулась было за Анфертьевым, но Зинаида Аркадьевна с неожиданной ловкостью, преодолев несколько метров, перекрыла ей путь к двери.
– Тебе нельзя отсюда уходить, - твердо сказала главбух.
– Почему?!
– Потому что твой Сейф пуст.
– Но не съела же я эти пятьдесят тысяч!
– Об этом ты скажешь Следователю, - Зинаида Аркадьевна кивнула в сторону окна - на заводском дворе разворачивалась милицейская машина. Когда она остановилась, из нее вышел высокий человек в длинном черном пальто и шляпе с широкими полями. В руке он держал папку с никелированным замочком. Следователь безошибочно глянул в окно, из которого на него смотрели, и, наклонив голову, вошел в подъезд.
Ну вот, свершилось.
Совсем недавно, еще сегодня утром, один лишь вид Сейфа внушал почтение и острастку. Он олицетворял надежность на этом маленьком участке строительства нового общества. Теперь же, опустошенный и обесчещенный, он являл собой жалкую картину. Все вдруг увидели его дряхлость, ненужную и смешную громоздкость, за которой не стояло ничего, кроме никчемных потуг на значительность. Увидели и ржавчину, и облезлость, и грязь под его чугунными колесиками, и паутинку над ними. То, что вчера казалось надежностью и достоинством, сегодня предстало, простите, дурью собачьей. И все мечты о достатке, о красивой жизни, все надежды и упования, которые он возбуждал в душах слабых, глупых и нетерпеливых, тоже оказались Дурью собачьей. Может быть, это покажется странным, но происшествие многих отрезвило - они увидели, что их зарплата не настолько значительна, чтобы к ней относиться с почтением. Уж если пятьдесят тысяч могут исчезнуть средь бела дня так легко и просто, то что говорить о сотне - она исчезает как с белых яблонь дым, сама по себе, без каких бы то ни было усилий со стороны владельца.
Нет-нет, никому крамольный образ жизни не показался более привлекательным, но вот собственная жизнь, которая до сего дня была не так уж и плоха, после печального происшествия в заводоуправлении неожиданно предстала унизительно убогой. Достаточно было вообразить в своем кармане пропавшие пятьдесят тысяч, чтобы дух перехватило от появляющихся возможностей.
А Анфертьев, запершись в лаборатории,
с безнадежностью думал, что никаких новых возможностей у него не возникло. Что он мог купить за эти деньги?Написав последние строки, Автор подумал: а не удвоить ли сумму, похищенную Анфертьевым? Все-таки маловато ему досталось, учитывая переживания. Но, поразмыслив, решил этого не делать. В конце концов, так ли уж важно, сколько спер Вадим Кузьмич, ведь мы с вами прекрасно знаем, что не потратить ему и этих денег, несчастные пятьдесят тысяч не принесут ему ни радости душевной, ни счастья безоблачного, ни сытости беспросветной. А стащи он из Сейфа сто тысяч, они его попросту раздавят. Ну да ладно, не будем об этом. Анфертьева пригласили в кабинет Квардакова понятым. Он обязан был все видеть, понимать, а потом подписать составленный протокол и тем самым придать ему силу юридического доказательства. И Зинаида Аркадьевна тоже вызвалась в понятые. Они сидели рядом у стены и молча смотрели, как оперативные работники обыскивают кабинет. Сам Квардаков сидел тут же, в сторонке, и с интересом наблюдал за происходящим. На лице его застыла скорбная улыбка, глаза от переживаний стали вроде еще ближе друг к другу, ладони он сцепил вместе и зажал коленями. Впрочем, такое вот спокойствие ему удалось сохранять до того момента, пока один из оперативников не приподнял выступающую плашку паркета. Заглянув в углубление, он подозвал Следователя, который так и не снял широкополой шляпы и длинного черного пальто. Тот подошел, покачал головой, оглянулся на понятых, призывая их к внимательности, взял лежавший под паркетиной Ключ и показал его Квардакову.
– Борис Борисович, как это понимать?
– Впервые вижу!
– Квардаков откинулся на спинку стула и схватился руками за сиденье, будто боялся упасть.
Следователь, не говоря больше ни слова, спустился в бухгалтерию, и, пока его не было, все сидели, остро ощущая, как где-то там, внизу, в эти самые секунды проворачивается Ключ в железных лабиринтах Сейфа.
– Подходит, - сказал Следователь, вернувшись. Потом прошел еще час, еще час, и за это время добросовестный Следователь и его помощники нашли маленькие напильнички в нижнем ящике стола, увидели исцарапанную планку ящика стола, срезали несколько стружек вместе с въевшимися металлическими опилками и сложили их в целлофановые мешочки.
Закончив работу. Следователь сел за стол Квардакова и не торопясь составил подробный протокол обыска, прочитал вслух, отставив на вытянутые руки: видно, глаза его ослабели от многолетней кропотливой работы.
– Понятые, - обратился Следователь к Анфертьеву и Зинаиде Аркадьевне, прошу вас подписать протокол. Как вы слышали, здесь перечислены наши находки. Ключ, опилки, надфили, описан тайник в паркетном полу, отражено и то обстоятельство, что найденный в тайнике Ключ подошел к замковому устройству Сейфа. Прошу.
Анфертьев приблизился к столу, беспомощно оглянулся на Квардакова. Тот подбадривающе кивнул ему - подписывай, мол, куда деваться, сейчас от тебя ничего не зависит, И Анфертьев подписал, испытывая гадливое чувство к самому себе. Он надеялся, что такое ощущение не придет к нему, но нет, пришло. И осталось. Прислушиваясь к себе, Анфертьев убедился - гадливость не исчезла. Потом подписала Зинаида Аркадьевна.
– Нехорошо, Борис Борисович, - сказала она негромко, но напористо.
– Я от вас этого не ожидала.
– Что делать, Зинаида Аркадьевна, мне очень неприятно видеть вас огорченной, - вежливо улыбнулся Квардаков.
– Прошу в машину, - прозвучал голос Следователя.
Квардаков, нескладно поднявшись, направился к выходу, почему-то сложив руки за спиной. Проходя мимо Анфертьева, остановился.
– Вадим, ты это... Скажи Свете, что я... Я не виноват. Скажешь?
– Скажу, - кивнул Анфертьев.
– Ты извини, но... Видишь, как получилось... Не можем мы сегодня в театр съездить. Никак не получится. Давай отложим на несколько дней. За это время все выяснится, и мы провернем наше дельце.