Смерть домохозяйки

– А когда он будет?

– Понятия не имею, но думаю, не раньше…кха! кха!.. восьми. А зачем…кха! кха! кха!.. он вам нужен? – спросил он и снова стал надрывно кашлять.

– Меня зовут Валера Толкушкин. Я бы хотел поговорить с ним о нашей общей знакомой, Ждановой Марине.

Послышался металлический скрежет замка, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы хозяин мог рассмотреть Толкушкина, который поспешил принять смиренный, безобидный вид и состроить благонадежно-идиотскую рожу. Но составить себе представление о внешности незваного гостя тому помешал новый приступ истошного кашля.

– Вы – Качурин Илья? – полюбопытствовал Валера, стараясь в свою очередь узреть маячившего в узком дверном проеме скрюченного и трясущегося в кашле хозяина квартиры.

– Качурин, только я вас не знаю, – наконец сумел выговорить он и опять зашелся кашлем.

«Веселенькое общение!» – усмехнулся про себя Толкушкин.

– Можно мне у вас подождать Женю?

– Проходите, – не особенно охотно пригласил его Качурин.

Войдя в прихожую, Толкушкин смог наконец рассмотреть хозяина квартиры. Ему можно было дать лет сорок. Худой, длинный, с темными короткими волосами, плюгавой бородкой и узким лицом, чьи мелкие черты хранили отпечаток врожденной неопределенности и неприметности, он двигался как марионетка.

Лихорадочные, ломанные жесты Качурина и бьющая его дрожь могли навести на мысль, что он – любитель путешествий в миры Карлоса Кастанеды и Олдоса Хаксли времен «Врат восприятия». Однако, услышав его простудный кашель, Толкушкин засомневался в своем предположении.

– Только я вот…кха! кха! – Качурин как-то виновато посмотрел на Валеру.

– Ничего, ничего, – Валера прошел в гостиную и расположился на диване, покрытом видавшим виды пледом.

– Вроде тепло, окна, двери – настежь… кха! кха!

– Давайте-ка я вами займусь – вмиг почувствуете облегчение! – предложил Валера. – У нас в пионерском лагере врач была, мировая женщина! И специалист превосходный! Она в два счета всех вылечивала.

Задыхаясь он кашля, Илья бессильно рухнул в облезлое кресло.

– Ну, что-то вы совсем! Лишайник у вас есть? Это лучшее средства от кашля.

* * *

Оказав «первую медицинскую помощь» простуженному Качурину и с удовлетворением отметив про себя произведенный ей эффект, Толкушкин упулился в телевизор. Прошло не меньше двух часов, прежде, чем он услышал звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине.

– Женька, – выдавил из себя Качурин, – что-то он сегодня рано.

– Можно считать, что мне повезло.

В комнату вошел выше среднего роста, довольно плотный мужчина. Его густые, зачесанные назад волосы, живые черные глаза, чувственные губы с тонкой полоской усиков над ними делали его похожим на колоритного героя пьес народного испанского театра. Одет он был с иголочки. Из-под ворота рубашки выглядывал черный в белый горошек платок.

– Добрый вечер, – он настороженно переводил красивые темные глаза с Качурина на Толкушкина.

– Это к тебе, – сказал Качурин и снова закашлялся.

– Меня зовут Валера, – Толкушкин поднялся с кресла и, сделав два шага навстречу Кабанникову, протянул ему руку.

– Евгений, – неуверенно произнес тот, – чем, собственно, обязан?

Рука у него была узкая и влажная.

– Нам нужно поговорить, лучше тет-а-тет.

– Может быть, вы все-таки объясните мне, в чем дело? – с вызовом спросил Кабанников, когда они присели на диване в соседней комнате.

«Надо с него сбить немного спесь», – подумал Толкушкин и, хлопнув его по плечу, сказал:

– Не волнуйтесь, господин Кабанников, если у вас есть алиби, неприятностей у вас не будет.

– Какое алиби, вы о чем? – испуганно произнес он.

– Позавчера, то есть во вторник, в гостинице «Русское поле» была убита женщина… – четко проговаривая слова, начал Валера.

– Ну и что? – нетерпеливо перебил его Кабанников, – я-то здесь при чем?

– При чем? – Толкушкин слегка склонил голову и прищурился, – а разве, господин Кабанников, вы никогда не были в этой гостинице?

– Нет, – он гордо поднял голову и честно посмотрел в глаза Толкушкину, – никогда.

«Ну, артист – если бы я не знал наверняка, что он врет, наверное поверил бы его честным глазам».

– Может быть, вы просто забыли об этом, господин Кабанников? – вкрадчиво спросил Валера, – в журнале посетителей есть ваша фамилия.

– Да, да, я забыл, – отвел глаза Кабанников, – кажется, я был там пару раз. Это что, преступление?

– Нет, бывать в гостинице не преступление, а убивать – преступление.

– Но я никого не убивал.

– Когда последний раз вы были в гостинице «Русское поле»?

– Я не помню.

– Хотите, чтобы я вам напомнил?

Кабанников снял шейный платок, словно он давил ему на горло.

– В понедельник.

– Правильно, Евгений, я думаю мы с вами найдем общий язык, – похвалил его Толкушкин, – теперь ответьте, что вы там делали?

– У меня там была встреча.

– С кем?

– С женщиной.

– Как ее зовут?

– Этого я вам сказать не могу, она замужем.

– Ладно, оставим пока это. В каком номере вы с ней встречались?

– Но…

– Что значит «но»? – Толкушкин немного отстранился от Кабанникова и нахмурился.

– Не могу… – Кабанников поднес шейный платок ко лбу.

– Подсказать вам?

– В триста пятнадцатом номере, – Кабанников опустил голову.

– Правильно, а на следующий день женщину, живущую в триста пятнадцатом номере, – Валера сделал театральную паузу, – убили. Это сделали вы? Признайтесь, вам сразу станет легче. Вы поругались со Ждановой и решили ее убить. Взяли ружье и на следующий день выстрелили в нее из окна дома напротив. Вы не знали, что она уже съехала из гостиницы, но женщина, которая поселилась в ее номере, к своему несчастью, оказалась очень похожей на нее. Так все было?

– Я никого не убивал, – взвизгнул Кабанников.

– Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Ну же, смелее.

* * *

«Я была уже дома, когда позвонил Толкушкин.

– Что у тебя, Валера?

– Я встречался с Кабанниковым.

– Ну.

– Он говорит, что во вторник спал до двенадцати, потом смотрел телевизор, из дома вышел только к вечеру.

– Это может кто-нибудь подтвердить?

– Его приятель, у которого он живет.

– Ну, это не алиби. А как, по-твоему, мог он убить?