Смерть экзекутора

– Куда бы я пошёл по-людски?
– сорвался Сергей.
– Какая похоронная служба? Ты в своем уме? Ленку увезли, мать сволочи эти убили... А я к ним пойду просить? Да?

– Не кричи, нехорошо кричать-то. Покойную тревожить...
– Петрович рукавом смахнул со стола пыль, достал из сумки и расстелил газету. Выставил бутылку и свертки с закуской.
– Сядь вот. Выпей. И что теперь делать будешь?

Что теперь делать Сергей не знал.

Напился.

К вечеру проснулся по-новой. Под оставленным на столе хлебом и горкой помидоров с огурцами увидел записку: 'Лодку я тебе перегнал. Приходи телевизор смотреть'.

Рядом лежал ключ от висячего замка. Хмыкнул: вот же лодочник старый - да на этом берегу ближайшее жилье в десяти километрах, кого бы сюда понесло лодку воровать?!

Сходил за водой к колодцу.

Бестолково росший у воды и давно загнивающий тополь в начале лета все-таки рухнул, разбив сруб колодца. Сергей договорился с фермером и тот привез короткую, но широкую бетонную трубу, которую они втроем и с помощью трактора вогнали в землю, сделав новый колодец.

Глянул к плавням - к пню на якорную цепь была привязана лодка.

Нормальный ужин готовить не хотелось. Наскоро затопил баньку и вымылся, оставив в тазу замоченные вонючие шмотки. Вспомнил и вытянул из мокрого кармана пропахшего нехорошим Ленкиного зайца. Выстирал и посадил на крыльцо сохнуть. Сделал чай. Съел мясо из жестянки, закусил хлебом с огурцами-помидорами. Проверил телевизор: электричество шло, но тарелка ничего не ловила. Посшибали они спутники, что ли? Или нет сотрудников? Решил воспользоваться приглашением - надо же узнать, что в мире делается, раз у Петровича телевизор как-то работает. И да, надо решать, что теперь делать...

На другой стороне привязал лодку к мосткам, рядом с плоскодонкой Петровича. Прошел одичавшим еще за время перестройки садом дореволюционного барона Гаслера. Желтая обшарпанная усадьба, выстроенная в виде сказочного замка с башенками, смотрелась жалко. Из заполонившей все бузины торчала разбитая оранжерея, в которой во времена социализма была столовая дома отдыха.

Арочная ниша под балконом удивила вернувшейся на место скульптурой играющих медвежат. Сергей даже остановился - нет, медвежата те самые. Настоящие. Сияющие новой белой краской! Но бетонные львы, охраняющие горбатый мостик через канал, были все так же серо-пятнисты, а на искусственном островке не появилось оленихи с олененком.

Дермантиновая дверь бытовки оказалась не заперта. Старый, еще ящиком, телевизор бодро вещал о какой-то стройке.

– Слушай, Петрович, - крикнул Сергей, снимая обувь.
– А как это у тебя телик работает, а у меня никак?

– Хорошо, что ты пришёл, надевай ботинки взад, - старик вышел из кухни опять с полной сумкой.
– Пойдем Святозара взбодрим, а то он тоже закис. Смотри, фокус!

Петрович прошел в комнату и выдернул коричневый толстый карандаш из плоской коробочки у телевизора. Экран зарябил потерянным сигналом.

– Коммутатор теперь антенна. Коротко - комм. Бесплатно всем дают. Вместо телефона и телевизора. Можно и в нём телевизор смотреть, но больно экран маленький, - протянул карандаш Сергею.

Сергей заметил продольную щель на бархатистой поверхности палочки, хотел раскрыть...

– Только в твоих руках не заработает, - отобрал Петрович комм и растянул карандаш в прямоугольник.

– Вот, а тут все есть и по-русски, - потряс экранчиком с цветными иконками и надписями, но сразу же сложил обратно в палочку и убрал в сумку.
– Потом посмотришь, пошли уж.

Трехэтажная вилла Святозара - известного в заграницах художника - занимала весь Дикий пляж и кусок санаторного парка. Виллу построил его отец - успешный питерский бизнесмен. Однако бизнесмен неожиданно скончался лет десять назад, а его богемствующий сын - сам уже давно женатый, разведенный и с взрослым потомством - бывал тут наездами.

Петрович, не останавливаясь у боковой калитки, завернул на дорогу и прошел сквозь криво распахнутые ворота. Точнее, выбитые брошенным тут же джипом.

– Расстроился он сильно, - ответил Петрович на удивленный жест Сергея.
– Дочка с сыном решили из Крыма не возвращатся. Имущество всё отобрали: квартиры в Питере, в Москве, акции. Жена на другую планету улетела.

Сергей глянул в глубокое небо - августовские ночи особенно черны и безоблачны. Звезды россыпью. Корабля не видать.

Художник, небритый и хмурый, уже был нетрезв, босиком и в одних брюках от дорогого костюма. Оттолкнул дверь в стену, молча развернулся и прошлепал в зал, светясь бледным торсом интеллигента. Развалился на подковообразном диване напротив огромного плоского телевизора, который показывал детский хор. Без звука.

У французского витражного окна с дверью на террасу валялся пиджак, снятый вместе с рубашкой. По всему полу - упаковки от продуктов, йогуртов, бутылки, еще какая-та одежда. Поверхности журнального столика перед диваном и большого обеденного стола - заставлены посудой и завалены объедками.

– Что, выгнали тебя из столицы?
– Святозар поднял в приветствии бокал.

– Нет, я сам ушел, - Сергей обошел вытянутые ноги хозяина дома и сел в угол дивана.
– А звук можно?

– На, - художник перебросил пульт.
– Я их все равно не слушаю. А я вот остался. И детишки остались, только в Крыму, - хихикнул Святозар и протянул Петровичу опустошённый бокал.
– А Нинка тю-тю в космос!

– Как это вы остались, раз ваш район из Питера весь вывезли?
– Сергей отвлекся от перещелкивания каналов. Везде шли допотопные фильмы или концерты.

– Как-как... Просто. Отбрехался, что в разводе, а живу здесь, а не в Питере, - Святозар расчистил столик и принес из резного серванта праздничные тарелки.

Петрович вытащил из сумки миску с грубо нарезанным салатом и из-под нее кастрюлю, обмотанную полотенцем.

– О! Картошечка!
– заулыбался художник.
– Сейчас масло принесу. Я-то приехал в Питер квартиру у новой власти регистрировать, и обнаружилось, что Нинка тю-тю. Вместе с квартирами и прочим. Я и не знал вообще, а Настя с мужем и Димкой в Крыму отдыхали.

– Так Нина, бывшая твоя, могла бы вернуться, раз вся семья тут?

– Не вышло. Там свои лимиты. Деревенских возвращают, городских - нет.