Смерть императора

– Это не те ли денежки, что нашли в развалинах дома Александра? – спросил Кука так же шепотом. – Говорят, твои легионеры их сперли.

– Ничего подобного. Они просто положили их в надежное место, – парировал Приск. – А то вокруг шляется столько всяких оборванцев. А Тиресий в провидческом сне их обнаружил. Ну и первым наместнику доставил.

– О… я бы отдал серебряный денарий, чтобы поглядеть, какие были у вас с Афранием рожи, когда открыли сундук, а в нем нашлись одни обломки мрамора…

– Давай денарий, я тебе изображу, – предложил Приск.

– Господин, господин, не желаешь ли взглянуть на этого жеребчика, – подкатил к Куке торговец конями, темноликий немолодой то ли грек, то ли полукровка. – Он не слишком молод годами, но такой и нужен в пустыне… Выносливый да послушный.

– Это ты про себя говоришь?

– Вон про того вороного! – Торговец указал на жеребца в загоне.

Кука сморщился, всем своим видом показывая, что скакун ему не нравится.

– Да это просто старая кляча! – возразил он.

Но, судя по тому, как хитро прищурились глаза преторианца, Приск сразу понял – Куке жеребец приглянулся. Однако симпатия эта пока не была взаимной – едва Кука подошел, конь начал фыркать, взбрыкивать и показывать свой норов.

– И сколько? – спросил Кука равнодушно.

– Семьсот денариев…

– Да ты с ума сошел… Да я слона за такую цену куплю. Даже двух. – И, загнув два пальца на правой руке, изобразил – двести.

От подобной наглости торговец конями на миг онемел.

– Да поразит тебя стрелами Меркурий…

– У Меркурия нет стрел…

– Есть… он спер перун, мечущий молнии, у Юпитера, – заявил торговец, неплохо разбиравшийся во взаимоотношениях богов Эллады. – Как раз для таких случаев, чтобы поражать всяких проходимцев, что мешают честным торговцам делать свое дело. И мне, Менелаю, просто стыдно сбавлять за этого красавца цену. – Шесть сотен и еще пятьдесят.

Кука пожал плечами и добавил жестом левой руки еще пятьдесят.

– Пожалуй, мы успеем пообедать, прежде чем они договорятся, – шепнул Приск Малышу.

– А ты не будешь торговаться? – удивился Малыш.

– Пусть Кука противника сначала измотает – так это делают теперь в бою ауксиларии. А уж потом наступит черед легионов.

* * *

Вернувшись с рынка верхом на Урагане, Приск с изумлением увидел у ворот виллы Менения. Парень был не в форме вигила, а в обычной тунике и накинутом поверх плаще. За плечами висел дорожный мешок на коротенькой фастигате [39] .

– Что-нибудь случилось? – спросил Приск.

39

Фастигата – палка, на которой солдаты носили поклажу.

– Я хочу тебе служить, трибун.

– Но ты же вигил.

– Я – свободнорожденный, значит, могу уйти со службы. Потеряю льготы – невелика беда. Но если ты попросишь – меня вмиг отпустят.

– И почему ко мне? Хочешь поступить в одну из тысячных когорт? Я замолвлю словечко.

– Нет, лично тебе хочу служить. Таких людей, как ты, я никогда прежде не встречал. Потому колоном [40] могу у тебя стать.

– А почему не хочешь поступить в когорту?

40

Колон – здесь денщик.

– Я бы пошел… – Менений замялся. – Но сам посуди, служить придется двадцать пять лет. А то и двадцать шесть – отставка бывает раз в два года. – Ага, значит, парень все же подумывал о военной службе, но так и не решился. – Ну и что мне потом останется после двадцати шести лет? Я здесь в Антиохии пробыл на службе три года. И живу и служу в самом городе. Люди щедрые, и богатеи всегда благодарят даже за маленькие услуги. Сейчас оно, конечно, иначе – время тяжкое. Но пройдет год-другой, и беды забудутся. Станет Антиохия, как прежде, золотая и богаче прежней.

Менений хотел что-то добавить, но закусил губу, сообразив, что и так сказал много лишнего. Потому как «благодарность» горожан вполне можно было расценить как примитивное мздоимство. Несчастные нынешние времена были благом для вигилов – им платили за охрану разрушенных домов от грабителей, выкупали найденные драгоценности, могли дать взятку за место в очереди на раздачу бесплатного хлеба и масла. Да мало ли еще о какой услуге попросят несчастные – если кто сохранил на поясе или запястье кошелек. Торговцы, что везли в город товары, тоже были щедры в расчете на барыши и оплату из императорской казны. И все же была одна награда, которая стоила куда дороже всех этих благ.

– Надеешься, что, поехав со мной, выслужишь римское гражданство? – прищурился трибун.

– Да, я знаю, такая награда без службы в ауксилариях только для особых… для героев… Слышал, в дакийскую войну вся когорта бриттов получила почетную отставку с римским гражданством на тринадцать лет раньше срока. Но твой патрон – он же может меня наградить?

– Поручение это опасное, – уточнил Приск. – И я не ведаю – стоит ли оно гражданства.

– Я знаю об опасностях. Но о тебе говорят, что ты удачлив в своих начинаниях, трибун. И чего ни попросишь, то наместник тебе сделает.

Приск задумался. Наградить-то Адриан может. Но только… награду эту надо обговорить заранее. Впрочем, Приск был уверен, что Адриан пообещает все что угодно сейчас – когда Приск и его спутники отправляются в путь, хоть гражданство для Менения, хоть для Приска – звание легата. Но сдержит ли он потом данное слово перед теми, кто вернется? Хотя – и это почти наверняка – вернутся далеко не все.

– Может, я и удачлив… – согласился Приск. – Но только не всем моим спутникам благоволит Фортуна. Я из опасного дела вернусь. А вот ты – не знаю.

– Я тоже точно вернусь! – заявил Менений. – Мне предсказание было, что я доживу до семидесяти лет.

– Ну тогда считай, награда уже твоя… – хлопнул Приск по плечу бывшего вигила.

«А что бы ты хотел получить в награду?» – спросил сам себя Приск.

И сам же себе ответил – ничего… я больше ничего не хочу…

Потому что то, о чем он мечтал, ему не способен дать ни один человек в этом мире. Нет ни у кого такой власти…

Часть III Несколько дней из жизни провинции вдали от войны