Смерть императора

– Найдем, – пообещал ветеран.

– Тебе хватит денег, что мы собрали? – спросила женщина. Она была обстоятельна во всем.

– Я экономен, – отозвался бывший легионер.

* * *

Вилла Нигрина утопала в зелени и выглядела ухоженной, будто молодая женушка старого банкира. Принаряженная, с новенькими воротами. Секст постучал.

– Чего тебе? – высунулся смуглый привратник – выше Секста на целую голову и шире в плечах раза в полтора.

– Работу ищу… – отозвался Секст. – Я – ветеран. Вышел в почетную отставку, а денег – ни квадранта. Мог бы за еду охранять виллу.

Раб, решивший в первый момент гнать подальше попрошайку, глянул на жуткие шрамы, потом – на военные калиги – и передумал.

– Стой здесь, сейчас спрошу вилика – надобна ли ему твоя служба, – пробормотал привратник.

Он уже хотел закрыть ворота, но тут внутри послышался оклик:

– Громила, открывай ворота, осел, я еду в город!

В следующий миг ворота широко распахнулись, и шесть здоровенных носильщиков вынесли изящную лектику. Занавески были откинуты, и внутри сидела женщина ослепительной красоты. Лет ей было около двадцати трех – оливковая кожа, густые вьющиеся волосы, уложенные в сложную прическу с лентами из расшитой золотом ткани. Уроженка Востока, доставляющая удовольствия знатному и богатому римлянину. Рядом в лектике сидела миленькая девочка лет восьми. Кругленькое личико с мелкими чертами, бледные щеки. Девчонка покашляла в кулачок и виновато поглядела на старшую спутницу.

– А это еще кто? – спросила красавица, глядя на ветерана с любопытством – но без тени презрения или снисходительности, чего можно было ожидать от подобной красавицы.

– Отбою нет от бродяг, прекрасная Арсиноя, – пожаловался привратник.

– Ветеран Пятого Македонского Секст Молчун, ныне пребываю в нищете, – отрекомендовался тот, кого назвали бродягой.

Женщина окинула Секста внимательным взглядом.

– Что-то не похож ты на нищего. Упитан. И туника хотя и грязная, но не ветхая. – Женщина улыбнулась, гордясь своей проницательностью.

– Ну я не настолько нищ…

– И чего же тогда ищешь? Что можешь?

– Охранять тебя, прекрасная госпожа.

– Охранять? – Арсиноя на миг задумалась. – И скольких же ты сможешь побить?

– Если будет у меня оружие – троих одновременно.

– У них тоже будет оружие, – напомнила Арсиноя. – И очень грозное.

– Это неважно.

– Хорошо, поглядим. Только в лектике тебе рядом со мной и с Авидией – не место. Ступай за мной. И если правда то, что ты говоришь, – я найму тебя.

Носильщики скорым шагом направились по дороге – следом за красавицей из ворот усадьбы выехали двое конных – один в греческом платье, судя по всему, кто-то из господ, второй – явно слуга, скорее всего, вольноотпущенник. Носильщики буквально неслись, так что конным пришлось перейти на рысь. Молчун же шагал рядом с носилками и не отставал.

– Почему ты в отставке, Молчун? – спросила Арсиноя. – Разве нашему императору не нужны опытные бойцы.

– Мои раны почти год не заживали, пока кусок обломившегося железа не вышел наружу вместе с гноем, – отозвался Молчун. – Легионный медик решил, что мне уже не встать на ноги, и я вышел в отставку.

– Ты назвался ветераном, отставка была почетной [42] . Значит, ты должен был получить награду… Почему же ты так бедствуешь?

– Лекари обобрали меня не хуже африканской саранчи. Да еще алтарь богам по обету поставил из мрамора.

– Но ты все же вылечился…

– Да, слава Асклепию и Гигее… Ныне я – здоровый бедняк.

– Главное, что ты здоров… а я попробую сделать тебя чуть-чуть богаче.

* * *

Тот квартал города, куда направилась прекрасная Арсиноя, оказался весьма сомнительного свойства – напоминал он почти что в точности римскую Субуру [43] . Здесь было полно лавок, торговавших тканями и едой, лупанариев, таверн, а на улице толкались люди, по которым явно истосковались кресты у дорог.

42

Легионер, выходивший в почетную отставку, то есть отслуживший полностью срок, получал наградные деньги и зачастую – надел земли в провинции, где служил. В отличие от тех, кого увольняли из армии из-за болезни, ран или нарушений раньше срока.

43

Субура – квартал в Риме, известный своими лупанариями (борделями).

В этот утренний час обитательницы лупанариев еще спали, зато за столами в тавернах и прямо на улицах под навесами сидело немало люда с лицами самыми зверскими. Человек шесть собрались возле игроков в кости, что расположились на ступеньках святилища Деметры и Коры, коих в Эпире имелось немало.

– Эй, Кабан, – окликнула смуглого здоровяка Арсиноя. – Не хочешь заключить пари?

– С радостью, прекрасноликая Арсиноя. А что будет ставкой? Ночь с тобой, славная гетера?

– Я всегда выбираю сама, кто проведет со мной ночь, и в моем списке нет твоего имени, Кабан, как это ни печально для тебя. Но ставка будет сто денариев.

– За сто серебряных монет я найду гетеру, хотя она наверняка будет уступать тебе, Арсиноя. – Кабан неожиданно проявил поразительную вежливость. – О чем же пойдет спор?

– Видишь этого парня? – Арсиноя указала на Молчуна. – Так вот: ты можешь выставить против него троих своих бойцов. Оружие любое. А он их побьет.

– Ты серьезно, Арсиноя? – Кабан расхохотался. – Нигрину, верно, некуда девать свои миллионы, и он дарит их тебе, чтобы ты спускала его денежки. А чем будет драться твой парень?

– Тем, что при нем. Так ты принимаешь пари? – слегка изогнула черную бровь Арсиноя.

– Конечно, детка! Кто ж откажется от даровой сотни денариев!

Собравшиеся вокруг зеваки поддержали шутку Кабана громким ржанием.

– И сколько же ты ставишь? Думаю, ты должен поставить триста денариев, раз – выставляешь троих бойцов.

– Сотня против твоей сотни.

– Ты не уверен в победе? – Бровь Арсинои приподнялась еще выше.

– Ладно, три сотни, так и быть. Но никаких претензий, когда мои герои прикончат твоего старикана. Сама его будешь хоронить.

Кабан повернулся к своим друзьям:

– Тирон, ну-ка, живо, беги за Тощим, Уродом и Сикой. От выигрыша каждый получит по десять монет.

Паренек, которого кликали Тироном, умчался – нырнул в узкий проход между лавками и исчез.

Парни, что метали кости, прекратили игру, проигравший отсчитал монеты победителю, и игроки вместе с бывшими зрителями принялись расставлять вокруг небольшого пятачка мостовой скамьи. Похоже, подобные импровизированные бои в этом квартале происходили часто.

Молчун тем временем сбросил плащ – и в руке у него оказался гладиус. Как он его спрятал в складках одежды – оставалось тайной.

В этот момент и появилась выбранная Кабаном троица. Тощий оказался совсем не худым и длинным – а пропорционально сложенным атлетом, упитанным, с обнаженным торсом. Широкий кожаный пояс и шелковая набедренная повязка были явно частью наряда гладиатора. На шее у парня блестел бронзовый ошейник. Скорее всего, Кабан сдавал Тощего для местных забав в домашних схватках перед очами богачей время от времени. Молчун заметил два шрама на груди слева: значит – парень не слишком силен в защите. Но везунчик. Умеет уклоняться и получать лишь глубокие царапины, а не опасные раны. Работал Тощий мечом и щитом – щит был слишком велик и тяжел – это сразу отметил ветеран, а меч – длинен, но качество металла вызывало сомнение – если судить по иззубренности клинка и тому, как он был искривлен.