Смерть императора
Шрифт:
– А, вот и наш беглый трибун! – послышался из-за камней веселый голос.
Небольшая загородка из веток и кожаных шкур отодвинулась, и наружу выступил Кука:
– Как я рад тебя видеть!
– А уж как я рад! – Приск соскочил на землю и обнял товарища. Шагнул внутрь ограды и огляделся.
К нему навстречу спешили Фламма и Менений, Малыш, чуть приотстав, тоже двинулся следом. Голова фабра была обмотана тряпкой, но, судя по всему, рана незначительная, потому как Малыш почти догнал своих товарищей. Еще один из фабров Малыша лежал на земле и лишь приподнялся. Все кликали этого фабра Клещом – за
Живы, живы – сердце трибуна радостно забилось. Э, кто сказал, что под руинами все тлен и прах? Мы еще все отстоим и все отстроим заново! Приск стиснул Куку в объятиях и невольно охнул – боль тут же вспыхнула в ребрах и затылке.
– Это ведь была засада, – сказал трибун – впрочем, утверждая, а не спрашивая.
– Да, приятель, после того как нас засыпали стрелами, я это сразу понял, – подтвердил Кука. – Я же говорил вам, тупоголовым, – обернулся преторианец к товарищам, – надо ждать здесь, и трибун вернется.
Тупоголовые в ответ согласно закивали.
– Я всегда в него верил! – кинулся обнимать старого контубернала Фламма. Уклониться не удалось, боль в затылке опять вспыхнула и не сразу отпустила. Однако Фламма сжимал трибуна крепко-крепко и не дал покачнуться.
– А где Тарук? – Приск наконец освободился от объятий библиотекаря.
– Парня больше нет, Гай. Он свое прожил. Как и двое фабров Малыша.
Приск стиснул зубы. Потери в бою бывают почти всегда, бескровная победа – большая редкость. Но эти смерти были нелепы, и ответственность за них нести трибуну.
– Когда ты умчался в погоню, на нас через ограду кинулось еще с десяток варваров, – рассказывал тем временем Кука, по своему обыкновению яростно жестикулируя. – Я думал в ту ночь: закончим точно, как Красс под Каррами. Но мы отбились… Эх… – Он что-то хотел добавить, но лишь отчаянно махнул рукой.
– Красса, помнится, прикончили во время переговоров. Ты что, вел переговоры с шайкой грабителей? – подивился Приск.
– Как ты такое мог удумать, Гай! Они засыпали нас стрелами… – будто град железный летел – вот что я имел в виду. Но мы снова мгновенно сделали черепаху и…
– Как все было? Расскажи по порядку.
Тем временем Менений забрал у Приска Урагана, снял удила и позволил напиться.
– Четверть часа сражения. Слава богам – мы были начеку и не разбрелись кто куда. Но, прежде чем они напали, я пришиб того улыбчивого старичка, что подал им знак.
– Погоди… А Дионисий? Грек не спасся?
– Да по его спине, почитай, с десяток лошадей проскакало.
– Говори дальше… – нахмурился трибун. Гибель грека расстраивала все его планы и делала почти бессмысленной дальнейшую поездку. Но и возвращаться было некуда – разве что в объятия разъяренных хатрийцев.
– Да что говорить! Многих мы убили, но они сумели все же развалить нашу черепаху. Вот тогда и погибли один за другим два фабра.
– Тарука потом… – уточнил Малыш. – А фабры полегли последними.
– Канес коней оборонял. Скакуны ему были дороже своей жизни. Он троих положил. Слава
богам и Канесу, лошадки все уцелели, – похвалил легионера Кука. – Так что нам есть на чем дальше ехать.– Моего фабра проткнули насквозь, а парень еще прирезал после этого двоих, – вмешался Малыш.
– Помнишь, как в Дакии один центурион, вызнав у медика, что рана его смертельная, ринулся вновь в битву даков бить, – спросил Кука. – Вот так и наш фабр. Герой. Но в конце мы бились уже почти что на равных… И одолели. Как же иначе! Я ж центурион преторианцев – так уж варваров побить мне – будто по Форуму прогуляться!
Приск покачал головой. Победы редко бывают бескровными. Разумеется, он мог не преследовать всадников. Но было ли от этого лучше – варвары могли вернуться, и тогда на них напали бы с двух сторон.
– Менений подстрелил какую-то животину утром. Не хочешь отведать?
Все уселись у потухшего уже костра. Кука разрезал тушку на несколько частей, протянул кусок трибуну. Пили вино неразбавленным. Приск задумался. Победа уже не казалась столь бесспорной. Хотя… наверное, полководец не должен думать о потерях. «Ого? Ты уже считаешь себя полководцем?» – ехидно спросил он сам себя.
– Все не так плохо… – решил Приск. – Вот только мы и полдороги еще не прошли, а проводника нет. Двоих потеряли, двое ранены. И Дионисий погиб… Я же рассчитывал на него… Он должен был представить меня в Селевкии Пакору как Илкауда, посланца Хатры. Как мне теперь без его помощи убедить старого царя открыть ворота римлянам?
– Значит, ты это сделаешь без Дионисия… Ты же у нас голова! – пробормотал Кука с набитым ртом. – Или вон пусть Малыш скажет, что он Дионисий.
– Я? – изумился фабр. Но Кука не счел нужным даже отвечать, раз Малыш не понял шутки.
– Ну хочешь, я изображу Дионисия? Я же похож на грека.
– Ты похож на мулата.
– Ты говорил, что старик слеп, как крот. Какая ему разница – грек я или мулат? Он меня что, щупать будет? Вот это нет… Этого не дождется.
– Значит, вы сидели здесь и ждали меня? – уточнил Приск, решив, что обдумает визит к Пакору, когда окажется в Селевкии. Сейчас главное – до этой Селевкии добраться.
– А что было делать? Идти в пустыню искать след? Без Тарука это дело безнадежное. Мы немного поискали утром. Нашли четырех мертвяков, твою спату и вернулись. Дальше ехать не отважились. Только заблудились бы. Единственный расчет был на то, что ты сообразишь вернуться. Дали тебе на это пять дней. На шестой бы ушли. И ты сообразил. Правда, не слишком быстро.
– Так ты нашел мою спату?
– Угу. – А почему молчишь?
– Я просто думал – не оставить ли спату себе, коли ты ее выбросил.
Вместо ответа Приск протянул руку. Кука демонстративно вздохнул, поднялся и вытащил из тюка с вещами спату трибуна.
– А где тела? Тарук? Фабры?
– Мы их похоронили, трибун, – отозвался Малыш. – Зарыли в песок. Жечь не стали – погребальный костер враз бы заметили. Их вещи сложили в мешок. У одного были с собой монеты – отдадим по завещанию.
– Они хорошо служили… – сказал Приск.
Он был не мастер надгробных речей. Да и что он знал о погибших фабрах? Только то, что они в самом деле хорошо служили, были дисциплинированны и смелы, на них можно было положиться.