Смерть композитора. Хроника подлинного расследования

После разговора о лесах и озёрах, видимо, довольно продолжительного, следователь Гнатив вновь вернулся к вопросу об отношении Владимира Ивасюка с женским полом, а конкретно, с Софией Ротару. То ли понял, что забыл поинтересоваться конкретно этим, то ли решил проверить, не сообщит ли свидетельница на сей счёт нечто малоизвестное. Татьяна Жукова ничего неожиданного не ответила: «С Ротару у Володи были чисто творческие отношения.» Разумеется, следователю надлежало поговорить со свидетельницей и о финансовом положении её близкого друга. Всё-таки, сбережения Владимира Ивасюка по тем временам были не просто очень большими, а исключительными. Напомним, у него на сберкнижках хранилось порядка 44 тыс.рублей – для того времени это была колоссальная сумма.

К вопросу о деньгах Владимира следователь возвращался дважды с некоторым интервалом. Если суммировать сказанное Татьяной, то ответы сводились к следующему: «О своих сбережениях Володя мне никогда не рассказывал и я у него не спрашивала. У меня свои деньги были. Я догадывалась, что у него есть сбережения. (…) Если мы с ним посещали кафе или ресторан, то рассчитывался Володя. (…) Володя к деньгам был очень бережливым. Занимал деньги он только близким людям. За последнее время родители выдавали деньги Володе, если так можно выразиться».

Признаюсь, последняя фраза аж резанула глаз. Ну в самом деле, мужчине уже 30 лет, он самостоятельно заработал своё богатство, причём богатство настоящее, без оговорок… что значит, «родители выдавали деньги»?! Получается, родители контролировали кошелёк сына?

Это очень нехороший сигнал. Почему такое вообще стало возможным? Владимир Ивасюк – благоразумный, адекватный, полностью дееспособный мужчина, почему со стороны родителей имела место подобная опека, скажем прямо, недопустимая? Можно, конечно, заподозрить, что косноязычный Гнатив в очередной раз криво записал слова Жуковой… читатель сам может видеть, как тужится бедный следователь, пытаясь настрогать пару-тройку понятных фраз! Честное слово, ему бы в Сизифы пойти работать, камни в гору катать – это получилось бы лучше, чем протоколы строчить. Но думается, что мы имеем дело вовсе не с криворукостью гражданина Гнатива.

Некоторые настораживающие в этом отношении моменты проскальзывали в материалах уголовного дела и ранее. Например, до некоторой степени удивительной показалась калькуляция последней поездки Владимира в Хмельницкий, которую выдала мать композитора во время допроса. В своём месте фрагмент этот цитировался. София Ивановна очень точно подсчитала денежные суммы, которыми располагал сын до поездки на конкурс, после возвращения и перед выходом из дома около 13 часов 24 апреля, когда мать его видела в последний раз. Такая осведомленность о ситуации в чужом кошельке не то, чтобы покоробила, но… обратила на себя внимание.

Для сравнения, автор считает возможным сослаться на собственный жизненный опыт – в том же самом 1979 г родители не знали сколько денег в моём кошельке. Конечно, я был школьником и у меня не было 44 тыс. рублей на 4 сберкнижках, но родителей в принципе не интересовало сколько у меня денег – 2 рубля или 3, понимаете? Другой любопытный момент – это отдых Владимира Ивасюка с родителями на море. Понятно, что сын должен уделять время родителям, находить возможности для помощи им и всемерной поддержки, когда в этом возникает потребность, но и отдыхать самостоятельно он тоже должен. Начиная с определенного возраста человеку необходима свобода и приватность и, говоря по совести, прочитав о двухнедельном ежегодном отдыхе с родителями на море, возникло ощущение, что с личной свободой и приватностью у Владимира Ивасюка дела обстояли не совсем так, как следовало. И вот теперь «родители выдавали деньги»…

Ладно, вернёмся к протоколу, тем более, что дальше оказалась затронута тема в высшей степени важная для следствия. Речь зашла о склонности Владимира Ивасюка выпивать и сказанное Татьяной Жуковой прозвучало диссонансом по отношению к тому, что говорилось об этом ранее родителями композитора. Итак, цитата: «Ещё до болезни, то Володя любил выпивать (так в оригинале – прим. А.Р.). Он мог прилично выпить. Его окружали творческие работники, которые употребляли много спиртного и Володю в это втягивали. Чтобы себе „пробить“ что-либо в творчестве, Володя должен был тоже угощать спиртным некоторых работников и сам втягивался в это».

Что ж, теперь мы видим перед собой живого человека. В Советском Союзе важно было пить, многие дела действительно решались только через спиртное. Важно было не просто иметь знакомства – нужные связи тогда назывались подзабытым ныне словом «блат» – куда важнее было уметь их поддерживать. И совместная выпивка – это один из лучших способов поддержки полезных отношений, своеобразный индикатор взаимного расположения, уж коли с тобой пьют, значит, ты – свой, с тобой считаются и тебя уважают. Сложно было делать карьеру, не выпивая, и Ивасюку волей-неволей, а пить приходилось.

Несколько ниже Татьяна заговорила о поведении Владимира в состоянии алкогольного опьянения. Процитируем её слова: «Раньше, когда он употреблял спиртное, то я замечала странности в его поведении. За последнее время Володя не употреблял спиртного. Иногда он употреблял в малых дозах „Шаманское“ или пиво. Врачи говорили и сам Володя говорил, что ему нельзя пить.» Вот так – пил спиртное и как-то чудил, только вот мама почему-то ничего не замечала! Или замечала, но не посчитала нужным сообщить на допросе? Вопрос, впрочем, риторический.

Из показаний Светланы Федорченко мы знаем, что незадолго до трагической гибели Ивасюка имела место его стычка с уличными хулиганами. Участницей этого инцидента являлась и Татьяна Жукова, а потому безусловный интерес представляет её рассказ о происшествии. Свидетельнице был задан соответствующий вопрос и она показала следующее (стилистика оригинала сохранена): «Володя мне никогда не высказывал, что ему кто-либо угрожает. Был случай 15 апреля 1979 г когда мы шли по ул. Институтской и шли 2 грузина и один молодой парень. Один из них разбил бутылку „шампанского“. Мы сделали им замечание, они стали говорить грязные слова. Когда мы находились в трамвае и один грузин стал оскорблять нас, Володя двинулся на него, этот парень схватил Володю за куртку и у него отлетели пуговицы. На второй остановке мы сошли, чтобы не связываться с ними. Этих ребят я не знаю.»

Как видно, про нож в кармане одного из скандалистов и угрозу «порезать» Татьяна ничего не сказала. Строго говоря, сие ничего не значит – она могла эти мелочи упустить в минуты конфликта в силу самых разных причин – невнимательности, гнева, адреналин, опять же-шь, в крови бурлил. Никаких особых выводов из её рассказа сделать нельзя, можно лишь отметить, что градус алармизма в её словах несколько ниже, чем в показаниях Светланы Федорченко.

Выше упоминалось, что Людмила, родная сестра Татьяны Жуковой, страдал какой-то нервной болезнью и даже приезжала во Львов для лечения. Это обстоятельство послужило причиной довольно любопытного зигзага в ходе допроса. Слово Татьяне: «Однажды я стала советоваться с Володей по поводу болезни своей сестры и стала ему рассказывать, что она была в таком состоянии, что хотела покончить жизнь самоубийством, и может ли быть так, что она покончит с жизнью? Он мне стал объяснять, что действительно бывают такие симптомы, что человек собой не владеет и не может руководить собой и может в таком состоянии совершить самоубийство. Был случай, когда мы шли с Володей с кино и обсуждали картину, в которой показывали самоубийство, то Володя стал мне говорить, что если бы он захотел покончить жизнь самоубийством, то он бы так это сделал, что никто бы не узнал. Я придала этому значение, т.к. он лечился от нервной болезни.»

Другими словами, даже Татьяна Жукова, женщина очень далёкая от криминальной психологии, в ту минуту поняла, что слышит нечто очень важное. И это на самом деле так. В любой работе по суицидологии можно найти указание на то, что на этапе принятия мысли о самоубийстве и выбора способа лишения себя жизни, человек пытается собрать информацию о задуманном деянии. Для этого он заводит с окружающими соответствующие разговоры, читает книги, в которых затрагивается тема ухода из жизни, смотрит и обсуждает подходящие фильмы. Подобный сбор информации может как сопровождаться разнообразными жалобами (на жизнь, здоровье, неразделенную любовь и пр.), так и обходиться без них. После того, как замысел окончательно оформится и алгоритм необходимых для самоубийства действий будет выработан, потребность в обсуждении каких-либо деталей самоубийства пропадёт. Можно сказать так: чем ближе самоубийца к лишению себя жизни, тем меньше он говорит о суициде, точнее, он вообще перестаёт эту тему затрагивать в какой-либо форме.